силенный охранный режим». Угроза была тем явственней, что номер Нины ван Хук находился ровно через двор от нашего. Как правило, она не задергивала шторы и щеголяла своим упругим телом, бюстгальтерами с поролоновыми вставками и кружевными трусиками цвета фруктовых леденцов. Мое стандартное белое белье из универмага «Джей Си Пенни» буквально вгоняло меня в краску. Следовало либо прикупить себе что-то поэротичнее, либо задергивать собственные шторы.
Я взглянула на Сэма, который как раз натягивал джинсовые шорты. Наши взгляды встретились.
— Я сказал Нине, что мы завтракаем в семь в кафе «Магдалена».
— Так рано? — Я прикрыла глаза рукой и плюхнулась обратно в постель. — Нет, давай еще поваляемся.
— Воскресный завтрак в «Магдалене» — это уже традиция, — возразил он, — к тому же у нас куча работы.
Он поднял простыню, поймал мою ногу и ущипнул меня за большой палец.
— А я-то думал, ты мечтаешь о своих huevos con chorizo[4].
Но, как ни глупо, в тот момент я мечтала лишь о том, чтобы позвонить домой и поведать сестрам, как я дважды рискнула жизнью: 1) нырнув в одиночку, 2) рассердив сорокафутового кита. Сестры у меня верные: они бы во всем обвинили Сэма и Нину. «Избавься от этой сучки», — сказала бы Джо-Нелл. Но этого я не умею: я всегда недооцениваю своих врагов. Много лет назад в Мемфисе у меня на кухне завелась мышка. «Не беда», — подумала я. Положив в ловушку кусочек итальянского сыра, я все ждала, когда раздастся ее отвратительное клацанье. Но чертова мышь стащила сыр вместе с мышеловкой!
Через десять минут мы втроем уже шагали по авениде Нижней Калифорнии, улице с двусторонним движением в центре Герреро-Негро, всего в четырех кварталах от главного здания соляной компании «Экспортадора дель Саль». Мы прошли мимо маленького почтового отделения, автобусной остановки, кофейни Марсело и мотеля «Гамес», выкрашенного в персиковый цвет. Примерно в пятистах ярдах от почтового отделения находится крошечное здание телеграфа. Обычно по воскресеньям оно закрыто, но сейчас из него выбежала растрепанная темноволосая девчонка, махавшая каким-то листком. Это была официантка из кафе «Магдалена» — Лус Мартинес, младшая дочь хозяина заведения.
Пока я глазела на нее, Нина обогнала меня и спросила Сэма, можно ли ей выйти в лагуну на лодке: она бы хотела заснять под водой молодую самку с детенышем. Сэм, казалось, задумался; он снял очки и потер глаза. Я знала, о чем он думает: «Сегодня пасмурно, и видимость будет хуже некуда». Но прежде чем он ответил, Лус Мартинес заголосила:
— Señor Espy![5] — Едва переводя дух, она догнала нас и протянула смятую бумагу.
— Trágico[6], — восклицала Лус, прижимая ладонь к щеке и обдавая нас ароматом перца, мяты и кориандра. — Telégrafos[7], — пояснила она и сунула бумажку мне в руку.
Я развернула ее и, опустив глаза, прочитала:
«ПРИЕЗЖАЙ ТЧК БОЛЬШАЯ БЕДА ТЧК ДЖОНЕЛЛ СБИЛО ПОЕЗДОМ ТЧК СОСТОЯНИЕ КРИТИЧЕСКОЕ ТЧК ВЫЖИВЕТ ВРЯД ЛИ ТЧК ЦЕЛУЮ ТЧК ЭЛИНОР ТЧК».
— А кто эта Джонелл? — поинтересовалась Нина, заглядывая мне через плечо. Она произнесла это имя, скомкав его в одно слово. Я хотела было поправить ее, но почувствовала, что вряд ли смогу говорить. Перед глазами у меня стояла безумная картина: старинный локомотив врезается в малюсенькую машинку.
— Ее сестра, — ответил Сэм, обняв меня.
— Ее сестру протаранило поездом? — заморгала Нина. — Господи!
Я взглянула на Сэма и протянула ему телеграмму. У меня кружилась голова, и я почувствовала, что меня вот-вот вывернет прямо посреди этой песчаной улочки. Схватила Сэма за руку, все надеясь, будто что-то не так поняла: прочла tren[8]вместо trenza[9]. Лус Мартинес гладила меня по голове, ероша стриженые волосы, и с ужасом в глазах бормотала:
— Lo siento mucho[10].
— Боже мой, Фредди, — воскликнул Сэм, прижимая меня к груди, — мне так жаль.
— Может, это ошибка? — спросила я. — Может, не так перевели?
— Надо позвонить твоей сестре. — Он повернулся к Лус и указал на кафе. — Me permite usar el teléfono?[11]
— Si, señor[12]. — Она схватила его за руку и потащила вперед. — Por aqui[13].
Сидя в кафе «Магдалена», я сжимала трубку старого черного аппарата и слушала рассказ Элинор. От запаха кориандра у меня слегка кружилась голова, и я то и дело машинально ощупывала засохшую корочку над левой бровью. Голос Элинор казался далеким, словно шум прибоя внутри морской раковины.
— В каком она состоянии? — спросила я. — В коме?
— Не знаю. Спит как убитая. Доктор говорит, это из-за операции и того лошадиного наркоза, что ей вкатили.
— Операции?!
— Да. Все думали, что она переломала себе все кости, но ей повезло. Сломаны только бедренный сустав и нога, кажется левая. Она уже в гипсе. — Голос Элинор заглушали какие-то щелчки в линии. — Но теперь они поняли, что у нее лопнула селезенка. Если это так, то придется ее удалить. Фредди, я так волнуюсь, просто с ума схожу! Она потеряла уйму крови. Я предложила перелить ей мою, но у меня кровь второй группы с положительным резусом, а у нее — первой и резус-отрицательная.
— У меня первая группа и отрицательный резус, — сказала я.
— Ну слава богу. — Она помолчала. — Я знаю, что такое печень и почки, но понятия не имею, для чего нам селезенка. Зачем она нужна?
— Это такой фильтр для крови. — Я прикрыла глаза и попыталась представить себе Джо-Нелл с огромным шрамом, который тянется вдоль ее живота, словно застежка-молния. Кто знает, какие еще повреждения они обнаружат, вскрыв ее брюшную полость?
— Ее сбил поезд Нашвилл — Ноксвилл, — произнесла Элинор удивительно спокойным голосом. — По крайней мере, я так думаю, хотя, может быть, не он, а Луисвилл — Нашвилл. Какой-то подозрительный адвокат позвонил нам сегодня и посоветовал подать иск. Он говорит, что между паровозным гудком и столкновением проходит лишь двадцать пять секунд. Не слишком много, согласись?
«Двадцать пять секунд?» — с ужасом подумала я. Успела ли Джо-Нелл ощутить что-либо кроме испуга? Я представила, как ее душа вылетает из машины и, кружа словно птица, исчезает в небесной синеве.
— Ну, надеюсь, ты приедешь? — спросила Элинор.
— Да-да. Конечно. — Я зажмурилась от звука собственного голоса, повторявшего одно и то же. Мне всегда говорили, что повторять одну фразу по многу раз — это своего рода семейная черта Прэев — Мак-Брумов в частности и южан в целом. Сейчас мне пришло в голову что все не так просто, что эта привычка — особая неврологическая реакция, помогающая справиться с шоком, с чем-то страшным и непоправимым. — Но я не знаю, когда смету выбраться с полуострова. Понимаешь, в Герреро-Негро нет настоящего аэропорта, а только маленькая взлетная полоса.
— А это не опасно?
— Нет, — ответила я, хотя и не была в этом уверена. Ближайший аэропорт был в Ла-Пасе, в пятистах милях к юго-востоку. Я, правда, видела, как в лагуне Сан-Игнасио садятся какие-то кукурузники, доставляющие наркоторговцев и агентов по переписи населения, но, говорят, они частенько разбиваются в пустыне. — Кого-нибудь уломаем или подкупим, но я приеду.
— Но тогда… — Голос Элинор растерянно прервался. — Как же я узнаю, когда тебя ожидать?
— Я позвоню из аэропорта.
— Но как ты доберешься из Нашвилла?
— А что, ты меня не встретишь?
— Ну, в принципе, могу, конечно… Но доктора говорят, что Джо-Нелл может в любую минуту… — Она помолчала, шумно дыша в трубку. — А, подожди-ка! Теперь же есть такси-лимузины, мне рассказал о них один клиент. Там есть и настоящие лимузины, но в основном это обычные микроавтобусы. Это просто название такое — «такси-лимузины». И не волнуйся — они не слишком дорогие.
— Они ходят до Таллулы?
— И до всех остальных поселков между Нашвиллом и Ноксвиллом: до Лебанона, Картиджа, Куквилла. Удобно, правда?
— Безусловно. Я позвоню, когда приеду в Таллулу.
— Ты приедешь одна?
— Вероятно, — я вздохнула и глянула на Сэма. — А Минерва-то рядом? Могу я с ней поговорить?
— Она в больнице, караулит врачей. У Джо-Нелл целых три хирурга: специалист по мозгам, специалист по крови и еще один, который следит, чтобы не было застоя в легких. Я даже и не знала, что в центральной городской больнице столько врачей! Вообще-то говоря, я как раз туда и еду. Со мной тут три Минервиных подруги, и мы уже немного опаздываем. Но Фредди!
— Что?
— Береги себя.
Элинор уже дала отбой, а я все еще прижимала трубку к уху и слушала странные мексиканские гудки. Большинство людей заканчивают разговор обычным «пока!», но моя сестра просит всех беречь себя, словно этот призыв может предотвратить катастрофу. Я задумалась, сколько раз мои бабка и мать произносили такие же предостережения, стараясь отвести грозящую опасность. Я повесила трубку и обернулась к столику, за которым сидели Сэм и Нина. Между ними стоял наш завтрак: молоко и huevos rancheros[14] для Нины, пшеничный тост, острая приправа с перцем халапеньо и бутылка папайевого сока для Сэма и нетронутая тарелка huevos con chorizo, ожидавшая меня. Но похоже, есть я была не в состоянии. Подходя к столику, я услышала Нинины слова:
— Надо же, сбило поездом! Жуть да и только. Стало быть, Фредди придется уехать, да?
МИНЕРВА ПРЭЙ
Не прошло и шести часов после первой операции, как Джо-Нелл уже покатили на вторую — удалять селезенку. Доктора сказали, что это большой риск. Я сидела в холле и, глядя в узкое окошко, обращала к небу свои молитвы. Элинор все на свете проворонила: она уснула прямо в темно-бордовом пластиковом кресле. Голова у бедняжки запрокинулась, и она сразу стала похожа на своего отца и всех прочих Мак-Брумов. Подбородки у них были крутые, но носы и скулы выдавали слабину. Вот и у Элинор характер не без слабостей. Она и всегда-то была нервной девчушкой, а после смерти Руфи и вовсе расклеилась, словно все время ждала какой-то новой напасти. Недавно я подметила, что она никуда не ездит одна. Я, конечно, ни словом об этом не обмолвилась, а просто стала наблюдать. По-моему, если б не закусочная, то она бы день-деньской сидела дома, на Ривер-стрит. По выходным она все смотрит телевизор: передачи для кулинарок по каналу «Дискавери», «Стиль жизни от Марты Стюарт» и сериал «Дерзкие и красивые». Потом она прерывается на обед, перехватывает сэндвич с майонезом и бежит смотреть «Живем только раз». А там уже до самого вечера что-то стряпает и вклеивает вырезки в свой альбом. И все это время — нет, вы только подумайте! — она расхаживает в ночной рубашке. Ног она по выходным не бреет, так что они зарастают густой-прегустой щетиной.