меня налетает Хемфри Райнбек, который пытается не наступить на эльфа. Он еще не успел снять кашемировое пальто-честерфилд дизайна Crombie от Lord & Taylor, а под ним – двубортный смокинг из шерсти, с остроконечными лацканами, хлопчатобумажная рубашка от Perry Ellis, галстук-бабочка от Hugo Boss и бумажные рожки – он про них явно не знает, так криво они надеты, и ни с того ни с сего этот нахал говорит скороговоркой:
– Привет, Бэйтмен, на прошлой неделе я отнес к своему портному новый твидовый пиджак «в елочку», чтобы кое-что подшить.
– Не могу не поздравить, – пожимаю я его руку. – Это шикарно.
– Спасибо, – краснеет он, опуская глаза. – В общем, портной заметил, что продавец заменил исходную бирку на свою собственную. Так вот я хочу узнать, не противозаконно ли это?
– Я понимаю, это вызывает сомнения, – говорю я, пробираясь сквозь толпу. – Как только партия одежды была приобретена у производителя, продавец абсолютно законно может поменять исходные бирки на свои собственные. Но он не может заменить их на бирки другого продавца.
– Подожди, но почему?
– Потому что информация, касающаяся состава ткани и страны происхождения или регистрационного номера производителя, должна оставаться неприкосновенной. Подделку ярлыков обнаружить крайне трудно, случаи подделки редко становятся известны, – ору я через плечо.
Кортни целует Пола Оуэна в щеку, они крепко держат друг друга за руки. На меня находит оцепенение, я останавливаюсь. Райнбек натыкается на меня. Но Кортни уже уходит и на ходу машет кому-то рукой.
– Так что же делать? – кричит сзади Райнбек.
– Покупай одежду известных марок у продавцов, которых ты знаешь, и сними эти мудацкие рога со своей головы, Райнбек. Ты выглядишь как идиот. Прошу прощения.
После того как Хемфри нащупывает на своей голове рога и восклицает: «О боже!» – я ухожу.
– Оуэн! – кричу я, радостно протягивая руку, а другой рукой хватаю мартини с подноса проходящего мимо эльфа.
– Маркус! С Рождеством, – пожимает мою руку Оуэн. – Как дела? Все работаешь?
– Давненько тебя не видел, – говорю я, потом подмигиваю. – Все работаешь?
– Мы только что вернулись из клуба «Никербокер», – говорит он, здоровается с толкнувшим его человеком («Привет, Кинсли»), потом снова поворачивается ко мне. – Мы едем к «Нелль». Лимузин у подъезда.
– Надо бы как-нибудь пообедать, – говорю я, пытаясь как-то тактично подвести разговор к счетам Фишера.
– Да, отличная мысль. Может, ты взял бы с собой…
– Сесилию? – гадаю я.
– Да, Сесилию, – отвечает он.
– О, Сесилия будет… в восторге, – говорю я.
– Ну, так давай так и сделаем, – улыбается он.
– Да, можно пойти в… «Ле Бернарден», – говорю я, затем после паузы: – Покушать… морепродуктов. А?
– В этом году «Ле Бернарден» в первой десятке «Загата», – кивает он. – Ты в курсе?
– Можно там заказать… – Я снова замолкаю, смотрю на него, потом более решительно продолжаю: – Рыбу. А?
– Морских ежей, – говорит Оуэн, обводя взглядом комнату. – Мередит обожает тамошних ежей.
– Правда? – говорю я.
– Мередит, – зовет он, делая знаки кому-то за моей спиной, – пойди сюда.
– Она здесь? – спрашиваю я.
– Она там разговаривает с Сесилией. Мередит, – кричит он и машет рукой.
Я оборачиваюсь. Мередит и Эвелин пробираются к нам.
Я быстро поворачиваю обратно.
Мередит идет рядом с Эвелин. На ней габардиновое платье с бисером и болеро от Geoffrey Beene из Barney’s, золотые сережки с бриллиантами от James Savitt (13000 долларов), перчатки дизайна Geoffrey Beene для Portolano Products. Она говорит:
– Да, мальчики? О чем это вы тут болтаете? Обсуждаете планы на Рождество?
– О морских ежах в «Ле Бернарден», дорогая, – говорит Оуэн.
– Моя любимая тема. – Мередит обвивает рукой мое плечо, доверительно шепча на ухо: – Они восхитительны.
– Прелестно, – нервно откашливаюсь я.
– А что вы думаете о вальдорфском салате? – спрашивает Эвелин. – Понравился?
– Сесилия, дорогая, я его еще не пробовал, – говорит Оуэн. Он видит знакомое лицо в другом конце комнаты. – Но я хотел бы понять, почему Лоуренс Тиш разносит глинтвейн?
– Это не Лоуренс Тиш, – мямлит Эвелин, искренне расстроенная. – Это рождественский эльф. Патрик, что ты наговорил ему?
– Ничего, – отвечаю я. – Сесилия.
– А кроме того, Патрик, ты – мистер Гринч.
При упоминании моего настоящего имени я тут же начинаю болтать, надеясь, что Оуэн ничего не заметил.
– Знаешь, Сесилия, я сказал ему, что, по-моему, это как бы смесь из них обоих, вроде… – Я замолкаю, кидаю на них быстрый взгляд и робко выдавливаю: – Рождественский Тиш.
Потом я нервно выдергиваю веточку петрушки из фазаньего паштета, который проносит мимо эльф, и, не дав Эвелин опомниться, поднимаю веточку над ее головой.
– Осторожно, омела, – ору я.
Окружающие внезапно отшатываются от нас, я целую Эвелин в губы, не сводя глаз с Оуэна и Мередит, оба они как-то странно смотрят на меня, и краем глаза я замечаю Кортни, которая разговаривает с Райнбеком и отвечает мне ненавидящим взглядом.
– Патрик, – начинает Эвелин.
– Сесилия! Пойди-ка быстренько сюда, – тяну я ее за руку, потом обращаюсь к Оуэну и Мередит: – Извините нас. Мы должны поговорить с этим эльфом и все выяснить.
– Простите меня, – говорит Эвелин, беспомощно пожимая плечами, пока я тащу ее за руку. – Патрик, в чем дело?
Лавируя между людьми, я увожу ее в кухню.
– Патрик? – спрашивает она. – Что нам делать на кухне?
– Послушай. – Я крепко держу ее за плечи и смотрю прямо в глаза. – Поехали отсюда.
– Патрик, – вздыхает она, – я не могу уйти. Разве тебе здесь плохо?
– Почему ты не можешь уйти? – спрашиваю я. – Какие доводы тебе нужны? Ты и так пробыла здесь слишком долго.
– Патрик, это моя рождественская вечеринка, – говорит она, – и, кроме того, с минуту на минуту эльфы запоют «О Танненбаум!».
– Ну же, Эвелин. Давай уйдем отсюда. – Я на грани истерики, я паникую оттого, что Пол Оуэн или, того хуже, Маркус Холберстам могут войти на кухню. – Я хочу увести тебя от всего этого.
– От всего чего? – спрашивает она, ее глаза сужаются. – Тебе не понравился вальдорфский салат, так?
– Я хочу увести тебя от этого, – обвожу я жестом кухню. – От суши, эльфов… от всего.
Эльф входит в кухню, ставит поднос с грязными тарелками, и за ним я вижу, как Пол Оуэн склонился к Мередит, которая что-то кричит ему на ухо, пытаясь перекрыть музыку, а он ищет взглядом кого-то, кивает, потом в поле зрения входит Кортни, и я хватаю Эвелин и притягиваю ее к себе.
– Суши? Эльфы? Патрик, я ничего не понимаю, – говорит Эвелин. – Мне это не нравится.
– Пошли. – Крепко сжав ее руку, я тащу Эвелин к выходу. – Ну хоть раз в жизни поступи безрассудно. Хотя бы раз в жизни, Эвелин!
Она останавливается, отказывается идти, потом вдруг начинает улыбаться, обдумывая мое предложение, и все же она только слегка заинтригована.
– Ну пожалуйста, – начинаю просить я. – Пусть это будет моим рождественским подарком.
– Но я уже была в Brooks Brothers и… – начинает она.
– Перестань. Ну пойдем, я прошу тебя, – говорю я и наконец в последней отчаянной попытке игриво улыбаюсь, легонько целую ее в губы и добавляю: – Миссис Бэйтмен?
– О Патрик, – вздыхая, тает она. – А как же уборка?
– Карлики этим займутся, – уверяю я ее.
– Но кто-то должен руководить ими, милый.
– Ну выбери эльфа, и пусть он будет начальником над остальными, – говорю я. – Идем скорее!
Я снова тащу ее к заднему выходу, каблуки Эвелин скрипят на мраморном полу Muscoli.
Наконец-то мы на улице, почти бежим, я останавливаюсь и заглядываю за угол – посмотреть, есть ли кто-нибудь у парадного входа. Вообще-то, мы идем к лимузину, который я считаю машиной Оуэна, но, чтобы не вызывать подозрений у Эвелин, я просто подхожу к ближайшей машине, открываю дверцу и вталкиваю ее внутрь.
– Патрик, – визжит она, довольная. – Это так неприлично. И лиму…
Я захлопываю дверь, обхожу машину и стучу в окно водителя. Стекло опускается.
– Привет, – говорю я, протягивая руку. – Пат Бэйтмен.
Водитель молча смотрит на меня, во рту зажата незажженная сигара, сначала он смотрит на протянутую руку, потом на мое лицо, потом на мою макушку.
– Пат Бэйтмен, – повторяю я. – В чем дело?
Он продолжает смотреть на меня. На всякий случай я трогаю свои волосы – вдруг они спутались – и, к своему удивлению и стыду, нащупываю две пары бумажных рогов. Блядь, на моей голове четыре рога. С криком «О боже!» я срываю их, в ужасе смотрю на мятые рога, швыряю их на землю и вновь обращаюсь к шоферу.
– Ладно. Пат Бэйтмен, – говорю я, приглаживая рукой волосы.
– Ну, Сид, – пожимает он плечами.
– Послушай, Сид. Мистер Оуэн сказал, что мы можем взять эту машину, так что… – Я замолкаю, в морозном воздухе мое дыхание превращается в пар.
– А кто такой мистер Оуэн? – спрашивает Сид.
– Пол Оуэн, как кто. Тот, кого ты возишь.
– Нет, это лимузин мистера Баркера, – говорит он. – А рожки-то были ничего.
– Черт, – говорю я, бегу к дверце, чтобы успеть вытащить Эвелин, покуда чего не вышло, но уже поздно. В ту же секунду, когда я открываю дверцу, Эвелин высовывает голову и визжит:
– Патрик, дорогой, мне так нравится. Шампанское, – в одной руке у нее бутылка «Кристала», в другой – золотистая коробочка, – и трюфели.
Я хватаю ее за руку, вытаскиваю из машины, сбивчиво бормочу: «Не тот лимузин, забери трюфели», – и мы направляемся к другому лимузину. Открыв дверь, я сажаю Эвелин, а потом иду вперед и стучу в окошко водителя.
Окошко опускается. На вид водитель – точная копия предыдущего.
– Привет. Пат Бэйтмен, – произношу я, протягиваю руку.
– Да? Привет. Дональд Трамп. Моя жена Ивана сидит сзади, – язвительно произносит он, пожимая мою руку.