лкая вперед Эвелин, которая так и держит в руках «рождественский подарок», я кричу ему: «Джонатан, эй, Джонатан!» Как я и ожидал, толпа разом подхватывает крик. Обернувшись, Джонатан замечает меня и кричит в ответ: «Привет, Бакстер», – подмигивает, показывает большой палец, но не мне, а кому-то еще. Мы с Эвелин все равно делаем вид, что мы из его компании. Охранник опускает канат прямо перед нами и спрашивает:
– Это вы приехали в том лимузине? – мотнув головой в сторону бордюра.
– Да, – с готовностью киваем мы с Эвелин.
– Проходите, – произносит он, поднимая канат.
Мы входим, и я выкладываю шестьдесят долларов и не получаю ни единого талона на выпивку. В клубе, как и полагается, темно, только вспышки стробоскопа освещают зал, но даже в этих вспышках я вижу лишь, как дымит сухой лед и еще одна симпатичная девка танцует под INXS, «New Sensation»: музыка орет из динамиков с такой силой, что тело вибрирует. Я прошу Эвелин сходить в бар и принести два бокала шампанского.
– Конечно, – кричит она в ответ, наугад направляясь в сторону единственной светящейся полоски неона, – судя по этому свету, только там может продаваться алкоголь.
Тем временем я покупаю грамм у человека, похожего на Майка Дональдсона, и через десять минут, пока я наблюдаю за танцующей девкой и взвешиваю за и против насчет того, а не стоит ли кинуть Эвелин, она возвращается с двумя наполовину наполненными фужерами. Судя по ее лицу, она негодует.
– Это «Корбель», – кричит она. – Давай уйдем.
Я отрицательно качаю головой и тоже ору:
– Пойдем в туалет.
Эвелин идет за мной.
Туалет в «Чернобыле» один – общий. Там уже присутствуют две другие пары: одна пара заперлась в единственной кабинке, вторая пара с нетерпением ждет, когда кабинка освободится, – как и мы. На девушке топ на лямках из шелкового джерси, шифоновая юбка и шелковые туфли с завязками, все от Ralph Lauren. На парне костюм какой-то итальянской марки, то ли William Fioravanti, то ли Vincent Nicolosi, а может, Scali. У обоих стаканы с шампанским: у него – полный, у нее – пустой. Тишина, только из кабинки доносится шмыганье и приглушенный смех. Дверь в туалет такая толстая, что музыки совершенно не слышно, только глухое буханье ударных. Парень нетерпеливо постукивает ногой. Девица все время вздыхает и странно взмахивает головой, отчего волосы соблазнительно струятся по ее плечам. Потом она смотрит на Эвелин и на меня, шепчет что-то своему парню, потом снова что-то шепчет, тот кивает, и они уходят.
– Слава богу, – шепчу я, нащупывая грамм в своем кармане, потом обращаюсь к Эвелин: – Ты почему притихла?
– Это все вальдорфский салат, – бормочет она, не глядя на меня. – Черт побери.
Раздается щелчок, дверь кабинки открывается, и оттуда выходит молодая пара: парень в двубортном костюме из шерстяной саржи, хлопчатобумажной рубашке и шелковом галстуке, все от Givenchy, на девушке – шелковое платье из тафты со страусиными перьями от Geoffrey Beene, серьги из позолоченного серебра от Stephen Dweck Moderne и бальные туфли от Chanel. Они незаметно вытирают носы, стоя перед зеркалом. Но как только мы с Эвелин собираемся войти в освободившуюся кабинку, в туалет влетает первая пара и пытается занять ее.
– Прошу прощения, – говорю я, расставив руки и закрыв ими вход. – Вы ушли. Теперь наша очередь, знаете ли.
– Мне так не кажется, – мягко говорит парень.
– Патрик, – шепчет сзади Эвелин, – ну пусти их…
– Нет. Теперь наша очередь, – отвечаю я.
– Да, но мы здесь ждали раньше.
– Послушай, я не хочу ссориться…
– А сам ссоришься, – замечает его скучающая подруга, умудрившись все-таки выдавить улыбку.
– О господи, – бормочет позади Эвелин, выглядывая из-за моего плеча.
– Послушай, давай прямо здесь, – предлагает девка, которой я не отказался бы засадить.
– Ну и сучка, – бормочу я, качая головой.
– Послушай, – смягчаясь, произносит парень, – пока мы спорим, кто-то из нас уже мог бы быть там.
– Да, – отвечаю я. – Мы.
– Бог ты мой, – говорит девушка, уперев руки в боки и глядя на нас с Эвелин. – Кого они только сюда пускают!
– Вот сучка, – не верю я своим ушам. – Тебе известно, что ты ведешь себя мерзко?
Поперхнувшись, Эвелин сжимает мое плечо («Патрик!»).
Парень, прислонившись к двери, уже начал нюхать свой кокаин, черпая порошок из коричневого пузырька и хихикая после каждой порции.
– Твоя подруга – законченная сука, – обращаюсь я к парню.
– Патрик, – говорит Эвелин, – прекрати.
– Она сука, – говорю я, показывая на девушку.
– Патрик, извинись, – говорит Эвелин.
У парня начинается истерика, запрокинув голову, он громко шмыгает и пытается восстановить дыхание.
– О господи, – испуганно произносит Эвелин. – Почему ты смеешься? Защищай ее.
– Зачем? – пожимает плечами парень, обе его ноздри испачканы белым порошком. – Он прав.
– Я ухожу, Дэниэл, – едва не плачет девушка. – Это невыносимо. Я тебя ненавижу. И их ненавижу. Я предупреждала тебя еще в «Байсе».
– Давай, – отвечает парень. – Уходи. Давай же. Вали. Мне плевать.
– Патрик, что за кашу ты заварил? Это никуда не годится. – Эвелин отступает от меня на несколько шагов, потом добавляет, глядя на флуоресцентные лампочки: – И этот свет… Я ухожу.
Но она остается, словно чего-то ожидая.
– Я ухожу, Дэниэл, – говорит девушка. – Ты слышал?
– Давай, – машет ей рукой Дэниэл, рассматривая в зеркало свой нос. – Я сказал – вали.
– Я занимаю кабинку, – обращаюсь я ко всем. – Ничего? Никто не возражает?
– Разве ты не собираешься защищать свою подругу? – спрашивает Эвелин Дэниэла.
– Господи, ну что ты от меня хочешь? – смотрит он на нее в зеркало, вытирая нос и снова шмыгая. – Я пригласил ее на ужин. Представил ее Ричарду Марксу. Господи, ну что еще ей нужно?
– Может, мне нужно, чтобы ты его как следует отлупил, – говорит девица, указывая на меня.
– Дорогая, – качаю я головой, – если бы ты знала, что я могу с тобой сделать обыкновенной вешалкой.
– Прощай, Дэниэл, – после театральной паузы говорит девушка. – Я ухожу.
– Отлично, – отвечает Дэниэл, вынимая пузырек. – Мне же больше достанется.
– И не звони мне, – кричит она, открывая дверь. – Мой автоответчик включен, и я вижу, кто мне звонит!
– Патрик, – натянутым тоном говорит Эвелин, – я буду на улице.
Несколько мгновений я смотрю из кабинки на нее и на девушку, стоящую в дверях:
– И что теперь?
– Патрик, – предупреждает Эвелин, – не говори того, о чем пожалеешь.
– Уходи. Просто уходи. Можешь взять лимузин.
– Патрик…
– Уходи! – рявкаю я. – Гринч сказал: уходи!
Я хлопаю дверцей кабинки и начинаю зачерпывать кокаин из конверта своей пластиковой карточкой АmЕх. Между занюхиваниями я слышу, как Эвелин уходит и, всхлипывая, говорит девушке:
– Он заставил меня уйти с моей собственной рождественской вечеринки, ты представляешь? С моей собственной вечеринки?
Девушка ухмыляется:
– Ну ты даешь.
Я начинаю хрипло смеяться, стукаясь головой о стены кабинки. Я слышу, что парень, шмыгнув носом еще пару раз, сваливает. Прикончив почти весь грамм, я высовываюсь из кабины, чтобы проверить, не вертится ли где-нибудь поблизости обиженная Эвелин с закушенной губой (ай-ай-ай, детка), но она не вернулась. И я представляю себе Эвелин с подругой Дэниэла в постели: девушка раздвигает ноги Эвелин, Эвелин на четвереньках лижет ее анальное отверстие, пальцем массирует пизду, и от этого меня немного мутит. Возбужденный, я выхожу из туалета, чтобы найти себе кого-нибудь.
Но уже поздно, и публика изменилась: теперь здесь больше панков, рокеров и черных, меньше парней с Уолл-стрит, слоняются богатые скучающие девчонки с авеню А. Музыка тоже поменялась: вместо Белинды Карлайл, поющей «I Feel Free», черный рэпер выкрикивает: «Her Shit on His Dick»[24], если мне слух не изменяет. Я подкатываю к двум симпатичным богатым девчонкам, обе одеты в уродские платья а-ля Бетси Джонсон, а я обдолбан по самое не могу и начинаю с фразы типа: «Клевая музыка – мы не встречались в Salomon Brothers?» Одна из этих девок ухмыляется и говорит: «Катись на Уолл-стрит», а другая, с серьгой в носу, добавляет: «Яппи ебаный».
Они говорят это, несмотря на то что во мраке мой костюм кажется черным, а галстук (пейсли, Armani, шелк) почти развязан.
– Слушайте, – отвечаю я, скрипя зубами, – можете считать меня гадким яппи, но я, честное слово, не таков, – объясняю я им, быстро сглатывая. Крыша у меня совсем поехала.
Вместе с ними за столиком сидят двое черных. Оба в потертых джинсах, футболках и кожаных куртках. У одного отражающие темные очки, другой – с бритой головой. Оба смотрят на меня. Я вытягиваю согнутую руку, пытаясь изобразить рэпера.
– Эй, – говорю я. – Я свежак. Свежак как… глушак. Глушайший. – Я отхлебываю шампанское. – Глушак, короче.
В подтверждение этого я подхожу к чернокожему парню с дредами и восклицаю: «Растаман!» Я протягиваю руку, ожидая, что он хлопнет своей пятерней о мою. Но ниггер стоит как вкопанный.
– Я имею в виду, – кашляю я, – mоп[25], – и потом с меньшим энтузиазмом: – Может, устроим как-нибудь джем…
Он уносится прочь от меня, качая головой. Я смотрю на девушек: они тоже качают головой – знак, что мне не следует приближаться. Перевожу взгляд на симпатичную девку, танцующую сама с собой рядом с колонной, допиваю шампанское, подхожу к ней и спрашиваю ее номер телефона. Она улыбается. Выход.
«Нелль»
Полночь. Я сижу у «Нелль» с Крейгом Макдермоттом, Алексом Тейлором, который только что отключился, и тремя моделями из агентства Elite: Либби, Дейзи и Керон. Сейчас почти лето, середина мая, но в клубе прохладно из-за кондиционера, в полупустом зале растекаются волны легкого джаза, кружатся лопасти вентиляторов на потолке, а на улице под дождем ждут и волнуются человек двадцать. Либби – блондинка, на ней шелковые черные вечерние туфли на высоком каблуке с чересчур острым носом и красными атласными бантиками от Yves Saint Laurent. Дейзи еще светлее, на ней черные атласные лодочки, суживающиеся к носку, и прозрачные черные чулки с серебряными вкраплениями от Betsey Johnson. Керон – платиновая блондинка в кожаных ботинках из телячьей кожи на многослойном каблуке, с заостренным носком и отворотами из твида, дизайн Karl Lagerfeld для Chanel. Все три девушки одеты в узкие черные шерстяные вязаные платья от Giorgio di Sant’Angelo, пьют шампанское с клюквенным соком и персиковым шнапсом, курят немецкие сигареты – я не ропщу, хотя, на мой взгляд, у «Нелль» не помешало бы сделать отделение для некурящих. Две из них носят темные солнцезащитные очки Giorgio Armani. У Либби «джет-лаг». Из всех трех я выебал бы только Дейзи, да и то с оговорками. Сегодня, после того как я встретился со своим адвокатом по поводу ложного обвинения в изнасиловании, у меня была паническая атака, когда я занимался на тренажере Dean