а: голубчики, выдержите ли до конца!..
А проводник бесстрастным голосом диктует зрителям: а вот вы и в Порт-Артуре, но отсюда вы можете благополучно уйти…
Когда мы выходили, он с удивлением посмотрел на священническое одеяние Преосвященного.
– Мы русские, невольно сказал я, и он поспешил спросить нас, не сказал ли он в своих пояснениях чего-либо неприятного нам.
Ах, не в пояснениях дело, когда пред глазами как живые – картины далекой страны, где идет борьба не на жизнь, а на смерть!..
Мы молча пошли по набережной канала.
– Ну, теперь в Иерусалим, земляков Преосвященного Рафаила проведать, тоже ведь близкие…
Как будто в ответ на эти слова Преосвященного, невдалеке раздались знакомые, громкие звуки, прелесть которых исполнители очевидно полагали в диссонансах, самых неудобоваримых для европейского уха. Тут было все – и свистки, и гудки, и барабаны, и гул голосов, и бряцанье кимвалов и пр. Все сплеталось в какую-то своеобразнейшую, но последовательную, в своем роде, какофонию. Все это было нам знакомо, и не было сомнения, что мы – в соседстве тех, о ком только что говорили.
И действительно пред нами предстала оригинальная, восточная, не чуждая величественности картина. Из ворот «Иерусалима» выходила процессия. Впереди шли кавасы в национальных костюмах, фесках, папахах, с большими посохами, за ними ряд музыкантов, поющих, вопиющих и играющих, еще далее ряд верблюдов с седоками и проводниками. Все это представляло собою на фоне иерусалимских башен и куполов, обнесенных высокой стеной, живописнейшее зрелище и переселяло зрителя в дальние Палестинские земли.
Мы невольно загляделись, не заметив, как передние ряды процессии повернули прямо на нас, – сойти с дороги было уже поздно, а передние кавасы, между тем, хорошо знакомые с одеянием восточных священников и архиереев и имевшие б. м. и ранее случай видеть нашего Владыку, почтительно окружили Архипастыря, причем сторонняя публика вероятно отнесла всю торжественность этой процессии-встречи к личности Епископа, священный сан которого ясно был знаменован православным крестом на груди.
Так, совершенно неожиданно вхождение Преосвященного в «Иерусалим» предварено было торжественным сретением его обитателями сего «города».
К счастью, нам удалось вскоре отделиться от процессии и, отказавшись от услуг проводников, мы старались сами ориентироваться в этом небольшом, но запутанном лабиринте – подобии палестинских святых мест. Но остаться незамеченными здесь не было возможности. На всех улицах сиро-арабы радостно приветствовали Владыку, прикладывая ладонь к своему лбу в знак почтения и иногда подходя под благословение. Многие из этих сынов Дамаска и Сирии ранее встречали Преосвященного, некоторых узнал и Преосвященный, так как не раз священнодействовал в сиро-арабском православном Нью-Йоркском приходе, откуда они с своими незамысловатыми товарами прибыли теперь сюда на выставку.
Но как горячи были приветствия, так же горячи были и зазывания «Папаси» в свои лавочки. Пришлось доказать на деле симпатии к единоверцам. Обижать никого не хотелось. У одного купили изделий оливкового дерева, у другого – эмальированных безделушек, у третьего – серебра с чернью, у четвертого – перламутровых. Всем сестрам по серьгам. В кошельке стало легче, рукам тяжелее, – понабралось пакетов. Но за сердечностью продавцов неудобства не чувствовалось. Один араб был, однако, искренно огорчен отказом Владыки сделать ему честь проехать несколько на его верблюде. Но довольно было посмотреть на других ездоков, особенно в момент схождения с верблюда. Удовольствие не обещало особенной приятности и его отложили до той поры, когда посчастливится странствовать по действительным восточным святыням.
Более всего внимания нами было удалено, конечно, подобиям святынь. Мы с глубоким благоговейным чувством вошли в храм, где утверждалось подобие гроба Господня. Об этом сооружении подробно еще ранее рассказывал преосвященный Рафаил Бруклинский, сиро-арабский епископ, который приезжал сюда месяца два назад совершить браковенчание одного своего пасомого и вместе с тем порадовал других сиро-арабов, коих здесь множество, совершением литургии и своими мастерскими проповедями. Литургию и венчание совершал он именно в этом здании, которое, по отзывам, представляет собою точную копию оригинала. Небольшой, украшенный священными изображениями храм в день нашего посещения пустовал. Платы за вход сюда уже не брали, очевидно, на платных посетителей уже не рассчитывали, и нам никто не мешал предаваться в молчании созерцанию подобий святынь, переживая умом и сердцем то, что естественно переживать в таких обстоятельствах христианину. Мы уже готовились к выходу, когда шумным потоком влилась в здание группа обозревателей, моментально занявшая стулья, и стала внимать проводнику-сирийцу, кратко и ясно прочитавшему лекцию о размерах оригинального храма, его истории, обычаях, связанных с пещерой гроба Господня и т. д. Успел он тут же вставить упоминание и о служении преосвященного Рафаила в стенах этого здания. Оказывается, сирийское библейское общество приняло на себя похвальную задачу безвозмездно знакомить посетителей с историей Палестины, и как видно, старания вполне вознаграждаются вниманием слушателей.
Еще раз окинув взглядом постройки «Иерусалима», провожаемые возгласами единоверцев-арабов, мы покинули этот град.
Проходя разные здания выставки, мы не имели времени всему уделять одинаковое внимание. В тормозном отделении Вестингаузена приютилась русская «изба», прекрасно сработанная в России и привезенная сюда. Внутри изба роскошно обставлена русским фаянсом и представляет собою чайную-столовую. Здесь Владыку и меня угостили хорошим русским чаем из русского же самовара. После двух суток промежутка чай нам показался особенно вкусным. Русская изба не скудна была, говорят, посетителями и всем нравилась. Купил теперь ее для себя известный друг России американец г. Крейн122.
Дошли мы наконец и до «России». Довольно большая площадь выставочного помещения. Здесь-то и имела быть представлена наша Русь. Немного, однако, напоминающего действительную Россию мы здесь нашли и невольно вспомнили похожее на анекдот, истинное происшествие, случившееся здесь с преосвященным Рафаилом, о котором он сам так рассказывал:
«После долгих поисков по удивительно обширным зданиям Выставки я увидел, наконец, на одной вывеске большими буквами слово «Россия». Правду скажу, сердце у меня начало биться от радости, что я увижу своих настоящих любимых русских. Когда я вошел, то нашел, что плотники что-то работают, товаров никаких нет, а в одном углу стоял какой-то черноглазый в казацком костюме; я подошел к нему и с любовью сказал ему «здравствуйте», на что он хотя ответил, но удивленно, и по произношению я предположил, что он жид. Сердце у меня начало сжиматься, но все-таки надежда еще не совсем потерялась, и потому я спросил его далее: «Не Русские ли хозяева этого отдела?» Что же – думаете вы – он ответил? О, никогда не забуду его смешного, но оскорбительного для сердца моего ответа; он со злорадством сказал: «О каких русских вы спрашиваете? Разве Русские остались на свете? Все мы здесь, как и вы, добрые жиды»… Я только повернулся и ушел со скорбным духом, упрекая самого себя за этот поспешный визит»…
Теперь, однако, на месте одного «черноглазого» было несколько торговцев поголовно не русского типа, восседавших за прилавками, на которых было набросано кое-что прикосновенное к России: кустарного производства чашки, ложки, несколько бутылок русских наливок, несколько самоваров, покрытых толстым слоем пыли и оставленных в стороне без призора, а затем много изделий местных, французских, каких угодно, только не русских. Ясно было только, что это не выставка, а мелкая лавочка, в розницу, торгашей, не устоявших пред соблазном нажить небольшую копейку… Было и смешно и обидно. К чему только это затеяли? Но затейщики были, как увидим, жестоко наказаны.
Наше приближение было приветствовано возгласом «русского з Варшавы», завидевшего преосвященного в рясе: «Что, батюшка, пожаловали крестить русско-еврейский отдел?»…
– Да уж не вернее ли сказать – еврейско-русский, добродушно откликнулся Преосвященный.
Но русскую территорию все-таки надо было почтить, и к нашим сверткам прибавился еще один. Здесь мы от этого же словоохотливого и очевидно наскучившего сидеть в молчанку «земляка» узнали, между прочим, что сейчас в С. Луисе находится временно и Консул из Чикаго барон А. А. Шлиппенбах, добрый знакомый Преосвященного, прибывший сюда разбирать хлопотливое дело об избиении в здании русского торговца прислужниками. Подробности слушать мы не имели времени, я узнал их позднее в Чикаго от самого барона. Это грустная история, подтвердившая нагляднейшим образом целесообразность отказа России принять участие в Выставке и возможность в ином случае оскорблений со стороны местной администрации на почве сознания безнаказанности, – русские-де непопулярны во всей стране… Торговец-черкес держал в руке не обожженную еще папироску за прилавком, – на него набросились сторожа, исколотили его до крови, разбросали и поломали товар и, как финал, русским же было запрещено торговать…
«Свобода», не правда ли?
Настойчивостью русского консула были достигнуты положительные результаты, убытки обещали заплатить, но разве грошом пощечину смоешь?.. Одно и утешает, что пострадали русские – не совсем русские.
Лучший русский экспонат – в другом отделе – меха г. Грюнвальда, а затем отдел русской живописи. Картины разнообразны и интересны. Помещение скудно и неудобно. В галерее встретил Преосвященного со всею любезностью генеральный комиссар русского картинного отдела, из газет узнавший о прибытии на выставку русского Епископа и уверенный, что Владыка не минет посещением отечественной галереи. Он охотно давал объяснения к картинам и снабдил нас изящным каталогом. Порадовал, что жюри признало этот отдел одним из лучших.
Прошли мы затем богато обставленный агрикультурный отдел, подробно осмотрели в отделении минералогии модели, чертежи и способы добывания угля (этим добывает средства к жизни большая половина пасомых Преосвященного на материке) и попрощались с выставкой.