оне, поэтому они не задерживаются, чтобы поговорить со мной, хотя Кристал – грубый ублюдок – спрашивает меня, как правильно носить белый смокинг. Я отвечаю ему очень коротко, потом выхожу на улицу, ловлю такси, без проблем укладываю мешок на заднее сиденье, сам сажусь на переднее и даю водителю адрес заброшенного здания в районе Хеллс-Китчен. Я втаскиваю тело Оуэна на четвертый этаж – к приобретенной недавно квартире, – укладываю его в большую фарфоровую ванну, снимаю с него костюм и, смочив тело водой, высыпаю на него два мешка негашеной извести.
Позже, около двух, я все еще никак не могу заснуть. Эвелин отлавливает меня, когда я прослушиваю сообщения на своем 976-TWAT и смотрю кассету с записью сегодняшнего «Шоу Патти Винтерс», тема которого – люди-уроды.
– Патрик? – говорит Эвелин.
Я молчу, потом говорю монотонным спокойным голосом:
– Вы позвонили Патрику Бэйтмену. В данный момент я не могу подойти к телефону. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала… – Я делаю паузу и добавляю: – Всего хорошего. – Потом опять делаю паузу, моля Бога, чтобы она поверила, и издаю жалобное «пи».
– Прекрати, Патрик, – говорит она раздраженно. – Я же знаю, что это ты. Что с тобой, черт тебя подери?
Я держу телефон перед собой на расстоянии вытянутой руки, потом роняю его на пол и пинаю так, что он врезается в тумбочку. Я нажимаю кнопки, очень надеясь, что, когда я опять поднесу трубку к уху, там раздастся гудок.
– Алло? Алло? – говорю я. – Говорите! Да?
– Ради бога, прекрати. Прекрати! – вопит Эвелин.
– Привет, Эвелин, – говорю я радушно, хотя на лице у меня гримаса.
– Где ты был сегодня вечером? – спрашивает она. – Я думала, мы поужинаем вместе. Я думала, у нас столик заказан в «Сыром пространстве».
– Нет, Эвелин, – вздыхаю я и вдруг понимаю, что очень устал. – Мы не собирались ужинать вместе. С чего ты взяла?
– Я думала, у меня так записано, – ноет она. – Моя секретарша записывала.
– Ну, кто-то из вас ошибся, – говорю я, перематывая кассету с пульта. – «Сырое пространство»? Господи. Ты… совсем с ума сошла.
– Дорогой, – говорит она недовольным тоном, – где ты был сегодня вечером? Надеюсь, ты не ходил в «Сырое пространство» без меня.
– О господи. – Я начинаю стонать. – Мне надо было взять видеокассеты. То есть мне надо было вернуть видеокассеты.
– А чем еще ты занимался? – спрашивает она все еще обиженно.
– Ну, случайно встретился с Артуром Кристалом и Китти Мартин, – говорю я. – Они возвращались из «Кафе Люксембург».
– Правда? – Ей тут же становится интересно. – А в чем была Китти?
– В бальном платье с открытыми плечами, бархатным лифом и кружевной юбкой с цветами от Laura Marokalos, по-моему.
– А Артур?
– В том же самом.
– О мистер Бэйтмен, – она хихикает, – мне нравится ваше чувство юмора.
– Слушай, уже поздно. Я устал. – Я делаю вид, что зеваю.
– Я тебя разбудила? – с тревогой в голосе спрашивает она. – Надеюсь, я тебя не разбудила?
– Да, – говорю. – Разбудила. Но я взял трубку, так что сам виноват.
– Поужинаем вместе, дорогой? Может, завтра? – спрашивает она, явно ожидая положительного ответа.
– Завтра я не могу. Работа.
– Ты ведь почти хозяин этой чертовой компании, – стонет она. – Какая работа? Чем ты занимаешься? Я не понимаю.
– Эвелин, – вздыхаю я, – пожалуйста.
– О Патрик, давай поедем куда-нибудь этим летом, – тоскливым голосом говорит она. – Давай поедем в Эдгар-таун или в Хэмптоны.
– Может быть, – говорю я. – Очень может быть.
Paul Smith
Я стою в магазине Paul Smith и разговариваю с Нэнси и Чарльзом Гамильтонами и с их двухлетней дочерью Гленн. На Чарльзе четырехпуговичный двубортный льняной костюм от Redaelli, хлопчатобумажная черная рубашка от Ascot Chang, узорчатый шелковый галстук от Eugenio Venanzi и кожаные туфли от Brooks Brothers. На Нэнси шелковая блузка с перламутровыми пуговицами, шелковая шифоновая юбка от Valentine и серебряные сережки от Reena Pachochi. На мне шестипуговичный двубортный шерстяной костюм в тонкую полоску и шелковый галстук с узором, и то и другое от Louis, Boston, а также шелковая рубашка от Luciano Barbera. На Гленн шелковый комбинезон от Armani, на голове у нее маленькая кепочка. Пока Чарльз рассчитывается с продавщицей, я играю с девочкой, сидящей на руках у Нэнси: протягиваю ей мою платиновую карточку American Express, она пытается ее схватить, а я качаю головой и говорю с ней тоненьким детским голосом, держа ее за подбородок и помахивая карточкой у нее перед лицом:
– Да, я абсолютно невменяемый психопат-убийца, о да, я такой, я люблю убивать людей, да, дорогая, да, мой маленький сладенький пирожок, я такой…
После офиса я играл в сквош с Рикки Хендриксом, а потом мы выпили в «Фужерах» со Стивеном Дженкинсом; а в восемь вечера мы с Бонни Эббот ужинаем в «Розокексах», новом ресторане Бишопа Салливана на Грэмерси-парк. В сегодняшнем «Шоу Патти Винтерс» речь шла о людях, переживших концентрационные лагеря. Я достаю свой карманный телевизор Sony (FD-270) с черно-белым мини-экраном, диагональ 2,7 дюйма, он весит всего тринадцать унций, и протягиваю его Гленн. Нэнси спрашивает:
– Ты пробовал селедочную икру у «Рафаэли»? Как тебе?
На улице еще не совсем стемнело, но сумерки уже сгущаются.
– Великолепно, – говорю я, радостно глядя на Гленн.
Чарльз подписывает чек, убирает в бумажник свою золотую карточку American Express, оборачивается ко мне и видит кого-то у меня за плечом.
– Привет, Луис, – говорит Чарльз, улыбаясь.
Я оборачиваюсь.
– Привет, Чарльз. Привет, Нэнси. – Луис Каррузерс целует Нэнси в щеку и жмет руку девочке. – Приветик, Гленн. Какая ты стала большая!
– Привет, Луис, познакомься. Это Роберт Чан… – начинает Чарльз.
– Пат Бэйтмен, – говорю я, убирая телевизор обратно в карман. – Не надо. Мы уже знакомы.
– Прошу прощения. Точно, Пат Бэйтмен, – говорит Чарльз.
На Луисе костюм из шерстяного крепа, хлопчатобумажная поплиновая рубашка и шелковый галстук, все от Ralph Lauren. Его волосы зачесаны назад, как и у Чарльза, как и у меня, и он носит очки в оправе из красного дерева от Oliver Peoples. Мои-то, по крайней мере, без диоптрий.
– Привет-привет, – говорю я, пожимая Луису руку. Его рукопожатие крепкое и в то же время чудовищно чувственное. – Простите, мне надо выбрать галстук.
Я машу рукой малышке Гленн и иду выбирать галстук в соседний зал, по дороге вытерев руку о двухсотдолларовое полотенце, которое висит на мраморном крюке.
Вскоре входит Луис и прислоняется к витрине, делая вид, что изучает галстуки, как и я.
– Что ты здесь делаешь? – шепчет он.
– Покупаю галстук для брата. У него скоро день рождения. Прошу прощения. – Я продвигаюсь вдоль стенда с галстуками, подальше от него.
– Ему очень повезло, что у него такой брат, – говорит он, снова пододвигаясь ко мне и радостно улыбаясь.
– Может быть, но меня от него воротит, – говорю я. – Хотя тебе бы он наверняка понравился.
– Патрик, почему ты не смотришь на меня? – чуть ли не с болью в голосе спрашивает Луис. – Посмотри на меня.
– Луис, я тебя очень прошу, пожалуйста, оставь меня в покое, – говорю я, закрываю глаза и сжимаю кулаки от бессильного гнева.
– Да ладно тебе, пойдем выпьем к «Софи» и поговорим, – предлагает он, вернее, даже не предлагает, а умоляет.
– Поговорим о чем? – недовольно спрашиваю я и открываю глаза.
– Ну… о нас. – Он пожимает плечами.
– Ты что, специально пришел за мной сюда? – спрашиваю я.
– Куда сюда?
– Сюда. В Paul Smith. Зачем?
– Я? Пришел за тобой? Да ладно тебе. – Он пытается рассмеяться, как бы издеваясь над моим предположением. – Господи.
– Луис, – я заставляю себя посмотреть ему в глаза, – пожалуйста, оставь меня в покое. Уходи.
– Патрик, – говорит он, – я люблю тебя, очень люблю. Надеюсь, ты это понимаешь.
Я только качаю головой и перехожу к стенду с обувью, улыбаясь продавцам.
Луис идет за мной:
– Патрик, что мы тут делаем?
– Ну, я пытаюсь купить брату галстук и… – я хватаю какую-то туфлю, потом вздыхаю, – а ты пытаешься у меня отсосать, образно выражаясь. Господи, нет, я ухожу.
Я возвращаюсь к галстукам, хватаю первый попавшийся, не выбирая, и иду к кассе. Луис плетется за мной. Я его полностью игнорирую, даю продавщице свою платиновую карточку American Express и говорю ей:
– Там на улице бродяга. – Я показываю ей за окно, где на скамейке у входа в магазин стоит бомж с пакетом газет и что-то кричит. – Наверное, надо вызвать полицию или что-нибудь еще в этом роде.
Она благодарно кивает мне и пропускает мою карточку через компьютер. Луис просто стоит рядом и застенчиво смотрит в пол. Я подписываю чек, беру пакет и сообщаю девушке-продавщице, указывая на Луиса:
– Он не со мной.
На Пятой авеню я пытаюсь поймать такси. Луис выбегает из магазина следом за мной.
– Патрик, нам надо поговорить, – кричит он, пытаясь переорать рев машин. Он бежит ко мне и хватает меня за рукав пальто.
Я разворачиваюсь, мой пружинный нож уже наготове, и я машу ножом перед носом Луиса, заставляя его отойти. Люди обходят нас и спешат по своим делам.
– Эй, Патрик, – говорит он, поднимая руки и пятясь назад. – Патрик.
Я шиплю на него, все еще держа нож в руке, до тех пор, пока рядом не останавливается такси. Луис пытается подойти ко мне, но я опять выставляю нож, открываю свободной рукой дверцу машины и забираюсь внутрь, потом захлопываю дверцу и говорю водителю, чтобы он ехал на Грэмерси-парк, к «Розокексам».
День рождения, братья
Сегодня вечером мы с братом Шоном ужинаем в «Жирафе в юбке», и я весь день думаю, за каким столиком мы там будем сидеть. Поскольку сегодня у него день рождения и он в этот день оказался в городе, папин бухгалтер Чарльз Конрой и его поверенный по недвижимости Николас Лей позвонили мне на прошлой неделе, и оба сказали, что для всех было бы очень желательно использовать эту дату в качестве повода для встречи, поговорить и выяснить, что Шон собирается делать дальше, и, может быть, задать ему пару насущных вопросов. И хотя они оба знают, что я презираю Шона и что это чувство взаимно, все равно было бы очень неплохо, если бы я вытащил брата поужинать, а если он категорически не согласится, то в качестве наживки можно будет упомянуть – в форме весьма ясного намека, – что встретиться необходимо, потому что случилось что-то плохое. Разговор состоялся в прошлую среду, причем я разговаривал сразу с обоими в режиме телефонной конференции.