ется на производительном потенциале. Он может деградировать, находиться в статичном состоянии, приспособившись к длительной войне, как к изменению климата, или даже развиваться. Насчет изменения климата, то это не страшилка двадцатого века, такие случались, например из-за извержения вулканов. Сейчас будет немного из истории. Так вот, по цивилизации, в частности Европейской вулканы били не слабее чем война. Я сейчас описываю только то, что происходило в рамках вашей Земли, то есть вы, как человек, обо всем этом или знаете или слышали.
Завирдяев по-прежнему не мог пошевелить телом, но ему на удивление как-то и не хотелось. В ответ он лишь моргнул.
— Потом люди перешли на новый уровень, разумеется усовершенствовали оружие, и война вдруг приняла облик Первой Мировой. Современную тоже с ней иногда сравнивают, но это справедливо лишь в смысле устоявшегося на годы статичного состояния. Тогда не было ни AEX ни GBA, хотя уже были некоторые те компании, из которых эти констеллейшны состоят — Крупп, Дюпон и все остальное. Распоряжались людьми тогда варварски — это ничем не лучше концлагерей, хотя психологические отличия конечно есть… Хотя не знаю, поле усеянное трупами, на которое вот-вот побежит умирать очередная живая волна — это тоже то еще зрелище… Отличие от концлагерей, правда было и было в том, что солдат кормили ну или старались кормить как следует. Виноват во всем этом безумии был технический прогресс.
— Что же, вы за то, чтобы все ездили на повозках? — ожил Завирдяев.
— Нет, просто внезапно накрывающий эту хрупкую цивилизацию технический прогресс может сильно деформировать мораль. Потом все выправляется. Было такое, когда крестьянский пацаненок, — она так и сказала «пацаненок», — учился писать при свечах и воспринял лампочку как чудо, а умирал глубоким стариком но уже на диване перед телевизором. Хрен бы с ним, но хозяевам, вашим хозяевам этот рост технологий сильно бьет по мозгам, и они начинают метаться как собака в колбасном магазине. Справедливости ради, надо сказать, что финал в виде дивана с телевизором для человека-простолюдина, учившегося писать при свечах — это тоже слишком. Велосипед и радиоприемник размером с сундук — самое то. Чтобы про футбол послушать. При резком росте прогресса простые люди тоже начинают вытворять черт знает что. А вот для его детей уже и телевизор черно-белый можно было бы. Не плоский, а как ящик. Знаете, какие там дисплеи были? Стеклянная колба такая тяжеленная. Вся остальная машинерия такого же уровня. Ладно, пойдем дальше.
В середине позапрошлого века вы доплясались до того, что стали видеть войну, как что-то очень быстрое и непременно убивающее всех и окончательно.
Массовому обывателю стали внушать, что человечество, создавшее себе ядерное оружие — это обезьяна с гранатой, которую к тому же она от себя не отбросит и в результате неосторожной шалости неизбежно подорвет себя. Интересная картина мира, не правда ли?
— А разве это было не так?
— Ну знаете…То как вы, человек 22-го века себе представляете то безобразие, выглядит намного скромнее и сдержаннее того, что представляли себе тогдашние американцы или советяне. Это был полнейший абсурд. При этом Американский истеблишмент прекрасно отдавал себе отчет в том, чем грозила война… Да все было так же, как и сейчас с Седьмым Штабом. Он и на момент перехода Предвойны в Войну точно так же функционировал. В двадцатом веке была прямая телефонная линия. «алло, вы запустили в нас ракету? — Нет, это наш спутник сошел с орбиты, не беспокойтесь». До этого взаимопонимания был Карибский Кризис, но и там безрассудство было лишь видимым.
— Что-то мы в историю углубились.
— А куда торопиться? У нас времени достаточно. Верхняя точка орбиты только через сутки. Атаковать нас никто не будет, так что расслабьтесь и слушайте, — она оттопырила указательный палец и из него, как и тогда вырвался желтый пламенный жгут, потянувшийся к лицу Завирдяева. — Вы не бойтесь, это безвредно, — она приблизила руку и огненная плеть несколько раз скользнула по лицу Завирдяева.
Только, в отличие от того, первого раза, сейчас он почувствовал, как почти потерявшее способность двигаться тело стало приходить в себя.
— К креслу лучше привяжитесь, хотя мне все равно.
Завирдяев продолжал висеть в воздухе. Ландскрихт вытянулась рядом с ним, словно он лежал на столе, а она над ним стояла — вроде бы, она сама его так повернула.
— Так вот, в те времена, в двадцатом веке, случилась небольшая аномалия, когда война утратила свой прежний облик и стала видится, как нечто, что, случившись один раз, покончит со всеми раз и навсегда. Кроме этого, велись локальные войны, но и они приняли облик настоящих боен. Еще бы — вдруг появились такие замечательные машины, которые толком никто не опробовал и на которые были возложены такие надежды. Даже сегодняшний фронт которого, попасть на который, все, кому это грозит так бояться, имеет несколько более сдержанный облик. И тут, как ни странно, нужно отдать должное техническому прогрессу — вначале он все испортил, а потом при его же содействии все начало выправляться. Темпы его роста снизились. Человеческая жизнь теперь представляла собой не переход от свечки к телевизору, а переход от настольного компьютера к AI, от автомобиля на бензине к автомобилю на водороде. Апокалиптическое восприятие войны, вся эта психопатия стала выветриваться. Закончился яркий и полный сумасбродных развлечений двадцать первый век, начался двадцать второй.
Кабина шаттла бормотала какими-то речевыми сообщениями.
— Так вот, на второй год Войны, а кому-то еще и в годы Предвойны, стало понятно, что так, в Войне можно жить. Принципы, работавшие в давние века, когда война шла своим чередом а чернь жила своей обычной жизнью неожиданно стали возвращаться и работать. Противоракетная оборона по обе стороны демпфировала интенсивность атак первых дней Войны, потом все стало затихать и даже выработались какие-никакие правила. Паритетные принципы, гарантированный взаимный ущерб, поэтапная эскалация/деэскалация с отложенной обратной связью. Это было продуманно еще в годы Предвойны. Тем не менее надо сказать, что начало Войны не было досконально срежиссированно и могло обернуться куда более серьезными последствиями. Впрочем, то, что состоялось — это тоже иначе, как катастрофой не назвать. Потом, уже в последующие месяцы уровень контроля над Военным Процессом стал укрепляться. Двухстороннего контроля.
Лицо Ландскрихт снова утратило эмоциональность. Теперь оно маячило сверху, освещенное ярким белым светом на фоне светлой же кабины корабля. Было жутковато.
— Сразу оговорюсь, Война не является каким-то договорным процессом — каждая из сторон, Западный и Азиатский Блоки, преследуют свои и только свои цели. Только цели эти давно уже не состоят с прямом, тем более полном поражении противника. В войнах далекого прошлого, кстати тоже нередко так было. Еще у обеих сторон обозначились внутренние цели. Кое-какие такие цели внутри себя обе стороны уже достигли — это и конец истории с государственным долгом США и оккупационные процессы внутри Азиатского Блока. Конечно, пожелай одна из сторон покончить с собой и заодно с противником, кое-что из этого бы у них получилось — что-то бы, без сомнения, долетело бы, но так не бывает. И раньше-то так не было. Знаете, как представляли раньше — есть президент, у него чемодан, в чемодане кнопка. Такого не было никогда, это просто штамп для обывателя. Так или иначе, производительные силы приспособились к Войне, вышли из периода деградации и перешли в статичное состояние, а с недавнего времени пошло и развитие, только по несколько изуродованному, с точки зрения человека довоенного прошлого, пути. Советский Союз, особенно первый, обвиняли в гипертрофированной милитаризации производства и вообще жизни, хотя в быту все было не так уж ярко выражено. Сейчас весь Западный Мир пошел по этому пути, который рисовал в воображении, обличая того незадачливого противника по холодной войне.
Ландскрихт чуть склонилась, одновременно легонько покантовав Завирдяева. Теперь ее лицо смотрело прямо в его.
— Я все это рассказываю, потому что отдельные пункты из приведенного хоть и не являются каким-то открытием, но в зависимости от мировоззрения рассматриваются многими людьми, как конспирология. Вот, к примеру, кому-то кажется вздором мысль о целенаправленной оккупации Соединенными Штатами своих союзников, кто-то искренне считает, что мирный пакет не подписан исключительно потому, что обе стороны опасаются деконвенции. На деле Оккупация имеет место, а мир не заключают не из опасения деконвенции. То, что я вам рассказываю, мне достоверно известно. Кстати, Седьмой Штаб вы видели?
— Нет, не успел на должном уровне разобраться с оптической системой, точнее некогда было, когда пролетал Антарктиду. А в документе я про него уже прочитал, так что меня не надо убеждать. Уже до вашего появления я прочел много интересного. Удивительно, как я не вспомнил некоторые вещи, пока не оказался на корабле и не взлетел.
— У вас вдобавок ко всему еще в голове биочип. Знаете как он работает?
— В общих чертах представляю. Вообще его ведь называют нейрочип. Это нейростимулятор, иногда имплантируется в медицинских целях.
— Правильно, еще его сравнивают с лампочкой от которой у собаки слюна течет. Какой же вы… Вас даже уговаривать не пришлось. Это вы помните?
— Помню, а что такого? Одно время была мода встраивать в голову разные чипы и интерфейсы. Я, признаться в начале думал, что туда какие-то файлы записаны. Это тогда позабавило врачей. На деле он куда проще, чем хранилище файлов. И при медосмотре, никаких вопросов — нейростимулятор, что такого? Я про медосмотре уже там, в обычной жизни. Я про этот нейрочип знал, только обстоятельства имплантации помнил другие, фиктивные.
— Файлы, как вы это назвали, вам непосредственно в мозг вколотили. Не цифровые файлы, разумеется, а курс дрессировки, я по-другому это не назову.
— А что такого? Знаете, как это здорово работает? Я словно киборг. Надо чуть напрячься, и в голове суперсекретное сообщение звучит, о котором я и сам не догадывался. И никто его не подслушает и не взломает.