Я было направилась на улицу, но толпа упорно теснила меня обратно к гробу. По пути я налетела на пожилую библиотекаршу, мисс Уимберли, некогда зорко следившую, чтобы я выбирала правильные книги. Потом я поболтала с сестрами Холлоуэй, старушками семидесяти пяти и семидесяти семи лет, Минервиными соседками по Церковному ручью. Друг к дружке они обращались «дорогая моя» и носили одинаковые платьица. Еще я перекинулась парой слов с Джорджией Рэй Толливер, хозяйкой бензозаправки на шоссе № 70. На ней был засаленный комбинезон и бейсболка, надетая козырьком назад. А лица гостей все плыли и плыли, то знакомые, то не очень.
— Минерва выглядит просто замечательно, — говорило одно из лиц.
— И так умиротворенно, — соглашалось другое.
— При этом у нее отличный румянец.
— Вы что, так и похороните ее прямо в перламутровых серьгах? — спросила Джорджия Рэй Толливер.
У горя есть одна хорошая особенность: оно притупляет чувства, действуя словно ударная доза новокаина. И все же, когда мой взгляд устремлялся к Минерве, мне казалось, что я вот-вот не выдержу. Да как мне жить в этом мире, когда тебя больше нет? Как я не догадалась, что ты умираешь?!
Затем подошел наш кривоногий сосед Феликс Фергюссон, отставной профессор биологии, всюду трубивший о своем анархизме. Мне всегда казалось, что Феликс неравнодушен к Минерве, но, будучи редкостным занудой, не решается ей об этом сказать.
— Ваша бабушка станет нашей легендой, — произнес он со странным, псевдобританским акцентом, который популярен среди тех южан, что провели всю жизнь в маленьких городках при колледже. — Так и вижу, как она снует со своими кастрюльками, и в слякоть, и в дождь, и в снег. Поверьте мне, деточка, американская почтовая служба ей и в подметки не годится!
— У нее было доброе сердце, — сказала я, покосившись на гроб.
— Таких, как она, больше нет. А как она обожала вас, своих внучек! Даже сгребая листья в саду, нет-нет да залезет в карман и вытащит вашу фотокарточку из Мексики. Как она гордилась своей Фредди!
Я срочно опустила лицо и вытерла глаза.
— А главное, — продолжал он тараторить, — она безумно любила стряпать. Могла наготовить хоть на целый полк. И, хоть она и не была математиком, никто, кроме нее, не умел так ловко соблюдать пропорцию, стряпая в три, а то и в четыре раза больший объем, чем в рецепте.
Он наклонился ко мне и, покосившись на Элинор, прибавил просто заговорщицким тоном:
— Никому не говорите, но Минерва порой сомневалась в кулинарных талантах Элинор. Морковный торт этой девочки ее очень беспокоил. «Он слишком жирный, Феликс, — говорила она, — ей надо бы класть в него бурый сахар, а так крем отвратительно жидкий».
— Элинор взяла этот рецепт из «Гурме», — заметила я.
— Тогда ей надо подать на них в суд, — закатил он глаза, — или, по крайней мере, отказаться от подписки.
И он посеменил к Элинор и Джо-Нелл, а я продолжала жать руки и улыбаться. К вечеру толпа заполнила весь зал и часть коридора. В конце концов стало так жарко и душно, что распорядитель похорон, мистер Юбэнкс, открыл парадную дверь настежь, и в переполненном помещении повеяло холодным ночным воздухом. В этот момент ко мне подкралась Мэри Джун Кэрриган. Задумчиво оглядев Минерву она кивнула в сторону Джо-Нелл.
— Вот ведь бедняжка! А ведь была такой миленькой. Она хоть когда-нибудь сможет ходить?
— Она уже ходит.
— Ну, в смысле, без этой железной штуковины, — Мэри Джун аж наклонилась вперед, вся скривившись от сострадания. — Говорят, она специально въехала в тот поезд, прямо как та русская дама, Анна Карен.
— В смысле Каренина? — спросил ее Джексон, подходя к нам.
— Да, кажется так.
— Но Анна Каренина вроде бы прыгнула под поезд, — улыбнулся он.
— Так ты ее знал? — уставилась на него Мэри Джун. Я заметила, что у нее маленькие, низко посаженные ушки и веснушчатая шея.
— Не лично, — заверил Джексон. В его голосе не было и тени иронии. — Я прочитал об этом в книге.
— Так она еще и книгу написала?! — Мэри Джун замотала головой. — И все-то теперь строчат автобиографии.
— Ты на меня не обидишься, если я на пару минут разлучу вас с Фредди? — Джексон говорил настолько галантно, что Мэри Джун, похоже, была даже польщена.
— Ну разумеется, нет. — Она одарила его сияющей улыбкой. — Вовсе нет.
Он провел меня через коридор, и мы встали у окна. Народу уже было столько, что опоздавшие толпились на крыльце. Накрапывал дождик, а в сточных канавах начинал клубиться туман. В аванзале стояло желтое пианино, на котором миссис Руби Киффер наигрывала «Скалу веков». Эта дама была своего рода таллульской традицией: ни одна свадьба и ни одни похороны не обходились без ее музыки. Я взглянула на нее и с удивлением подумала, что кожа над ее локтями болтается, словно кружевная оборка. К сидевшей у гроба Элинор сбежались старушки, а Джо-Нелл говорила со своей бывшей тренершей по волейболу, стриженой рыжеволосой спортсменкой с мощными икрами.
Я вздохнула и обернулась к Джексону. Он обнял меня и сказал:
— В жизни не видел таких многолюдных похорон. Кроме, пожалуй, похорон Бо Бейли.
— Кто такой Бо Бейли?
— Сенатор штата, спрыгнувший с небоскреба страховой компании года четыре назад.
— Зачем он это сделал?
— Чтобы избежать налогов, — пояснил Джексон.
— Не легче ли заплатить?
— Он задолжал что-то около пяти миллионов.
— Боже мой.
— Вот и я сказал то же самое: «Боже мой». Может, стоит выстроить всех в очередь, чтобы не было такой толчеи?
— Но Джо-Нелл не сможет долго стоять, а без нее никак.
— Ее можно посадить на стул. Просто скажи мне, и я все сделаю. — Его рука скользнула к моему плечу. Я посмотрела в окно.
— Народ все еще подходит, — проговорила я устало и невольно подумала, что одним угощением такой любви не завоюешь. На Дикси-авеню остановился черный джип, из которого вышел мужчина в синей эскимосской парке и очках в железной оправе. Он откинул капюшон, и я увидела коротко остриженные волосы цвета светлого хереса. Вздрогнув от неожиданности, я отпрянула от Джексона и принялась ерошить свою шевелюру.
— Это Сэм, — пробормотала я.
— Ты уверена? — Он выглянул в окно, а я стала пробиваться к выходу, распихивая мужчин в черных костюмах и то и дело извиняясь.
— Фредди, погоди! — крикнул Джексон, но я уже выскочила за дверь и сбежала по цементным ступенькам, а Сэм шел ко мне кирпичной дорожкой. Он остановился, и я кинулась к нему на шею, вдохнув хорошо знакомые запахи одеколона «Арамис» и морской воды. Он откинулся назад и поднял меня в воздух, и я поняла, как стосковалась по его дыханию, губам, объятиям.
— Твоя сестра Элинор прислала мне телеграмму, — сказал он.
— Элинор? — опешила я.
— Я мог приехать и раньше. Почему ты не звонила?
Хороший вопрос. Будь я посмелей, честно бы призналась, что так было удобнее. Но вместо этого я сказала:
— Думала, что ты не сможешь приехать. У тебя же столько работы, и потом, ты ненавидишь похороны.
— Да, но… Я же знаю, как ты любишь Минерву, и не могу не поддержать тебя в такую минуту. — Он прижал меня к себе. — Мне так жаль.
— Она умерла неожиданно.
— Да, я понимаю.
— Что ж ты не позвонил?! Я бы заехала за тобой в аэропорт. — Мне страшно хотелось расплакаться, и я сделала глубокий вдох. В его волосах искрились капли дождя, сиявшие, как блестки фольги. Видеть его у похоронного бюро Юбэнксов, да и вообще в Таллуле, было настолько странно, что я все качала головой. Легкий ветерок раздувал его парку, а за спиной у него виднелось затянутое тучами небо, такое низкое, что почти касалось верхушек деревьев.
— Я взял в прокате джип. На шоссе были пробки, так что добирался ужасающе долго. — Он поцеловал меня и обнял за плечи. — Я так скучал по тебе.
— А как же Нина? — спросила я и обернулась к зданию похоронного бюро. Джексон стоял в дверях, вцепившись в дверной косяк. На миг наши взгляды встретились, но он тут же отвернулся и нырнул в толпу.
— Нина? — Сэм был явно озадачен.
— Не валяй дурака, я этого терпеть не могу.
— Что-то я не пойму. — Он отер с лица капли и покосился на меня. — Да, я скучал по тебе, но при чем тут Нина?
— Как-то ночью я позвонила в «Мирабель». Тебя в номере не было, зато была Нина. Сказала, ты только что вышел.
— Не Нина, а Татьяна.
— Кто?!
— Татьяна Янг. Я же рассказывал: она работает фотографом в «Нэшнл джиографик». Мы с ней смотрели слайды.
— Какие слайды? У нас же нет проектора.
— Она приносила свой. Должно быть, ты позвонила, когда она его устанавливала. Ну а Нина помогала мне перетаскивать слайды. Бог мой, там было штук пятьдесят ящиков.
— Я тебе не верю. — У меня закололо в глазах.
— Но это правда, миссис Эспай. — С минуту он разглядывал меня, а потом взял мою руку и поцеловал ее.
— Так ты не спал с ней? — У меня перехватило дыхание.
— Нет. — Он снова вытер лоб.
— То есть у меня просто разыгралось воображение…
— Не у тебя. — Он отвел взгляд в сторону. Дождь лил уже гораздо сильнее. — Скорее, у Нины. Она страшно назойлива.
— Она подъезжала к тебе?
— Раз пятьсот.
— И?..
— Я честно объяснил ей, что люблю тебя.
«Боже мой, — подумала я, — что же я натворила?!» У меня задрожали колени, и я погладила его по щеке. Все это время я надеялась, что у него хватит силы воли и он не изменит своей клятве. Но при этом сама-то я изменила! У меня потемнело в глазах.
— Может, сядем на минутку в твой джип?
— Зачем?
— Я должна рассказать тебе кое-что о Джексоне Маннинге, — сказала я.
— Говори. — Он сжал мои руки.
— Давай лучше в машине. — Я двинулась в сторону улицы, но он удержал меня. Мой кулак оказался зажат между нами.
— В чем дело, Фредди?
— А еще лучше — поедем домой.
— Ты спала с ним. — Его глаза так и впились в мои зрачки. — Ведь так?
Я закрыла глаза, лихорадочно соображая, что же ему ответить. Затем отступила на шаг, и моя кисть оказалась на свободе. Прошло около минуты, прежде чем я наконец ответила: