Теперь следовало вернуть все как было, ну или почти как было — по меркам обычных шаттлов, тоже уклонявшихся от атак, такой возврат к прежним параметрам орбиты после маневра уклонения был невиданным расточительством, но термоядерный двигатель это мог.
Корабль энергично развернулся и последовала новая волна перегрузки. Шаттл мчался к Южноамериканскому континенту, на котором располагался «Лакайль» точно такой же ракетодром, как и в SSSF. Там же имелась и оборона, не уступавшая сибирской. По плану она и должна была предпринять первую атаку на шаттл, хотя и преждевременные действия предпринятые «Джозефом Байденом» не являлись признаком слома первоначального плана — вероятность такой активности вполне допускалась. В конце концов, в наверняка воцарившейся неразберихе командир противоракетной обороны крейсера мог усмотреть в непонятном шаттле угрозу летевшему над Атлантикой штабу.
Завирдяев глубоко вдохнул, ощупал камеру, сжатую в руке и выдохнул. Прежний настрой сподвигавший снимать видео как-то улетучился. Предстояло пройти южноамериканский позиционный район с его «Амандами» и их лазерами, с низкоорбитальных дистанций способными попортить оптику. Завирдяев опустил светофильтр и приготовился к новым маневрам.
Глава 42Подход к Азиатскому Региону
Во время прохода над Антарктидой высота стала уменьшаться. Злополучный позиционный район, располагавшийся в Южной Америке остался позади и даже AMANDA, которая, как оказалось из сообщений AI, была способна сканировать пространство вплоть до лунной орбиты, была теперь не опасна — кривизну земной поверхности ее излучению было, понятное дело, не преодолеть.
Однако предстоял очередной баттхерт, куда более пугающий, чем преодоление позиционного района. Предстояло задействовать ионную установку по ее основному военному предназначению. Корабль шел по направлению к Азиатскому региону, до которого, впрочем еще было более десяти тысяч километров.
Завирдяев уже успел отправить видеосообщение довольно туманного, но и угрожающего характера, не обещавшее атаковавшим его наземным силам ничего хорошего. Его, это сообщение и должны были интерпретировать как угрозу удара по Лондону. Повторного и по-настоящему разрушительного. Мастера таких интерпретаций сейчас уже наверняка делали свою работу, сидя в студиях ведущих телекомпаний. Угрожающему имиджу теперешнего Завирдяева вполне способствовало красное, отекшее после перегрузок лицо.
Высота снижалась довольно энергично. Если бы все так пошло и дальше, то корабль не дотянул бы до азиатского региона и весьма нестандартно вошел бы в атмосферу, что было ничем не лучше, чем попасть под удачную атаку противоракетной обороны.
Вообще шаттл с его угловатыми выступами был способен к гиперзвуковому полету и маневрам на высотах в окрестностях линии Кармана, но входу в такой режим полета должно было предшествовать торможение и выбор соответствующего угла атаки.
Сейчас предстояло исполнить совсем другой маневр. AI плавно чуть развернул корабль и на короткое время включил малые двигатели — это были даже не те, что поднимали корабль при старте, а еще более малоразмерные, размещавшиеся в тех же выступах.
В который раз включилась ионная установка. Картинка на экране теперь была несколько иная. Судя по схематичной диаграмме, ионные струи вправду взаимодействовали с атмосферой, словно струя дыма выпущенная навстречу ветру. Только скорости и дистанции пролета ионного газа были совсем другие. Включение магнитного поля довольно быстро сформировало вокруг корабля желтоватый прозрачный кокон.
Теперь на экране можно было видеть, как облако съежилось в деформированный вытянутый и говоря строгим научным языком тороидальный кокон, хотя на бублик это ну никак не походило. Диаметр кокона составлял около полутора километров и медленно уменьшался. Высота полета составляла сто пятьдесят пять километров и также медленно сбрасывалась. Не так энергично, как до маневра, но уменьшалась.
Тридцатью километрами ниже располагался тот уровень, на котором старые P-шаттлы окутывались агрессивной плазмой, скоростным ее потоком, от которого шаттлы были защищены лишь слоем хрупкого силикатно-полимерного материала.
Сейчас корабль неуклонно двигался к этой отметке. Завирдяев сейчас испытывал ту гамму эмоций, которую наверняка испытывал боявшийся авиаперелетов человек, сидевший в лайнере, попавшем в турбулентность.
Когда-то Завирдяев такое наблюдал, причем ни один раз, и это было довольно забавно. Сейчас он успокаивал себя лишь той мыслью, что те полеты также были на борту машин, которые не в силах были предоставить тех гарантий, что развалюха-автобус, катающийся исключительно по сельским дорогам где потряхивало точно так же как и при турбулентности, но упасть можно было разве что с обочины.
Прекрасные лайнеры не способны тягаться в плане безопасности с автобусом только потому, что они летают, а не ездят. Тем не менее, в трясущемся от прохождения через турбулентные участки салоне можно спокойно сидеть и что-нибудь попивать. Чем шаттл хуже?
Утешение действовало слабо. Высота снизилась до ста двадцати двух километров и двигательная установка дала импульс, компенсировавший потерю скорости и скорректировавший вектор — падение высоты сошло на нет.
Ионный экран теперь принял какую-то трудно описываемую форму с приплюснутым низом — визуально это не было видно, была лишь диаграмма на дисплее. Жилы ионных потоков, удерживаемые магнитными линиями, брали на себя удары свободно носящихся в своем броуновском движении атомов и молекул, увлекали их в свое течение и надежно защищали корабль. Высокоскоростной набегающий поток размывался и не достигал обшивки корабля.
Разряженная околокосмическая атмосфера на таких скоростях представляла собой нечто трудновообразимое для человека, привыкшего наблюдать процессы, происходившие в более привычной атмосфере, даже летчику.
Ионный кокон имел также трудно представимые характеристики — несмотря на эффектное свечение и огромные размеры облака, расход жидкого расплавленного натрия был смехотворен — не более, чем поток бензина в двигатель мотороллера. Это был мир хоть и привычно выглядевших земных машин и механизмов, но совсем других физических параметров окружающей атмосферы и рабочих процессов.
С одной стороны атмосфера была настолько разрежена, что являла собой сборище довольно независимых друг от друга частиц, очень редко сталкивающихся друг с другом. Никакая аэродинамика в таких условиях не работала.
Например, просто взять известную подъемную силу самолетного крыла и разделить ее на несколько тысяч не являлось правильным решением. Такая несостоятельность классической аэродинамики проявлялась уже на скоростях и высотах куда более скромных, чем орбитальные — оттого-то гиперзвуковые аппараты с точки зрения менее скоростной аэродинамики выглядели неуклюжими утюгами с угловатыми крыльями, лишенными плавности сечений.
Второй особенностью этой нестандартной аэродинамики и физики было то, что высокоскоростной поток разреженного газа проявлял свое разрушительное воздействие довольно неожиданным образом.
Металлическая деталь вроде пластинки или антенны, выставленная в такой поток, не ломалась и не уносилась прочь — поток не был в силах деформировать препятствие, однако воздействовал на него совершенно неожиданным образом — металл словно подвергался какому-то невидимому излучению и таял на глазах. Вернее было сказать испарялся.
Так в фантазиях киноделов и даже мультипликаторов выглядело воздействие какого-то очень свирепого химиката, правда, здесь был ишь незримый поток атомно-молекулярной дроби.
Вышло ли это случайно, или подсознание дотянулось до каких-то рычагов в голове, но за пару месяцев Завирдяев посмотрел фильм про шаттлы. И вот все это неизбежно бы встретило «жестянку, утепленную кремниевым синтипоном», то есть корабль, если с магнитной системой что-то бы пошло не так. Впрочем, термоядерную мощь двигателя также удерживали и направляли магнитные поля и без них он бы рванул. Куда сильнее, чем летающие полицейские машины в самых смелых фантазиях их ненавистников.
Как бы то ни было, Завирдяеву все же удалось подавить беспокойство. До условной границы Азиатского Блока оставалось пять тысяч километров. Корабль в очередной раз сманеврировал — плазменный кокон, вместо шаттла взаимодействовавший с атмосферой понемногу растрачивал энергию полета, конвертируя ее в свой разогрев, свечение и тысячекилометровый ионизированный след — по небосводу мчалась самая настоящая комета.
В какой-то момент высота полета снизилась настолько, что на несколько сотен метров стала менее отметки сто десять тысяч метров. Проход на такой малой высоте и при этом на орбитальный скорости по идее являлся надежной защитой от атаки со стороны противоракетной обороны противника.
Противоракеты, перехватывающие баллистику были бессильны против корабля несшегося на таких малых высотах так, словно он на орбите и при этом маневрировавшего. P-шаттлы тоже рассчитывали на подобный принцип, но свои сверхнизкоорбитальные маневры они осуществляли на скорости, более чем на тридцать процентов не дотягивавшей до обычной орбитальной — так они превращались в гиперзвуковые самолеты. Проходя же над противником по орбите в привычном понимании этого слова они двигались как обычный спутник, пусть и незначительно маневрировавший — довольно заурядная цель. Теперь же летел корабль, который мог энергично маневрировать на сверхнизкой орбите, сохранять при этом скорость и имевший ионную защиту. Помимо всего прочего, при необходимости могучий двигатель в любой момент мог выдернуть корабль с намеченной траектории и увести его на высокую орбиту. Прогресс и превосходство над своими же машинами 2113 года были очевидны.
Еще были прецизионные противоракеты дальнего эшелона, корректировавшие свой полет мизерными импульсами. Понятное дело, они были бесполезны на малых околоатмосферных высотах. Такие системы могли настигнуть шаттлы предыдущих поколений, даже если бы те находились на орбитах близких к геостационарной. Шаттлы уклонялись, но у преследователей помимо микромощных двигателей коррекции были и другие. Успех мог быть у любой из двух сторон — и у атакующей противоракеты и у уклоняющегося шаттла. Так выглядела орбитальная борьба. Беспрецедентная энерговооруженность в случае нового корабля служила самой надежной защитой.