Входит Пол Оуэн, на нем кашемировый спортивный пиджак, брюки из шерстяной фланели, рубашка от Ronaldus Shamask с воротничком на пуговицах, но главное – его галстук в синюю, черную, красную и желтую широкую полоску, от Andrew Fezza, дизайн Zanzarra, – вот это меня впечатляет. Каррузерс тоже оценил галстук, он наклоняется ко мне и говорит:
– Как ты думаешь, у него и гульфик такой же расцветки? – Не дождавшись ответа, он отодвигается, открывает «Sports Illustrated», лежащий на столе, и, улыбаясь сам себе, читает статью о соревнованиях по прыжкам в воду на Олимпийских играх.
– Привет, Холберстам, – говорит мне Оуэн, проходя мимо.
– Привет, Оуэн, – говорю я.
Мне нравится, как он стильно одет и как у него зачесаны волосы, так ровно и гладко… и это меня добивает, я делаю мысленную пометку, что надо будет спросить у него, где он покупает средства для ухода за волосами и каким муссом пользуется; перебрав множество вариантов, я думаю, что это Ten-Х.
Входит Грег Макбрайд и останавливается возле моего кресла:
– Смотрел сегодня «Шоу Патти Винтерс»? Потрясающе. Просто потрясающе.
Мы пожимаем друг другу руки, и он садится между Дибблом и Ллойдом. Бог его знает, откуда они тут взялись.
Кевин Форрест, вошедший вместе с Чарльзом Мерфи, говорит:
– Я так и не дождался звонка. Зуб даю, это все Фелиция.
Я даже не обращаю внимания на то, как они одеты, но вдруг ловлю себя на том, что смотрю на антикварные запонки Мерфи с голубыми хрустальными глазками.
Видеопрокат и D’Agostino’s
Я брожу по Video Visions (это видеопрокат, который находится рядом с моей квартирой в Уэст-Сайде) и посасываю диетическую пепси из баночки, в наушниках моего плеера Sony играет Кристофер Кросс. После работы мы с Монтгомери поиграли в ракетбол, потом я пошел на массаж шиацу и встретился с Джессом Ллойдом, Джейми Конвеем и Кевином Форрестом, чтобы выпить у «Расти» на Тридцать седьмой. Сегодня на мне шерстяное пальто от Ungaro Uomo Paris, в руках – портфель Bottega Veneta и зонтик от Georges Gaspar.
Народу в прокате больше обычного. В очереди передо мной слишком много семейных пар, так что я не могу взять «Исправительную колонию для трансвеститов» или «Пизденку Джинджер» так, чтобы не чувствовать себя неловко, к тому же я уже столкнулся с Робертом Эйлсом из First Boston в отделе ужастиков, или мне просто показалось, что это был Роберт Эйлс. Проходя мимо, он буркнул: «Привет, Макдональд» – в руке он держал кассету с седьмой частью «Пятницы, 13» и документальный фильм про аборты; я успел заметить, что у него отменный маникюр, но впечатление портили часы Rolex из поддельного золота.
Поскольку порнография мне сегодня явно не светит, я брожу по отделу комедий и чувствую себя так, как будто меня изнасиловали; я беру фильм Вуди Аллена, но мне этого мало. Прохожу через отдел музыкального видео – там ничего, захожу в комедийные ужастики – тоже ничего, и вдруг меня прошибает какое-то непонятное беспокойство. Здесь, блядь, слишком много кассет, я не знаю, что выбрать. Захожу за большой рекламный щит с постером новой комедии с Дэном Эйкройдом и принимаю две таблетки валиума по пять миллиграммов, запивая их диетической пепси. Потом, уже почти на автопилоте, словно меня кто-то запрограммировал, я беру с полки кассету с «Двойным телом» – я брал этот фильм уже тридцать семь раз – и иду к кассе, где мне приходится ждать почти двадцать минут, после чего меня обслуживает какая-то некрасивая девица (фунтов пять лишнего веса, сухие вьющиеся волосы). На ней мешковатый свитер, не поддающийся идентификации – но точно не дизайнерский, – вероятно, она его носит с единственной целью: чтобы никто не заметил отсутствие груди, и хотя глаза у нее действительно красивые – кого это ебет?! Наконец подходит моя очередь. Я отдаю ей пустые коробки.
– Это все? – спрашивает она, забирая мою карточку.
На мне черные перчатки от Mario Valentine. Членство в этом прокате стоит мне всего двести пятьдесят долларов в год.
– У вас есть фильмы с Джейми Герц? – спрашиваю я, пытаясь заглянуть ей в глаза.
– Что? – рассеянно спрашивает она.
– У вас есть фильмы с Джейми Герц?
– С кем? – Она забивает что-то в компьютер и говорит, не глядя на меня: – На сколько дней будете брать?
– На три, – говорю я. – Вы что, не знаете, кто такая Джейми Герц?
– Нет, не знаю. – Она вздыхает.
– Джейми Герц, – говорю я. – Она актриса.
– Я не знаю ее, – говорит она таким тоном, как будто я ее домогаюсь, но ее тоже можно понять: она работает в видеопрокате, такая сложная работа, так что ее стервозность вполне оправданна, правильно?
Что бы я сделал с этой девицей, будь у меня молоток, какие слова я бы выбил у нее на теле, будь у меня ледоруб! Она отдает мои коробки парню, стоящему у нее за спиной, и я делаю вид, что не замечаю его испуга, когда он видит коробку из-под «Двойного тела» и узнает меня, – но все же ему приходится пойти в подсобку, чтобы принести мне кассеты.
– Вы ее наверняка знаете, – вежливо говорю я. – Она снимается в рекламе диетической пепси. Вы должны знать.
– Нет, я такую не знаю, – говорит она, и ее монотонный голос выводит меня из себя. Она вбивает в компьютер названия фильмов, которые я беру, и мой регистрационный номер.
– Мне нравится в «Двойном теле» один момент… где женщину трахают до смерти… электродрелью… – говорю я, почти задыхаясь. В прокате вдруг становится очень жарко, я бормочу себе под нос: «О господи» – и опираюсь рукой о прилавок, чтобы унять дрожь. – И кровь льется с потолка.
Я делаю глубокий вдох, голова ритмично покачивается, я продолжаю что-то говорить и сглатываю слюну, думая об одном: мне надо увидеть ее обувь. Я пытаюсь заглянуть под прилавок, чтобы посмотреть, какая на ней обувь, но, к моему прискорбию, это всего лишь кроссовки – не K-Swiss, не Tretorn, не Adidas, не Reebok, а какая-то дешевка.
– Распишитесь здесь. – Она отдает мне кассеты, даже не посмотрев в мою сторону, она не хочет понимать, кто я на самом деле; дыша тяжело и сбивчиво, она переходит к следующим клиентам, семейной паре с маленьким ребенком.
По пути домой я захожу в D’Agostino’s и покупаю на ужин две большие бутылки «Перье», упаковку кока-колы, головку салата руккола, шесть киви среднего размера, бутылку тархунного уксуса, банку сметаны, упаковку тапас, тофу и у кассы беру батончик из белого шоколада.
Я выхожу из магазина, не обращая внимания на бомжа, который просит милостыню под плакатом «Отверженных». У него в руках картонка с надписью: «Я ПОТЕРЯЛ РАБОТУ Я ХОЧУ ЕСТЬ У МЕНЯ НЕТ ДЕНЕГ ПОМОГИТЕ ПОЖАЛУЙСТА». У него на глаза наворачиваются слезы, когда я проделываю с ним трюк под названием «подразни-бомжа-долларовой-купюрой», а потом говорю:
– Господи, побрейся ты, что ли.
И тут мой взгляд, как радар, засекает красный «ламборджини-кунташ», припаркованный у тротуара, он сияет в свете уличных фонарей, и я замираю на месте, с трудом глотаю таблетку валиума, и он неожиданно бьет мне в голову, причем весьма ощутимо, и все вдруг становится далеким и абсолютно неважным: черные парни под крэком идут к ближайшей дискотеке, стая голубей вьется в небе, сирены «скорой помощи», гудящие такси, какая-то крошка в платье от Betsey Johnson – это все тает и дергается, как при покадровой фотосъемке – но при этом как будто в замедленной киносъемке, – солнце садится, город темнеет, а я вижу только красный «ламборджини» и слышу только собственное ровное, тяжелое дыхание. Не знаю, сколько прошло времени, но я все еще стою там и пускаю слюни.
У косметолога
Я ухожу с работы в четыре тридцать, иду в «Xclusive» и занимаюсь там с гантелями ровно час, потом беру такси и еду через парк в салон Gio’s, расположенный в гостинице Pierre, чтобы сделать массаж лица, маникюр, а если время позволит, то и педикюр. Я лежу на высоком столе в одном из кабинетов и жду Хельгу, моего косметолога, которая займется моим лицом. Моя рубашка от Brooks Brothers и костюм от Garrik Anderson висят в шкафу, туфли без шнурков от A.Testoni стоят на полу, носки за тридцать долларов от Barney’s засунуты внутрь туфель; на мне остались только шестидесятидолларовые трусы-боксеры от Comme des Garçons. Легкая рубашка, которую я должен был надеть, осталась в душе; я хочу, чтобы Хельга видела мое тело, чтобы она увидела мою грудь, чтобы она заметила, каким крепким и, блядь, накачанным стал у меня живот с тех пор, как мы с ней виделись в последний раз, хотя, честно сказать, она старше меня – ей лет тридцать или даже тридцать пять, – и я вообще не собираюсь ее ебать ни под каким видом. Я потихоньку пью диетическую пепси, которую мне принес Марио, служащий, – я попросил пепси с измельченным льдом, хотя пить мне не хочется.
Я беру сегодняшний номер «Post», который лежит на стеклянном журнальном столике от Smithly Watson, и просматриваю колонку светских сплетен, потом мне на глаза попадается статья про этих тварей, которые наполовину птицы, наполовину грызуны – по сути дела, это голуби с крысиными головой и хвостом, – их обнаружили где-то в канализации в центральной части Гарлема, когда они пытались пробраться к центру города. Статью сопровождает нечеткая фотография, но эксперты, по словам «Post», полностью убеждены в том, что это фальшивка. Как обычно, эта история не пугает меня, напротив, я испытываю смутное раздражение, когда думаю о том, сколько времени и сил потратил какой-то дурак, чтобы это придумать: подделать фотографию (да и подделка, надо заметить, паршивая; штуковина на снимке похожа на ебаный бигмак), послать фотографию в «Post», потом «Post» долго думает (споры, дебаты, попытки в последнюю минуту послать это к черту), нужно напечатать фото, нужно, чтобы кто-нибудь написал статью, взял интервью у экспертов, и в итоге статью все-таки публикуют в сегодняшнем номере на третьей странице, чтобы сотни тысяч людей обсуждали ее за обедом. Я закрываю газету и, устав от раздумий, просто лежу и смотрю в потолок.