Внимание наше было привлечено прежде всего зданием часовни. Это небольшое продолговатое здание, размером 25 × 30 ф., с двумя куполами – один над колокольней, а другой над самой часовней, – очень достаточно сохранившееся, несмотря на свою 90-летнюю давность, в течение коей пришлось, верно, ему перетерпеть много невзгод. На куполе часовни уже не сохранилось поперечной перекладины креста, но на колокольне такой еще стоит. Так как часовня находится почти у самых ворот, в с. – восточном углу бывшей крепости, то мы здесь и остановились и направились к ней. Висевший на двери замок убедил нас, что присмотр за нею существует. Вскоре нам встретился молодой человек, оказавшийся сыном Mr. Call’a, который собственно владеет бывшим русским поселением, исключая участка, на коем стоят старые русские здания величиною в 2!4 акра, проданные им штату за 3000 дол. Молодой человек любезно отозвался на нашу просьбу, отворил часовню, и мы с благоговением переступили порог её. Сравнительная чистота и порядок нас приятно удивили: у передней стены помещалась платформа с кафедрой, по бокам коей стояли подсвечник и аналогий русской работы; середина часовни была занята скамейками, употребляемыми в инославных храмах, причем у задней стены стояла скамейка с надписью «made by the Russians in 1812», a вдоль западной стены тянулась скамейка хотя и без надписи, но несомненно русского производства. В колокольне стоял стеклянный ящик с предметами древности; тут были две казацких шпаги, солдатский штык, несколько картечей, монеты, ключ, замок, бритва, ночник-лампочка и др. Совершив краткое благодарственное молитвословие, мы оставили часовню, довольные тем, что внутренний вид её все-таки напоминал дом молитвы. По заявлению Mr. Call’а, окрестные жители иногда сходятся в Ф. Росс для общественной молитвы, которая совершается в часовне по временам. Посему ли или потому, что все строения находятся в ведении Штата, но «мерзости запустения» не было в ней. После часовни мы собирались осмотреть и другие здания, пока ночная тьма не скрыла их от нас, но тут вдруг наш возница предложил нам не терять времени, а отправляться на ночлег в Sea View, потому что в Форт Россе не имеется для сего удобного помещения. Это нас удивило и озадачило, надо было действительно придти к какому-либо заключению на сей счет. За помощью в данном случае обратились к тому же молодому Mr. Call’у, но от него только узнали то же, что было сказано нам возницею: гостиницы нет, а из частных домов только дом его отца, а дом ближайшего соседа в двух милях. В крайнем случае мы решили, с согласия Преосвященнейшего Владыки, провести ночь под открытым небом, ибо уезжать, ничего не осмотревши, нам казалось преступным. В то же время мы завели разговор о старых домах, как будто еще пригодных для жилья. После некоего колебания и массы предупреждений, что в них нет никаких удобств и даже необходимых принадлежностей, Mr. Call отворил нам бывший губернаторский дом, и мы к своему удовольствию увидели, что в нем можно без особого риска укрыться от ночной прохлады. Дом состоит из шести больших комнат с кухней; были в них столы и стулья и даже посуда, как признак того, что в нем помещалась недавно гостиница. К этому дому примыкал офицерский дом о десяти комнатах, в коих оказались и кровати с матрацами, но конечно без постельного белья и с признаками запустения. Тут и предстояло нам провести эту ночь. В одной из комнат губернаторского дома лежала регистрационная книга бывшей здесь гостиницы; развернув ее, мы к великому утешению прочли следующую запись Преосвященнейшего Николая: «1897 года 31 Марта. Посетил сие священное для всякого русского место. С грустью взирал на мерзость запустения на месте святе. Господь да упокоит души почивших рабов Божиих и да простит согрешения тем, кто дерзнул отдать сие место, купленное ценою русской крови». Эта запись выражала то, что должен чувствовать истинно русский человек при мысли о прошлом Форт Росса. Не менее знаменательной надо признать и запись одного из спутников Преосвященного Николая, – Иеромонаха (ныне Игумена) Севастиана, который написал следующее: «The undersigned, a native born of California, and a priest of the Holy Orthodox Russian Church has visited the historic landmarks of Fort Ross – sacred to the hearts of christians, who observe the progress of each and all Governments and nations with jealous eye. I have had honor to visit this place and pray in the old cemetery yonder on the hill (for we could not in the church, which is now, – since the stars and stripes have been raised, – a house of cattle) in company with the Most Rev. Bishop Nicholas and Mr. P. Grepachevsky».
Освоившись с своим «губернаторским» помещением, в часов 7 вечера мы уже сидели за «губернаторским» столом, подкрепляясь однако не губернаторскими блюдами, а чем Бог послал. Mr. Call был так внимателен, что снабдил нас хлебом, молоком и яйцами вдобавок к сухоядению, привезенному нами с собою, а Г. Гривский оказался знакомым с кулинарным искусством, так что мы попробовали и блинов ввиду масленицы. Однако благорастворение воздуха и достигавший нашего слуха рокот океанских волн не позволил нам долго засиживаться за нашею скудною трапезою, и мы вскоре были под сводами благодатного калифорнийского неба, любуясь красотами природы, которые, благодаря ясности ночи, были доступны нашему наблюдению. Что-то волшебное было во всей этой красоте. Среди зеленого поля, как на мягком бархатном ковре, спал, казалось, русский богатырь «старик Росс» и спал богатырским сном. Ни ходившие вокруг люди, ни блеявшие вблизи стада, ни пение птиц и шум деревьев, ни даже рев океанских волн, ничто не способно было нарушить его мертвый, исторический сон, – и спит он и день и ночь вот уже более пятидесяти лет таким сном. Тихо, как бы боясь мертвого покоя, спустились мы к берегу океана, где казалось была жизнь, где заметна была даже борьба. Шум волн, их тщетные усилия взобраться как можно дальше на берег, разбить нависшие над ними скалы, вызывал только снисходительную улыбку вблизи стоящих гор, естественных стражей против непрошеных гостей. Горный воздух, насыщенный морской влагой, растворенный целебным ароматом трав и полевых цветов, освежающе вливался в истомленные груди. Среди ночной этой тишины, при том фантастическом пейзаже, какой приобретала вся окрестность при лунном свете, послышался со стороны пяти путников, высоко стоявших на скале, давно известный приговор: «Нелюдимо наше море, день и ночь шумит оно, в роковом его просторе много бед погребено»… Жутко делалось от этих звуков, жутко потому, что перед глазами была страшная действительность. Присоедините к сему чистое, лазурное небо, усеянное мириадами звезд с яркою луною среди них, – и вы нарисуете себе картину, какую представляет собою «Форт Росс» в ясную калифорнийскую ночь.
Истомленные дневным путешествием и разными впечатлениями, а наипаче думами о прошлом места, по которому бродили, мы возвратились в свое временное жилище, чтобы хотя сном дать покой не столько телу, сколько уму и сердцу. Другого дня в нашем распоряжении было только утро, так как надо было тронуться в путь не позже 9½ ч.у., чтобы захватить поезд, оставляющий Casadero для San Francisco в 2 ч. 20 м. дня. В 6 ч. у. все из нас были на ногах, а Владыка и о. Феоклит поднялись гораздо раньше. Не теряя времени, мы продолжали осмотр старины, прерванный за поздним временем вчера, а, главное, надо было успеть побывать на кладбище и помолиться о покоящихся на нем. Спустившись к старой бухте, мы нашли здесь небольшую пристань, к которой приставала теперь только один раз в неделю шхуна владельца Форт Росса. Пройдя затем по западной, береговой линии крепости, мы остановились у полуразвалившейся башни или форта, откуда открывается вид на кладбище, расположенное на противоположном холме. Чтобы пройти на него, надо преодолеть немалые трудности: спуститься в глубокий овраг, перебраться через протекающий в нем ручей и потом взобраться еще на большую высоту, чем та, с которой спустились. Владыка и 70-летний старец Архим. Феоклит бодро взбирались на крутую гору, а за ними и их более молодые спутники. На кладбище оказалось менее памятников, чем во время посещения его Преосвященнейшим Николаем. Пластины от срубов еще валялись кое-где, а креста уже не было. Валялась здесь по-прежнему «деревянная колонна, но без признаков какой-либо надписи, несколько надгробных камней и деревянных пластин, но более всего было здесь маленьких холмиков в виде довольно правильных четырехугольников с одичавшими на них цветами»… Из валявшихся пластин был сложен небольшой сруб, а в средине его, как видно из здесь помещаемого рисунка4, водружен крест. Пред этим крестом и совершено было Преосвященнейшим Тихоном молитвенное поминовение раба Божия Александра (Баранова) и всех «зде лежащих православных христиан». Горечь с одной стороны, что такое дорогое место, как могилы славных предков, находится на распутье и попирается бродящими здесь стадами, с другой – некоторое успокоение, привнесенное молитвою, тесно переплелись в эти минуты в наших сердцах. На обратном пути мы прошли к берегу океана, чтобы обойти высокий подъем. Вследствие тяжелой росы обувь наша очень промокла. Владыка с о. Архимандритом, усевшись на камне у скалы, просушивали на солнце свои ноги, Н. Ф. Гривский воспользовался этим временем и искупался в водах, омывающих некогда русские берега, я занялся сбором ракушек и других безделушек, а о. Петр с А. А. Кальневым взяли на себя труд приготовить завтрак.
Возвратившись в «Губернаторский дом», мы должны были есть по образу древних евреев при исходе из Египта, с препоясанными чреслами и с посохами в руках, ибо возница торопил нас с отъездом, – в противном случае он не ручался за то, что мы поспеем к поезду. Делать было нечего, спешили, как могли, так что едва успели занести свои имена в памятную книгу. И вот, если будущий русский посетитель Форт-Росса развернет сию книгу, то в ней прочтет следующую знаменательную запись Преосвященнейшего Тихона: «1905 года 23 Февраля. Посетил Форт Росс, бывшее русское селение, и молился в часовне и на кладбище. Время кладет все большую печать разрушения. Утешительно, однако, что в часовне ныне нет уже той «мерзости запустения», которая была найдена там Преосвященным Николаем. Можно надеяться, что с продажею Форт-Росса Правительству Штата, недавно состоявшеюся, дорогие для русского сердца постройки будут поддерживаться».