И вообще зачем она здесь нужна? Вообще планировалось, что весь полет со всей его политикой будет осуществлен одним человеком, им, Завирдяевым, а тут…
— Ты здесь откуда? — неожиданно злобно, неожиданно для самого себя, прохрипел он.
— Уже на «ты» что ли? — Как-то неподобающе непринужденно ответила Ландскрихт по-русски.
— Мы на борту шаттла, я прошел два витка и был атакован MDS, было еще много чего интересного, поэтому оставим хорошие манеры… Как вы все это время… Я в своем кресле очень сильно напрягся, а вы где были? И вообще вам следует последовательно рассказать, как так вышло, что вы здесь.
— Расскажу, и, как вы говорите, последовательно, — проговорила Ландскрихт, возясь с ремнями.
Никакого скафандра на ней не было, словно она только что была там, на Земле, в Суперфедеранте, в общем дома, хотя каждый раз, когда язык или мысль порывались называть то недоразумение домом, Завирдяев неизменно себя одергивал.
— Я здесь, на борту, оказалась довольно необычным способом, не так как вы, — начала Ландскрихт, доставая из сумки, которая, как только сейчас заметил Завирдяев, была при ней, портативный компьютер.
Вроде бы этот компьютер был малоразмерным военным ноутбуком, из тех, которые инсталлируются в боевую машину, например как носитель интерлинк-аккаунта. Такие невзрачны и редко задействуют свой собственный простенький дисплей для работы с человеком.
— И сразу, на всякий случай, скажу, что я не ваша галлюцинация, — она потянулась к Завирдяеву и бесцеремонно подергала его за рукав. — Вы ведь наверно, как и любой нормальный человек, пересмотрели кучу фильмов, где космический монстр проникает в космический же корабль… Ну все вот это…
— Ну пересмотрел, хотя не мой жанр, — ответил Завирдяев.
— Ну вот, я тоже такое чудовище, — она подняла обе руки на уровень головы и пошевелила пальцами. — Я это чудовище. Здорово, да?
— Мадам, успокойтесь, когда до меня дошло, когда скрытая память разблокировалась, первые несколько минут я тоже сам не свой был. Вам будет легче, я с вами. О чем они только думали, могли бы меня нормально проинформировать. — Завирдяев довольно недвусмысленно изобразил некоторое раздражение по отношению к организаторам. — А вообще забавно, сидим тут в этой жестянке и друг друга убеждаем, что голова все еще на месте, вы меня, что вы не галлюцинация, я делюсь с вами опытом того, как приходить в себя после разблокирования памяти.
Ландскрихт тем временем прилаживала компьютер, то и дело дружелюбно поглядывая на Завирдяева и кивая.
Однако за то время, пока он произносил свою умиротворяющую речь, он начал ощущать, как, словно из-за спины, подкрадывается тот давно забытый страх. Необъяснимый, иррациональный, как во сне, да и смешно сказать, в детстве.
Можно испытывать страх, когда прячешься в проеме стены от банды ополченцев СФС, или КАНАР… да хоть германской солдатни — это одно. Все это угрожает вполне известными неприятностями. Известными и хорошо понятными.
Еще можно испытывать страх от встречи со змеями да хоть с сороконожками — тут каждый человек кто во что горазд, но и тут есть логика — страхи все эти вшиты в генетическую память самой природой и сообщают примату, даже научившемуся, в отличие от менее способных родственников, убивать себе подобных с помощью металла и огня о том, что змея может смертельно укусить а если сожрать сороконожку, точнее какую-нибудь сколопендру, то можно потом слечь не встать.
А есть еще иррациональные страхи, которые мечтает освоить каждый кинодел — это когда стоишь в ночном поле и просто боишься воя ветра, хотя прекрасно понимаешь, что никто и ничего тебе не угрожает. Или точно так же боишься непонятно чего, проснувшись посреди ночи и пряча голову под одеяло. И ноги, чтобы нечто не увидело, как они торчат из укрытия. Хрень полнейшая, но отчего-то сейчас Завирдяеву, когда он глядел на знакомое лицо и несуразно развивавшиеся в невесомости черные волосы, вспомнилось именно это.
Ландскрихт же в какой-то момент снова потянулась к Завирдяеву и обхватила своей рукой его кисть, защищенную перчаткой.
— Кораблем вручную управляли? — деловито осведомилась она.
Вручную Завирдяев не управлял.
Еще он обратил внимание на то, что у ней никаких перчаток не было. Иррациональный страх, который скорее всего и не собирался по-настоящему овладевать Завирдяевым, а возник по причине, нестандартной нейронной активности куда-то улетучился.
— Так вот, Мадам, — продолжил уже развеявший непонятные чувства Завирдяев, — мне все же очень трудно представить, как вы перенесли взлет. Знаете, я чуть не…чуть вырубился. В общем, в моем случае нелегко это переносится.
— Я же не просто так говорю про космическое чудовище, — ответила Ландскрихт. — Вы думаете, это фигура речи? Шутка? Сейчас покажу. С этими словами она оглянулась назад, где располагался шлюз.
После она оттолкнулась ногами и поплыла прочь от кресла. Ремни, которые она распутывала, она так и не пристегнула.
Ухватившись за поручень, она потянулась к панели, располагавшейся у прямоугольной со скругленными углами двери. Явно со знанием дела она принялась набирать что-то на панели и вскоре раздался предупредительный звуковой сигнал. AI сообщил о готовности открытия шлюза.
— Ты что творишь? — прокричал Завирдяев, торопливо опуская забрало шлема.
Потом он начал отстегивать ремни. Когда ему оставалось лишь расцепить кабель, соединявший скафандр с кораблем, Ландскрихт уже вплывала в открывшуюся дверь.
На какое-то мгновение Завирдяев впился взглядом в приборную панель, отыскивая меню, касавшееся работы шлюза.
Дверь шлюза к тому времени уже закрывалась. Сунуть туда что-нибудь, хотя бы руку? Неизвестно, как эта хрень сработает, может быть заклинит, потом не закроется и разгерметизирует корабль и что тогда? Еще и руку покалечит. Вспомнилась старая присказка «учи матчасть». Дверь закрылась.
Далее, сообразив не тратить драгоценные секунды, Завирдяев просто обратился к бортовому компьютеру, приказав заблокировать шлюз, пояснив это тем, что работа шлюза может угрожать жизни второго члена экипажа — AI должен был отнестись к такому более чем серьезно.
К удивлению Завирдяева, компьютер ответил, что теперь приоритет в управлении кораблем перешел к Халдорис Ландскрихт — искусственный интеллект уже знал, как ее зовут.
— Судя по всему, это очень ненадолго, — с бессильной злобой и досадой подумал Завирдяев, но промолчал.
Он развернулся всем корпусом и направился к шлюзу.
Летя к злополучному узлу, Завирдяев успел как следует обложить матом AI, но никакого влияния это не оказало.
Наконец, он добрался до шлюзового узла, по краям которого были обустроены перила, позволявшиеся надежно в этот узел вцепиться. Давление в переходной камере неуклонно падало и вскоре уже составляло всего лишь чуть более двадцати килопаскалей — на вершине Эвереста оно почти в полтора раза больше.
Подтянувшись к небольшому, дюймов двадцать в диагонали окошку Завирдяев увидел Ландскрихт, беззаботно плававшую в крохотном пространстве шлюза. Та, словно почувствовав его взгляд, обернулась и помахала рукой. Губы у нее были уже синие. Вокруг внешней двери замигали красные и белые огни.
— Вот и все, подумал Завирдяев, — надо же было так глупо все для себя закончить.
Что бы на это сказала та Ландскрихт, которую он знал там, на Земле. Глупостью она не отличалась, наоборот, своего не упускала… на душе стало как-то грустно.
Ландскрихт никогда не была ему, Завирдяеву, близким человеком, но все же… он в очередной раз изложил AI свои опасения чистейшим английским языком добротного официального документа. Все так же это было безрезультатно. После он без особой надежды отматерил AI. Сначала по-английски, затем по-русски.
Давление упало до пятидесяти килопаскалей. Ландскрихт к этому времени отвернулась, но вроде бы еще самостоятельно двигала руками.
Завирдяев как-то присутствовал на вскрытии траншей, причем было это не один раз, но тут все происходило на глазах, причем медленно — это не выстрел и попадание пули.
Чем-то это навевало картины из виданных когда-то документалок про кровожадный двадцатый век… только там был газ. К тому же Завирдяев, хоть и наблюдал сейчас снаружи, но он-то, напротив, хотел бы все исправить…
Вот дверь подалась и показалась зияющая щель в черноту. Потом она, дверь, стала открываться все энергичнее — все это проделывал электропривод, наученный открывать люк одновременно быстро, энергично но и без стартовых и остановочных рывков.
И тут Ландскрихт в очередной раз обернулась. Завирдяев аж вздрогнул всем телом, от чего едва не отцепился от узла. Губы у Ландскрихт теперь были совершенно черными, но лицо было совсем не безжизненное. Она даже улыбнулась, потом изобразила что-то вроде смеха, подлетела к окну, выдохнула и вывела пальцем OK, причем так, чтобы Завирдяеву виделось не в зеркальном, а в правильном отображении. Иней, впрочем, тут же испарился.
— А ведь правда, она неубиваемая, — пронеслась в голове мысль. — Сколько времени человек может прожить в безвоздушном пространстве? Вроде с полминуты, потом весь кислород улетучивается. Еще легким крышка…
Ландскрихт тем временем подтянулась к внешнему люку-двери, в проеме которого маячил краешек Земли. Потом она словно уселась проеме люка, хотя в невесомости все это можно было описывать довольно условно. В общем она зафиксировалась в углу проема и свесила одну ногу… Вниз… Ну если считать, что, низ был там, где сопла главного двигателя, то тогда вниз.
Снова она оглянулась на Завирдяева и мотнула головой в сторону Земли. Потом она помахала туда, Земле, рукой. Завирдяев следил за происходящим молча. Промелькнула мысль, что не помешало бы подтянуть камеру и хоть что-то да заснять, но он решил не отрываться и проследить за происходившим непрерывно.
Наконец, спустя несколько минут после открывания внешнего люка Ландскрихт наигралась. Был в этом и свой смысл — было предоставлено неопровержимое доказательство того что она, Ландскрихт действительно может то, что не может никто из нормальных людей