Джереми был поражен портретом Иоганна Рука, нынешнего владельца Примптона. Он был известен своим невероятным богатством, а в его поведении было что-то странное. Он был совсем седой и носил черный смокинг. Ходили слухи, что Иоганн Рук путешествует по миру под вымышленными именами, то изучая медицину в Париже, то добывая алмазы в Йоханнесбурге, время от времени вмешиваясь в жизнь своих жильцов. Перед портретом Иоганна Джереми стоял потому, что он напоминал ему деда, единственного человека, одобрения которого так ему не хватало.
«Я смешной. — Размышлял Джереми, смотря на портрет, когда в холле никого не было. — На самом деле, смешон ли я?»
Конечно, ответа от портрета он не дождался. Подавленный, Джереми отправился выпить в «Черривуд» с Патриком Риггом.
— Ты больше не неудачник, — произнес Патрик, — почему ты не откроешь публике свое имя?
— Потому, — шипел Джереми, — потому, что я идиотская мышь, черт возьми. Вот почему!
Патрик пожал плечами. Кроме Майкла Хью и других актеров, в контракте которых был пункт о неразглашении тайны, только Патрик знал второе «я» Джереми.
— Может, ты и мышь, — продолжал Патрик, — но ты определенно человек. Тебя все любят.
Джереми нахмурился. «Если бы я был мужчиной, — думал он, — я бы пил водку в Сибири. Я жил бы в тундре с толстой женой».
Чтобы взбодрить приятеля, Патрик повел его в «Минотавр», ночной клуб, занимавший подвальное помещение неподалеку от консервного завода. «Минотавр» представлял собой лабиринт запутанных коридоров и темных углов. Из коридоров вели двери, некоторые открывались в комнаты блаженства. Другие вели в никуда. Если ты потерял друга в «Минотавре», то рисковал не найти его до утра или вообще больше не встретить. Идея состояла в том, чтобы плутать как можно дольше, а потом попытаться выйти к центру лабиринта — широкому залу, названному Форумом. В зале было несколько баров, высокий потолок, танцпол и сцена, на которой сменялись развлечения: шоу по понедельникам, блюз по вторникам, свинг по четвергам, регги по пятницам. Патрик привел Джереми в Форум в среду. По средам была ночь Все-Может-Быть.
Джереми тяжело вздохнул.
— Зачем я сюда пошел?
Патрик засмеялся жутким, неестественным смехом. Он указал на сцену.
— Смотри, — сказал он.
Джереми взглянул. Парень по имени Гарольд читал эротический рассказ, а девушка по имени Цунами танцевала.
— Они неудачники, — сказал Джереми.
— Смотри, — настаивал Патрик.
— Леди и джентльмены, — объявил конферансье, — добро пожаловать к «Большим грязнулям».
Возгласы стихли. Свет погас. Три молодые женщины поднялись на сцену, одна с барабаном, а две с гитарами. У солистки с гитарой были длинные черные волосы, зачесанные на один глаз так, что скрывали почти все лицо. Через несколько секунд она и ее группа были в сборе. Они играли простую, проникновенную музыку, но Джереми привлек голос солистки. Ее лица не было видно, а голос был ужасный, но завораживающий, как у Луи Рида. Она произносила слова монотонно, но эти слова поднимались, воспаряли и разбивали тебе сердце. Джереми почувствовал, что волосы на шее становятся дыбом. Он обернулся к Патрику.
— Она… она… — Джереми хотел сказать, что она ужасна. Он хотел, чтобы его слова звучали как комплимент.
— Это Фрида, — сказал Патрик, — Фрида из «Хобарта».
Джереми открыл рот от удивления. Патрик не ошибся. Это была Фрида.
— Она потрясающая, — прошептал Джереми.
— Знаю, — согласился Патрик. — Я увидел ее здесь месяц назад.
— Почему ты мне не сказал?
Патрик усмехнулся хитро и непринужденно. Он знал о Манхэттене такие вещи, которые могут знать только мертвецы.
Джереми нашел Фриду после выступления. Она узнала его и пожала руку. Они вышли в одну дверь, купили выпить, вышли в другую дверь и устроились на диване.
— Не могу поверить, что это ты, — сказал Джереми. — Ты была великолепна.
Фрида убрала волосы с лица.
— Ты седеешь, — заметила она.
— Итак, чем ты занимаешься? — поинтересовался Джереми.
Фрида постучала по гитаре.
— Вот этим, дурачок. Я пою.
— Все время?
— Ну, я продавщица в «Саксе». Но кому какое дело до этого?
Джереми смотрел на нее. Ему хотелось сказать о том, какими упругими кажутся ее бедра под мини-юбкой и как это ужасно, что она зарабатывает своим ужасным голосом.
— А чем ты занимаешься? — спросила Фрида.
Джереми отхлебнул свой «Баллантайн».
— Я помощник режиссера в… Ну, я работаю в театре «Лукас».
Фрида кивнула.
— Клуб мышкетеров.
— Ха! — вырвалось у Джереми.
Он бросил взгляд на ее бедра, которые, если он правильно помнил, были покрыты веснушками. Он вспомнил дедушку, любившего шептаться с красивыми девушками. Джереми огляделся. В комнате было темно и пусто.
— Фрида, — зашептал он, положив руку ей на бедро.
Фрида немедленно сняла его руку.
— Нет, — сказала она, поправляя юбку. Когда она взглянула на Джереми, в ее взгляде не было ни капли сочувствия.
Джереми удивился. Он слышал о том, что происходит в отдельных комнатах «Минотавра», и однажды он уже довольно грубо овладел этой женщиной. Он снова коснулся ее колена. Фрида легко убрала его руку. Она издала странный звук, похожий на смех, и встала.
— Что-то не так? — потребовал объяснений Джереми.
Фрида покачала головой.
— Все в порядке, дурачок! — Она подняла гитару и вышла.
Чем больше Джереми думал о Фриде, тем больше он сходил с ума.
— Она назвала меня дурачком, — бормотал Джереми, — дважды.
— Что ты там бормочешь? — поинтересовалась Первая Злая Мышь.
Мыши были за кулисами, в гримерке, натягивали и пристегивали головы. Через пять минут должно было начаться субботнее представление. Прошел слух, что в зале будет мэр Филлипоне.
— Ничего, — огрызнулся Джереми.
— Эй, Якс, — окликнул его Бенни Демарко, — не наступай мне на хвост во время масляного танца.
— Не буду.
— Ну а сегодня ты уже наступил.
— Дерьмо собачье! — прорычал Джереми.
Майкл Хью просунул голову в дверь.
— По местам, — скомандовал он.
Джереми тяжело вздохнул.
— Что случилось? — поинтересовался Майкл.
— Четвертая Злая обделалась, — вмешался Бенни.
Джереми показал Бенни средний палец.
— Хорошо, хорошо, — успокоил Майкл. — Расслабьтесь. У нас в зале мэр. По местам.
Мыши засуетились.
Джереми подошел к задней части сцены, где стояла гигантская сырная решетка, и занял позицию позади нее.
Занавес подняли. Публика зааплодировала. Мыши начали свою историю, расхаживая с важным видом по сцене и задирая друг друга. Джереми оставался в темноте. Он появлялся на сцене только через двадцать минут после начала первого акта. На большинстве представлений, дожидаясь своего выхода, Джереми подглядывал сквозь решетку, ища среди зрителей знаменитостей. Этим вечером он высматривал мэра. Вместо мэра он наткнулся на женщину в десятом ряду, с зачесанной на глаза челкой.
— Фрида, — прошептал Джереми.
На ней было темно-красное платье и перчатки до плеч. Рядом с ней сидел красивый мужчина в смокинге, одной рукой державший Фриду за запястье. Другой, свободной рукой, кончиками пальцев он поглаживал ее руку, небрежно и властно.
Джереми нахмурился. «Расслабься, — приказал он себе — расслабься, расслабься».
Но он не мог расслабиться. Фрида не только назвала его дурачком, но и смеялась над ним в необъятной, пронизанной сексуальностью, русской темноте, как будто вошедшей в него. Теперь она здесь, солистка «Больших грязнуль», прячет свой жуткий голос под бордовым платьем и челкой на глаза. Фрида была знаменитостью, видимо, богатой эстеткой из Манхэттена. И она пришла с любовником. Джереми был вне себя.
Он выбежал на сцену на две минуты раньше. Зал взорвался аплодисментами. Остальные семь мышей уставились на Джереми.
Майкл Хью стоял у сцены.
— О нет, — вырвалось у него.
Джереми запаниковал. Он дважды гикнул, что означало начало масляного танца, которого не было в первом акте. Началась неразбериха. Половина Мышей последовала за Джереми и изобразила дрянной масляный танец, остальные подняли лапки в знак протеста. Аудитория засмеялась.
Бенни Демарко в костюме Первой Доброй Мыши приблизился к Джереми.
— Ты все портишь, кретин! — прошипел он.
От злости Бенни пнул Джереми. Четвертая Злая Мышь ответила тем, что столкнула Бенни в маслобойку.
Аудитория стонала от восторга. Драматург, стоявший рядом с Майклом, рвал и метал.
Первая Добрая Мышь начала преследовать Четвертую Злую Мышь. Бенни гнался за Джереми сквозь толпу танцующих, через сырные ворота на нижнюю часть крыши, с которой Джереми столкнул его. Тот упал на двух мышей, свалив их на пол.
Толпа была увлечена, даже те, кто видел шоу раньше и понимал, что все идет не по сценарию.
Джереми задыхался в костюме мыши, его лицо, человеческое лицо налилось кровью.
«Расслабься, — приказал он себе, — расслабься».
Но, как только он подумал об этом, Джереми увидел лицо Фриды. Ее рот раскрылся, раздираемый смехом. Казалось, она зубами жадно кусала воздух, так она завывала. Рот ее любовника тоже не закрывался.
Джереми закрыл глаза, он ненавидел того, кем стал: смешного человека, комика. Он был смешон, его это приводило в ярость, а других умиляло. Эти другие, публика, даже сейчас восторгались им. Они смеялись, показывая на него пальцем. Он не мог этого стерпеть. Он взбежал на крышу.
— Я приехал, — прошипел он.
Джереми дотянулся до мышиной головы, пытаясь отстегнуть ее. Он шлепал себя по лицу, давал пощечины, дергал огромную голову.
— Что он делает? — кричали Мыши внизу.
Майкл Хью и драматург затаили дыхание.
— О боже, — взмолился Майкл.
Зал затих. Четвертая Злая Мышь царапала щеки, видимо пытаясь содрать свой скальп.
Мыши бросились на крышу.
— Не делай этого, — верещала Третья Добрая Мышь.
— Стой, — рявкнула Третья Злая.
— Я приехал, — предупредил Джереми. Он ударил по неподатливой шее, ослабляя петли.