— Разок обреем, а потом еще и лучше вырастут, — убеждал ее Дуэйн, а затем слегка дотронулся до ее простыни. — Поклонников-то у вас, думаю, нету.
— Есть! — Джо-Нелл вскинула подбородок и хмуро поглядела на него. — У меня их пруд пруди.
— Как и у меня, — подмигнул он ей.
— Да заткнись уже, Дуэйн!
— Сами начали, — пропел он и, похлопав себя пониже спины, выпорхнул из палаты.
— Слава богу, — вздохнула Джо-Нелл.
— А мне он понравился, — сказала я ей.
— Тебе-то разумеется.
Мы помолчали. Фредди подошла к окну и загляделась на ряды машин. И тут я заметила, как вылупилась на меня Джо-Нелл.
— Что?! — Теперь настала моя очередь вскинуть подбородок.
— Ну ты и вырядилась! Фредди, ты только глянь на нее: коричневый шерстяной свитер, синие рейтузы и черные башмаки!
— И что с того? — Я взглянула на свои ботинки, а потом снова на нее.
— Немного не в тон!
— А я тебе не хор, чтобы в тон попадать!
— Но вид-то страшенный.
— Просто слегка эксцентричный. — Я пожала плечами.
— Слегка? — хмыкнула Джо-Нелл. — Так вот это как называется!
— Слушайте, я знаю, что нам нужно, — быстро заговорила Фредди, стараясь замять скандал.
— И что же? — выкрикнула Джо-Нелл. При этом она брызнула слюной, которая разлетелась во все стороны.
— Шахматы. Сыграть в шахматы.
— Я не умею.
— А я тебя научу.
— Так это надо мозгами шевелить. Это сложнее, чем шашки? — Джо-Нелл приподняла брови.
— В общем-то, нет.
— Ну, тебе-то все легко. — Джо-Нелл улыбнулась, а затем повернулась ко мне: — Элинор, может, сгоняешь в «Кей-Март» за шахматами?
— Я? — изумилась я. Не понравился мне этот приказной тон. Кто я ей, служанка? Разве Минерва не твердила нам, что все люди равны? — По-моему, шахматы — игра для умников. А таких в «Кей-Марте» не держат.
— Тогда привези «Колесо Фортуны», — упрашивала Джо-Нелл.
— Или купи «Скрэббл», — вторила ей Фредди.
— Так это же твоя идея, — подмигнула я ей, — ты и поезжай.
— Но я даже не знаю, где тут «Кей-Март».
— Я нарисую тебе карту. — Открыв сумку, я стала рыться в бумагах. Когда мои пальцы добрались до самой подкладки, на дне зазвенели просыпанные монетки. Интересно, догадывается ли Джо-Нелл о моем секрете, и если да, то как много ей известно? Уже довольно давно мой мир начал стремительно сужаться. Я не могу отправиться в Нашвилл, потому что сразу представляю, как наш драндулет ломается. Машина-то старая, да и стартер неисправен. К тому же я терпеть не могу проезжать мимо того поворота, где разбился наш папа (его грузовик заскользил на льду и кубарем скатился на набережную).
— Я бы съездила, — сказала Фредди, — если б не эта усталость от смены часовых поясов.
— Я тоже устала, — кивнула я и попыталась сменить тему: — Сыграем в следующий раз. Теперь ведь нам пора домой: Минерва там зажарила цыпленка и напекла пирожков.
— Для кого? — с издевкой протянула Джо-Нелл. — Для тебя или какого-то покойничка?
— Для нас с Фредди. И как тебе не стыдно смеяться над бедной Минервой! А она-то так за тебя волнуется! Стыдно, юная леди!
— Не называй меня «юной леди». — Джо-Нелл бросила на меня просто-таки ледяной взгляд.
Ее тон снова поразил меня; я поняла, что надо хорошенько взбесить ее, чтоб все наконец забыли про эти чертовы шахматы.
— Ты права, — ответила я, — ведь теперь ты даже не юная, а настоящей леди ты и раньше-то не была.
— Что ты посмела сказать?!
— Но ведь ты действительно уже не очень-то юная!
— Помоложе некоторых…
— Не ссорьтесь, — вмешалась Фредди, — прекратите!
— … у которых к тому же мозгов с гулькин нос, — орала Джо-Нелл, — зато зад как у коровы!
Эти нападки я оставила без внимания, хотя от них у меня аж затылок взмок. Надо было проваливать.
— Нам пора, не то мы опоздаем на ужин.
— Надеюсь, Минерва угостит тебя компотом, — цедила Джо-Нелл, — компотом с большим количеством чернослива. Тебе он просто необходим.
— Зачем мне чернослив?
— Да чтоб прошиб понос и вымыл шило из твоей задницы!
На следующее утро, объезжая парковку «Кей-Марта», я заметила типа, которого полицейские назвали бы «подозрительной личностью». На нем была вязаная оранжевая шапочка и защитного цвета куртка. Когда он закурил, дым стал подниматься из-под его воротника, словно шел из ушей. У меня как-то странно заныло в желудке, хотя, возможно, это было просто несварение. Ведь я позавтракала зеленым лучком и репкой. Но, как бы там ни было, ходить по магазину в одиночестве мне не особо хотелось. В компании старушек куда веселее: они меня подбадривают, да и вообще всем вместе как-то надежнее. К тому же десять пар глаз куда быстрей найдут уцененный товар, чем одна.
Я покатила прочь по Саут-Вашингтон, а затем вывернула на Профит-стрит. Подъехав к клубу пенсионеров, я припарковалась у самого поребрика и метнулась ко входу. Старушки тут же сбежались ко мне и принялись расспрашивать про Джо-Нелл и автокатастрофу. Они страшно разгалделись, и пришлось поднять руку в знак того, что я беру слово.
— С Джо-Нелл все в порядке, — объявила я им, — а я сейчас еду в «Кей-Март» за покупками. Может, прихватить кого-нибудь?
ФРЕДДИ
Золотая рыбка издохла и колыхалась вверх брюшком у грязного бортика аквариума. Я подцепила бедняжку одним из гребешков Джо-Нелл и спустила ее в унитаз. Остановившись посреди коридора, я загляделась на телефон, а затем, поддавшись внезапному порыву, позвонила в кафе «Магдалена» и в отель «Мирабель», оставив и там, и там по сообщению для сеньора Эспая. Мой испанский страшно беспокоил меня — что, если я сказала: «Не звони мне никогда» — вместо: «Звони когда угодно»? Перед нашей первой поездкой в Мексику Сэм дал мне урок обиходного испанского. В случае если мы наткнемся на местных партизан, он велел мне говорить: No disparen! Somos los Beatles!
— Что-что? — переспросила я.
— «Не стреляйте! Мы рок-музыканты!» — рассмеялся он. — А вот эту фразу затверди крепко-накрепко: Yo tengo un amigo importante en la et-bajada de los Estados Unidos.
— «У меня есть важный друг…» — Я остановилась и покачала головой.
— «У меня есть влиятельный друг в посольстве Соединенных Штатов», — закончил он.
Потом я написала ему письмо, где рассказывала, что Джо-Нелл поправляется и, возможно, через неделю или две я смогу вернуться. При этом постоянно думала о Нине. Ведь она там, наверное, по-прежнему расхаживает в своих сомнительных бикини. А что если она постучится к нему в номер в три ночи и, держа под мышкой бутылочку текилы, скажет: «Мне что-то не спится, может, пропустим по стопочке?»
Иногда мне представлялось, как Сэм прогоняет ее, а иногда он открывал дверь пошире и приглашал ее войти. Окажись я рядом с влюбленным в меня парнем, я, может быть, тоже не устояла бы. Поэтому мне было очень неприятно, что он остался там наедине с ней. Правда, не совсем «наедине», в лагуне были и другие ученые: морские археологи, наши коллеги из Скриппса, изучавшие китовых паразитов, чета биологов из Сан-Диего, вживлявшие меченные радием датчики в китовый жир, чтобы вести потом наблюдение со спутника, исследователи из «Ю Си Дэвис», метившие бурых пеликанов, и океанологи из Ванкувера, которые следовали за миграцией косаток от пролива Джонстона. Я надеялась, что при таком-то наплыве народа в лагуну Нина найдет себе собственного искателя приключений, а моего оставит в покое.
Ведь она явно хотела кого-то найти; однажды она забыла свою сумочку в надувной резиновой лодке, и я бесстыдно заглянула в нее. Там обнаружились кожаный кошелек, солнцезащитный крем, испанско-английский словарь, тампон, презервативы, темные очки и бутылка ломотила. «Презервативы?!» — подумала я с ужасом и запихала их в свою кроссовку на случай, если она охотится на Сэма. Хотя вряд ли это могло ей помешать.
До сих пор Нина проявляла лишь глубокое презрение ко всем холостым ученым в Герреро-Негро и Сан-Игнасио, а то и во всей Нижней Калифорнии. Я возлагала огромные надежды на ее знакомство с голубоглазым орнитологом из Кус-Бей в штате Орегон, но Нина быстро дала ему понять, что ее интересуют только киты. «Но сюда мигрируют и другие интересные виды», — сказал орнитолог. Он занимался казарками, подвидом морского гуся, который гнездуется на огромной территории от Сибири до северо-западного побережья Канады. Каждую осень казарки собираются на полуострове Аляска и к началу ноября уже готовы совершить перелет к заливам и лагунам Нижней Калифорнии. Они дожидаются нужного ветра, всей стаей поднимаются в темное небо и начинают свое трехтысячемильное путешествие.
— Да что вы! — Нина подняла брови и с укором поглядела на меня, словно говоря: «Ну кого ты мне подсунула?!» Как только орнитолог ушел, она презрительно наморщила губы и сказала:
— Черт возьми, ну и зануда! Да еще и кривоногий вдобавок!
— У Сэма тоже кривые ноги, — напомнила я.
— Правда? — Она пожала плечами. — Но его это ничуть не портит.
И она ушла, оставив меня в раздумьях над законами любви. Что влечет китов в Мексику от самого Берингова моря, а затем заставляет плыть обратно? Зачем казарки взлетают в этот холодный мрак, разлитый в осеннем небе? Отчего мужчина целует женщину, прижимается к ее телу и так неудержимо стремится войти в него, словно стараясь от чего-то спастись? Сэм говорит, что это сродни животному инстинкту самосохранения. Пожалуй, я с ним согласна: ведь все влюбленные существа выбирают красивые и пустынные места. И, окончившись, поход любви начинается заново.
Настоящую любовь я испытала дважды в своей жизни: после встречи с Сэмом и на последнем курсе таллульского колледжа. Моей первой любовью был Джексон Маннинг, с которым я познакомилась на занятиях по зоологии. Я сказала «познакомилась», но это не совсем так: мы вместе учились и в средней школе, хотя, думаю, там он меня не замечал. Я не вышла ростом, страдала близорукостью и вообще была тишайшей девчонкой, о которой вспомнили только во время объявления оценок и выдачи аттестатов. Мне тогда поручили произнести прощальную речь, но я так и не явилась на церемонию. Сильнейшие ожоги ядовитого плюща помешали мне воспользоваться этой привилегией.