&Deluca в спортклубе «Xclusive». Потом я выпил с моделями в «Трамп-Плазе». После этого пошел в кино на французский фильм, которого я абсолютно не понял, но все равно он был довольно клевый, потом ужин в суши-ресторане под названием «Живчики» возле Lincoln Centre и вечеринка в квартире бывшего приятеля одной из моделей, в Челси. Там подавали плохую приторную сангрию. Прошлой ночью я видел сон, в котором пялил девок, сделанных из картона, а свет был как в порнофильме. Утреннее «Шоу Патти Винтерс» посвящалось аэробике.
На мне двухпуговичный шерстяной костюм с брюками в складку от Luciano Soprani, хлопчатобумажная рубашка от Brooks Brothers и шелковый галстук от Armani. Макдермотт в шерстяном костюме от Lubium, с льняным платочком в кармашке от Ashear Bros, хлопчатобумажной рубашке от Ralph Lauren и шелковом галстуке от Christian Dior. Он собирается бросить монетку, которая должна решить, кто из нас отправится вниз за боливийским живительным порошком. Дело в том, что никто из нас не хочет сидеть с этими девушками, потому что хотя мы, возможно, не против выебать их, но не хотим или даже, как выяснилось, не можем разговаривать с ними, – им просто нечего сказать, то есть я знаю, что не стоит этому удивляться, и все же это как-то обескураживает. Тейлор сидит, но глаза его закрыты, а рот слегка приоткрыт, и, хотя сперва мы с Макдермоттом думали, что Тейлор притворяется в знак протеста против неспособности девушек поддержать разговор, потом до нас дошло, что он действительно пьян в зюзю (он почти лыка не вязал после трех сакэ, которые проглотил в «Живчиках»). Ни одна из девушек не обращает на это внимания, за исключением, может быть, сидящей рядом с ним Либби, но и это сомнительно, весьма сомнительно.
– Орел, орел, орел, – бормочу я.
Макдермотт подбрасывает монетку.
– Решка, решка, решка, – заклинает он, а потом прихлопывает рукой приземлившуюся на салфетку монету.
– Орел, орел, орел, – молюсь я.
Он поднимает кисть.
– Решка! – восклицает он, глядя на меня.
Я долго смотрю на монету и потом прошу его:
– Давай еще раз.
– Пока, – говорит он, смотрит на девушек, перед тем как подняться, потом снова на меня, закатывает глаза, качает головой. – Слушай, – напоминает он мне, – я хочу еще один мартини. С «Абсолютом». Двойной. Без оливки.
– Давай скорее, – кричу я ему вслед и, глядя, как он машет мне с лестницы, вполголоса произношу: – Мудак ебаный.
Поворачиваюсь обратно. За соседним столиком – симпатичные европейские дуры, подозрительно напоминающие бразильских трансвеститов, гогочут хором.
Посмотрим, что мне предстоит. В субботу вечером вместе с Джеффом Хардингом и Леонардом Дэвисом я иду на бейсбол. В воскресенье возьму в видеопрокате «Рембо». В понедельник привезут новый тренажер Lifecycle… Я молча смотрю на моделей, смертельно долго, несколько минут, потом замечаю, что кто-то заказал ломтики папайи и тарелку спаржи, но оба блюда остались нетронутыми. Дейзи пристально смотрит на меня, прицеливается и выпускает сигаретный дым мне в голову. Дым плывет по моим волосам, не попадая в глаза, защищенные очками Oliver Peoples без диоптрий, в оправе красного дерева, которые я не снимал почти весь вечер. Либби, у которой «джет-лаг», пытается понять, как развернуть салфетку. Как ни странно, я не так уж разочарован: все могло быть хуже. В конце концов, эти девушки могли быть англичанками. Мы могли пить… чай.
– Итак! – хлопаю я в ладоши, стараясь выглядеть энергичным. – Здорово было сегодня, правда?
– А где Грег? – Либби заметила отсутствие Макдермотта.
– Там внизу Горбачев, – говорю я ей. – Макдермотт, то есть Гpeг, сегодня подписывает с ним договор о мире между Соединенными Штатами и Россией.
Я замолкаю, пытаясь оценить ее реакцию, потом добавляю:
– Макдермотт один из тех, кто стоит за гласность, понимаешь?
– Ну да, – кивает она, ее голос невероятно бесцветный. – Только он говорил мне, что занимается слиянием предприятий и… аквасессиями.
Я смотрю на все еще спящего Тейлора, оттягиваю и отпускаю одну из его подтяжек – никакой реакции, он даже не шевелится. Поворачиваюсь обратно к Либби:
– Ты смущена, нет?
– Нет, – пожимает она плечами. – Вовсе нет.
– Горбачева нет внизу, – неожиданно произносит Керон.
– Ты что, соврал? – с улыбкой спрашивает Дейзи.
Я думаю: «О господи».
– Ага. Керон права. Горбачева нет внизу. Он в «Туннеле». Прошу прощения. Эй, девушка!
Я цепляюсь за проходящую мимо симпатичную официантку, одетую в темно-синее короткое платье от Bill Blass с шелковыми кружевными манжетками.
– Мне «J&B» со льдом и разделочный нож или что-нибудь острое из кухни. Девушки, а вам?
Они молчат. Официантка смотрит на Тейлора. Я тоже обращаю свой взгляд на него, потом на официантку, снова на Тейлора.
– Принесите ему грейпфрутовый шербет, ну и виски, ладно?
Официантка продолжает молча смотреть на него.
– Алло, милая? – машу я рукой перед ее лицом. – «J&B»? Со льдом? – четко выговариваю я каждое слово, пытаясь перекричать джаз-банд, играющий превосходную версию «Take five».
Наконец она кивает.
– И принесите им, – показываю я на девушек, – что они там пили. Дюшес? Вино с водой?
– Нет, – говорит Либби. – Это шампанское, – показывает она на стакан, а потом обращается к Керон: – Верно?
– Наверное, – пожимает плечами Керон.
– Шампанское, – повторяю я официантке. – С… персиковым шнапсом. Понятно?
Официантка кивает, что-то записывает, отходит, я смотрю на ее зад, потом поворачиваюсь обратно к моделям, пристально разглядываю каждую, пытаясь заметить знак, предательскую тень, проскользнувшую по лицам, какой-нибудь жест, который выдаст, что они лишь притворяются роботами, но у «Нелль» довольно темно – я выдаю желаемое за действительное. Мне остается только хлопнуть в ладоши и глубоко вдохнуть:
– Итак! Здорово было сегодня, да?
– Мне нужна новая шубка, – вздыхает Либби, глядя в свой стакан с шампанским.
– Длинная или до лодыжки? – спрашивает Дейзи все тем же бесцветным голосом.
– Боа? – предлагает Керон.
– Или длинная, или… – Либби замолкает и сосредоточенно думает минуту. – Я видела такую короткую пелерину…
– Но норка, да? – спрашивает Дейзи. – Наверняка норка.
– О да. Норка, – отвечает Либби.
– Эй, Тейлор, – шепчу я, пихая его в бок. – Проснись. Они разговаривают. Ты должен это видеть.
– Да, но какая? – заводится Керон.
– А вам не кажется, что норка слишком… пушистая? – спрашивает Дейзи.
– Да, норка бывает очень пушистая, – на этот раз Либби.
– Серебристая лиса – это очень модно, – бубнит Дейзи.
– И бежевые тона тоже, – выдает Либби.
– А что бывает в бежевых тонах? – спрашивает кто-то.
– Рысь, шиншилла, горностай, бобр.
– Привет, – просыпается, моргая, Тейлор. – Я здесь.
– Спи дальше, Тейлор, – вздыхаю я.
– А где мистер Макдермотт? – потягивается он.
– Где-то внизу бродит. Ищет кокс, – пожимаю я плечами.
– Серебристая лиса – очень модно, – произносит одна из них.
– Енот. Хорек. Белка. Ондатра. Монгольская овца.
– Мне это снится? – спрашивает меня Тейлор. – Или они действительно беседуют?
– Наверное, можно это и так назвать, – вздрагиваю я, – тсс. Ты слушай. Это вдохновляет.
В суши-ресторане Макдермотт, совсем расстроенный, спросил девушек, знают ли они, как называются девять планет Солнечной системы. Либби с Керон назвали Луну. Дейзи не знала наверняка, но упомянула… комету. Она думала, что комета – это планета. Ошеломленные, Макдермотт, Тейлор и я заверили ее, что так оно и есть.
– Сейчас легко найти хороший мех, – медленно произносит Дейзи.
– С тех пор как в меховую отрасль пришло много дизайнеров, проектирующих готовую одежду, выбор меха увеличился, так как каждый дизайнер выбирает разные меха, с тем чтобы придать своей коллекции индивидуальность.
– От этого всего так страшно, – вздрагивает Керон.
– Не надо пугаться, – говорит Дейзи. – Мех – это всего лишь аксессуар. Пусть он тебя не пугает.
– Но мех еще и предмет роскоши, – заявляет Либби.
Я обращаюсь сразу ко всем:
– Кто-нибудь держал в руках девятимиллиметровый «узи»? Это автомат. Никто не держал? Он особенно удобен, поскольку у этой модели нарезной ствол, к которому легко присоединяется глушитель, а сам ствол можно удлинить.
Все это я говорю, кивая.
– Мех не так уж и страшен, – замечает Тейлор, глядя на меня. – Постепенно узнаю сенсационную информацию.
– Мех – это предмет роскоши, – опять заявляет Либби.
Снова появляется официантка, ставит на стол выпивку и вазочку с грейпфрутовым шербетом. Глядя на это, Тейлор, моргая, произносит:
– Я это не заказывал.
– Нет, заказывал, – говорю я ему. – Во сне ты это заказал. Ты заказал это во сне.
– Нет, не заказывал, – неуверенно произносит он.
– Я съем, – говорю я. – Ты слушай. – Я громко стучу по столу.
– Karl Lagerfeld, разумеется, – говорит Либби.
– Почему? – Керон.
– Естественно потому, что он создал коллекцию Fendi.
Дейзи закуривает сигарету.
– А мне нравится смесь монгольской овцы и крота или… – Керон перестает хихикать, – такая черная кожаная куртка, отороченная персидской овцой.
– А что ты думаешь о Geoffrey Beene? – спрашивает ее Дейзи.
Керон задумывается.
– Белые атласные воротнички… сомнительно.
– Но он делает такие чудесные вещи из тибетской овцы, – говорит Либби.
– Carolina Herrera? – спрашивает Керон.
– Нет-нет, у нее слишком пушистые вещи, – качает головой Дейзи.
– Для школьниц, – соглашается Либби.
– Хотя самые замечательные брюшки русской рыси – в коллекции у James Galanos…
– И не забудьте Arnold Scaasi. Белый горностай, – говорит Либби. – Умереть можно.
– Правда? – Мои губы складываются в порочную ухмылку. – Можно умереть?
– Умереть можно, – повторяет Либби, наконец-то она хоть в чем-то уверена, впервые за весь вечер.