ии, вызывая зависть и удивление соседей. Посетивши его в 1824 году, капитан, раньше упомянутый нами лейтенант О. Коцебу, так отзывался об этом русском уголке: «Я, признаюсь, не могу воздержаться от соображений, сколь великую пользу извлекла бы эта страна, сделавшись провинцией нашей могучей Империи, равно как и сколь великую пользу она принесла бы России. Она была бы неистощимой житницей для Камчатки, Охотского края и для всех поселений Русско-Американской Ко. Эти места, часто страдая от недостатка зерна, получили бы новую жизнь от тесной связи с Калифорнией». Помимо «Росса» в распоряжении русских были раньше занятый «Румянцевский порт» с значительными постройками в нем, устье реки «Славянки» с учрежденным на ней постом, а также группа из шести островов, расположенных в 32 милях от входа в С. Францисковский Залив, занятых в 1812 году, – Faral-lones Islands. Острова эти богаты были чайками и пингвинами, которых убивали здесь до 50 000 ежегодно, а также котиками (seals) и морскими львами (sea lions), которых убивали до 2000 ежегодно. В 1836 <году> Управляющий Костромитинов исхлопотал у Губернатора право построить склады Компании на каком угодно месте залива г. С. Франциско и выбрал берег, где стоит ныне городок Sausolito, а после него барон Врангель возбудил ходатайство об уступке русским долин Sonoma и San-Raphael для устройства в них поселений. Были поселения русских в Новой Гельвеции (Sacramento), а также в «Хлебниковой» и «Костромитинова» дачах. В целях добиться положительных результатов своих ходатайств барон Врангель, посетив Мексику, к которой отошли все испанские владения в С. Америке, и заручившись согласием вести переговоры по представлении на сие полномочий от Русского Правительства, отправился в С. Петербург. Но здесь его ожидало полнейшее разочарование. Русское Правительство, заключив Договор с Англией и С. Амер. Соед. Штатами в 1824 году, по коему обязалось не распространять своих владений в Америке ниже 54°40′ широты, не могло дать Врангелю желанных полномочий, а только дало разрешение вести переговоры по торговым делам своей Компании. Возвратившись со столь ограниченными полномочиями в Мексику, барон Врангель получил согласие местного Правительства заключить торговый договор с Россией, если бы переговоры были ведены уполномоченными на сие лицами, – и только. Одновременно с сим Мексикой было поручено своему посланнику в Лондоне разузнать, какие предложения могли бы последовать со стороны России по поводу ходатайств барона Врангеля. Но Русское Правительство, связанное договором 1824 г., не могло дать поддержки сему последнему, и вследствие сего миссия его была даже отчасти во вред интересам Компании. Мексиканцы обратили внимание на Сев. Калифорнию и планы русских поселенцев. Правительство велело учредить военные посты во всех местах, где были русские поселения с целью следить за их развитием. Коменданту было предоставлено право раздавать земли мексиканским гражданам, чтобы предотвратить захват их русскими. В «Росс» стали являться под разными предлогами мексиканские офицеры. Видя такое отношение к себе мексиканцев и не ожидая ниоткуда поддержки, Русско-Американская Торговая Ко. решила ликвидировать свои дела в Калифорнии. Уполномоченный её Костромитинов вступил в переговоры сначала с Правительством Мексики в лице генерала Валейо о покупке «Росса», но когда последний отказался от покупки, предполагая, что русские и так оставят свое добро в его пользу, то Костромитинов продал в Декабре 1840 года селение «Росс» и другие места Швейцарии капитану Sutter’y1 за 30000 долларов. Весь 1841 год прошел в передаче русскими своего имущества новому владельцу. Капитану Sutter’y было передано следующее: крепость размером в 1088 квадратных футов с двумя башнями, дом в 6 комнат с кухней и коридором, размером 36 × 58 футов, другой дом в 6 комнат, размером 24 × 48 ф., дом для таможенных офицеров в десять комнат, размером 22 × 60 ф., барак в 8 комнат 24 × 66 ф., три склада, кухня, тюрьма и часовня с колокольней. Вне крепости было передано: кузница, кожевенный завод, баня, слесарная, столярная, хлебопекарня, две ветряных мельницы и одна лошадиная мельница, три гумна, колодезь, конюшня, молочная, овчарня, два коровника, два козьих сарая, сарай для свиней, десять навесов, восемь бань, десять кухонь, 24 дома с огородами у каждого. Сюда вошло имущество и разные строения на «Костромитинова», на «Хлебникова», «Георгиевской» дачах и в Порту Румянцева, а также шхуна «Константин», переименованная потом во «Sacramento».
В Январе 1842 года русские отбыли в Аляску, а с их отбытием закончилось русское дело в Калифорнии. С тех пор «Росс» переходил из рук в руки, постепенно все ветшая и разрушаясь. После Sutter’a владельцами его были Torres, Benitz и Call, в настоящее же время2 тот участок поселения, на котором стояла крепость, приобретен штатом Калифорнией от Mr. Call’a на деньги, собранные по общественной подписке, за $ 3000, как историческая редкость, для предохранения от окончательного разрушения…
Посетить историческую местность Ф. Росса, помолиться здесь о блаженной памяти тех, кто прославил так русское имя, было давнишним желанием Преосвященнейшего Тихона, но частые и продолжительные путешествия Его Преосвященства по епархии препятствовали осуществлению сего святого желания, и только 22 Февраля с.г. старик «Росс» или нынешний Форт Росс удостоился принимать русского православного Архиерея, хотя, надо сказать, не в первый раз, ибо посетили Форт Росс и Преосвященный Владимир и Преосвященный Николай[1], во время своего управления Алеутской епархией. Утром 22 Февраля Его Преосвященство Преосвященнейший Тихон, в сопровождении Архимандрита Феоклита, Священников о. Ф. Пашковского и о. П. Попова, Н.Ф. Гривского и А. А. Кальнева3, отбыл на пароходе в г. Sausolito. Отсюда путь до станции Casadero, конечный пункт железнодорожной линии North Shore, лежал по красивой и богатой долине, мимо станции Ross Valley (Русская долина), по берегу Bodega bay («Румянцева порт») через Russian River («Славянка»), мимо станций «Moskow» и «Russian River». Проезжая эту местность, невольно приходилось повторять слова Преосвященнейшего Николая, так поэтически описавшего ее: «Какой воздух, какая природа: одно очарование!» Тут действительно было чем полюбоваться, на что посмотреть и вознестись в облака заочны. В 12 ч. 20 м. дня мы прибыли в Casadero, а отсюда нам надо было самим позаботиться о дальнейшем способе путешествия, так как до Форт Росса еще оставалось 15 миль. Мы могли бы взять билеты прямого сообщения и до более дальнего пункта Sea View, в 12 милях от Casadero и в 3-х от Форт Росса, куда пассажиры продолжают путь на дилижансе (stage), но ввиду того, что билеты половинной стоимости (клерикальные) даются только до Casadero (1 д. 90 ц.), цена же билета до Sea View 6 дол., мы решили взять билеты до Casadero, а там приплатить за омнибус. Однако расчет оказался не совсем выгодным, ибо за омнибус потребовали 3 д. с человека (имеется в виду везде цена в оба конца), да потом еще от Sea View пройти 3 мили в Форт Росс и обратно. Пользуясь нашею нерешительностью, один из местных обывателей (Casadero местечко небольшое, расположено в лесу, вроде русского хутора), чтобы отбить нас от дилижанса, предложил свезти нас в Sea View за 10 д., потом повысил цену на 2 д. и наконец согласился свезти в Форт Росс и обратно за 13 д. Делать было нечего, надо было согласиться, ибо другого подводчика не было, а пройти 15–16 миль в жаркий день с запасом провизии было бы трудно, если принять во внимание, что среди нас был Владыка и 70-летний старец Архимандрит. Перекусив немного на берегу притока Русской реки, мы в 1 ч. дня уже продолжали путь на довольно вместительном рессорном тарантасе, запряженном четверкой сытых, бодрых лошадок. Дорога лежала по склонам гор, поросших густым лесом, то подымаясь в гору, то опускаясь круто вниз. Несмотря на жаркие дни, стоявшие в это время, в лесу было очень сыро, и пришлось ехать почти все время по грязи. Лес производил приятное впечатление своею девственною красотою и своим величием. Он состоит преимущественно из красных деревьев (Redwood), которые, как великаны, группировались друг возле друга, взаимно щеголяя своею стройностью и громадным размером. Иные деревья достигают 10–12 ф. в диаметре. Среди этих великанов, как бы по снисхождению их, приютились и другие породы лесного царства Калифорнии: дуб, сосна, манзонита, евкалипт, лавры и др. кустарные растения. Трудность и медленность пути сглаживалась тем разнообразием картины, какая всюду расстилалась перед нами. Иногда густой, непроницаемый шатер зеленого леса сменялся ясным голубым небом с ниспадающими лучами заходящего солнца, и глазам представлялась широкая даль, увлекая собою ум к созерцанию величия Создателя. Время переезда от Casadero до Sea View, при всей своей продолжительности, прошло незаметно. Сему не мало способствовало пение духовных песнопений и патриотических песен, какими сопровождался наш путь. Очутившись на большом открытом холме с одиноко стоящим на нем зданием, занимаемым почтовой конторой Sea View, мы увидели вдали безбрежные пространства Тихого Океана. Чем-то величественным, могучим повеяло от этих водных стихий. Борьба, вечная борьба с землею, с человеком была написана на его поверхности. Только янтарная струя воды, время от времени выпускаемая китом, играла на солнце радужными цветами и свидетельствовала, что жизнь возможна и в нем. Спустившись с этого холма и проехавши небольшой лесок, мы очутились у цели своего путешествия; перед нами, как на ладони, стоял старый «Росс», именуемый ныне «Форт Росс». По внешнему виду казалось, что здесь было когда-то большое русское село, одно из тех, которые попадаются на больших торговых трактах, но вследствие изменения тракта оставшееся в стороне от жизни и мало-помалу заглохшее в своем одиночестве. Подъезжая к Форт Россу, мы увидели сад, разведенный русскими руками, обнесенный частоколами с полуразвалившимися воротами, с такими воротами, какими в наших деревнях запирается почти всякий двор. Такие же ворота ведут и в самый Форт Росс. Не знаю, что думали и чувствовали другие, но мне в момент въезда в Форт Росс вспомнились те помещичьи возвращения в свои разоренные усадьбы, которые так часто встречаются в произведениях наших лучших писателей. Когда проигравшийся улан, или исстрадавшийся департаментский чиновник, или какой-либо свободной профессии человек, некогда бывший богатым, но вследствие столичной жизни обнищавший, приходил в себя и возвращался в свою деревню, чтобы поднять свое благосостояние, и вместо роскошного отцовского дома встречал покосившийся с заколоченными ставнями домишко, с заспанной бабой на крыльце вместо дворецкого, пустые пространства, носившие следы скотных и птичьих дворов, а вместо амбаров, полных зерна и хлеба, только полуразвалившиеся срубы, – то великая жалость и негодование изображались на его лице, жалость и негодование прежде всего к самому себе. Нечто подобное приходится испытывать и русскому посетителю Форт Росса.