– Хорошо, – произносит она, успокаиваясь. – Пока.
– Спокойной ночи, – говорю я.
Мы устремляемся в противоположные стороны, но неожиданно она что-то выкрикивает.
Я оборачиваюсь.
– Не забудь, что у тебя завтрак с Фредериком Бенне и Чарльзом Рустом в «Двадцать один», – говорит она из двери, которую держит для нее открытой швейцар.
– Спасибо, – кричу я, маша рукой. – У меня полностью вылетело из головы.
Помахав в ответ, она исчезает в вестибюле.
Потом я иду к Парк-авеню, чтобы поймать там такси, и прохожу мимо бездомного бродяги – представителя генетического низшего класса. Пока он тихо клянчит мелочь, хоть «что-нибудь», я замечаю рядом с ним, на ступенях церкви, где он сидит, пакет из книжного магазина Barnes & Noble и не могу вслух не рассмеяться: «Ого, так ты читаешь», – а потом, на заднем сиденье такси, по дороге домой через город, представляю, как мы с Джин прохладным весенним утром бежим по Центральному парку, взявшись за руки и смеясь. Мы покупаем воздушные шарики и отпускаем их в небо.
Детектив
Май перетекает в июнь, перетекающий в июль, подкрадывающийся к августу. Из-за жары последние четыре ночи подряд меня преследовали сны о вивисекции, а сейчас я ничем не занят, прозябаю у себя в кабинете с тошнотворной головной болью, слушаю плеер с приятным диском Кенни Джи, но комнату заливает яркий полуденный свет, он пронизывает мой череп, заставляя похмелье пульсировать в голове, – и поэтому сегодня утром тренировки не было. Слушая музыку, я замечаю, что мигает вторая лампочка на телефоне, а это означает, что ко мне рвется Джин. Вздохнув, я осторожно снимаю наушники.
– В чем дело? – монотонно спрашиваю я.
– Мм, Патрик? – начинает она.
– Да-а-а, Джи-ин? – снисходительно тяну я.
– Патрик, мистер Дональд Кимболл хочет встретиться с тобой, – нервно произносит она.
– Кто такой? – рассеянно огрызаюсь я.
Она издает тихий беспокойный вздох и понижает голос:
– Детектив Дональд Кимболл.
Я медлю, глядя в окно на небо, потом на свой монитор, на безголовую девушку, которую я рисовал на обложке свежего номера «Sports Illustrated», раз-другой провожу рукой по глянцевой поверхности, потом отрываю обложку и комкаю ее. Наконец я заговариваю:
– Скажи ему… – Потом, обдумав все свои возможности, замолкаю и начинаю снова: – Скажи ему, что я обедаю.
Джин молчит, потом шепчет:
– Патрик… я думаю, он знает, что ты здесь. – Я долго молчу, тогда она добавляет, по-прежнему приглушенно: – Сейчас только пол-одиннадцатого.
Я вздыхаю, опять молчу, потом, сдерживая панику, говорю:
– Ну впусти его.
Я встаю, подхожу к зеркалу Jodi, висящему рядом с картиной Джорджа Стаббса, и проверяю прическу, приглаживаю волосы роговым гребешком, потом хладнокровно беру телефонную трубку и, готовя себя к трудной сцене, притворяюсь, что говорю с Джоном Акерсом. Четко говорить в телефон я начинаю до того, как детектив входит в мой кабинет.
– Итак, Джон… – Я откашливаюсь. – Тебе следует носить одежду, соответствующую твоему телосложению, – говорю я в пустоту. – Что касается рубашек в широкую полоску, дружище, то тут есть определенные «можно» и «нельзя». Рубашка в широкую полоску требует, чтобы костюм и галстук были либо однотонными, либо с очень сдержанным узором…
Дверь в кабинет открывается, и я жестом приглашаю войти детектива. Он на удивление молод, может, даже моего возраста. На нем льняной костюм от Armani, похожий на мой, но выглядит немного небрежно, и это круто, что меня беспокоит. Я обнадеживающе улыбаюсь ему.
– А рубашка с более высоким номером ткани означает, что она более ноская, чем… Да, я знаю… Но чтобы определить это, тебе нужно внимательно изучить материал…
Я указываю на кресло из тикового дерева и хромированных трубок от Mark Schrager, стоящее по другую сторону от моего стола, приглашая его сесть.
– …прочные ткани создаются не только повышенным количеством пряжи, но и пряжей из высококачественных длинных и тонких волокон… да… которые… создают ровное плетение, в противоположность коротким и ворсистым волокнам, вроде тех, что используются в твиде. Ткань же свободного плетения, например трикотажная, чрезвычайно деликатна и требует заботливого обращения…
Из-за того что пришел детектив, вряд ли день будет удачным. Я осторожно наблюдаю, как он садится и закидывает ногу на ногу. Его поведение наполняет меня несказанным ужасом. Когда он оборачивается, чтобы посмотреть, не закончил ли я разговор, я понимаю, что молчал слишком долго.
– Да, именно, Джон… так. И… всегда давай стилисту пятнадцать процентов… – Я делаю паузу. – Нет, владельцу салона не давай… – Я беспомощно пожимаю плечами, закатывая глаза. Детектив кивает, понимающе улыбается и меняет ноги. Красивые носки. О господи. – Девушке, которая моет тебе волосы? Ну, смотря… Доллар или два… – Я смеюсь. – Это в зависимости от того, как она выглядит… – Смеюсь сильнее. – Да, и что моет, кроме волос… – Вновь замолкаю, потом говорю: – Слушай, Джон, мне надо идти. Пришел Бун Пиккенс… – Медлю, улыбаясь как идиот, потом смеюсь. – Шучу… – Еще одна пауза. – Нет, владельцу салона не давай. – Смеюсь еще раз, и наконец: – Ладно, Джон… хорошо, понял. – Выключаю телефон, задвигаю антенну и, тщетно подчеркивая свое спокойствие, произношу: – Прошу прощения.
– Нет, это я прошу прощения, – говорит он, искренне извиняясь. – Я должен был договориться о времени.
Жестом указывая на телефон, который я поставил заряжаться, он спрашивает:
– Что-нибудь… мм… важное?
– А, это? – переспрашиваю я, подходя к столу, опускаясь в свое кресло. – Просто болтаем о делах. Исследуем возможности… Обмениваемся сплетнями… Распространяем слухи.
Мы оба смеемся. Лед тронулся.
– Привет, – говорит он, протягивая руку. – Меня зовут Дональд Кимболл.
– Привет. Пат Бэйтмен. – Я крепко пожимаю его руку. – Рад познакомиться.
– Извините, – говорит он, – что я вот так нагрянул, но я должен был поговорить с Луисом Каррузерсом, а его не оказалось… ну а вы здесь, поэтому… – Он улыбается, пожимает плечами. – Я знаю, что вы, парни, все в делах.
Он отводит взгляд от трех раскрытых номеров «Sports Illustrated», которые валяются на столе рядом с плеером. Я тоже замечаю их, закрываю и засовываю в верхний ящик стола вместе со все еще работающим плеером.
– Итак, – начинаю я, пытаясь казаться максимально дружелюбным и разговорчивым. – О чем хотите поговорить?
– Ну, – начинает он. – Я нанят Мередит Пауэлл для расследования исчезновения Пола Оуэна.
Перед тем как задать вопрос, я задумчиво киваю:
– Вы не из ФБР или что-нибудь в этом роде?
– Нет-нет, – отвечает он. – Ничего такого. Я всего лишь частный сыщик.
– А, понятно… Да. – Я вновь киваю, все еще не успокоенный. – Исчезновение Пола… да.
– Так что пока ничего официального, – сообщает он. – У меня просто несколько общих вопросов. О Поле Оуэне. О вас…
– Кофе? – неожиданно спрашиваю я.
Неуверенно он отвечает:
– Нет, спасибо.
– Может, воды? «Перье»? «Сан-Пеллегрино»? – предлагаю я.
– Да не надо, спасибо, – снова говорит он, открывая маленькую черную записную книжечку, которую он вынул из кармана вместе с золотой ручкой Cross.
Я звоню Джин.
– Да, Патрик?
– Джин, не могла бы ты принести мистеру… – Я останавливаюсь, поднимаю глаза.
Он тоже поднимает глаза:
– Кимболлу.
– …мистеру Кимболлу бутылку «Сан-Пелле»…
– Да нет, не надо, – сопротивляется он.
– Это не проблема, – говорю я ему.
У меня возникает чувство, что он старается не смотреть на меня удивленно. Он снова что-то записывает в записную книжку, потом вычеркивает.
Почти мгновенно входит Джин и ставит на стол перед Кимболлом бутылку «Сан-Пеллегрино» и высокий гравированный стакан Steuben. Она награждает меня озабоченным, испуганным взглядом, в ответ я хмурюсь. Кимболл поднимает глаза, улыбается и кивает Джин, которая, как я замечаю, сегодня без лифчика. Я провожаю ее невинным взглядом, потом оборачиваюсь к Кимболлу, хлопаю в ладоши, выпрямляюсь в кресле:
– Итак, о чем мы говорили?
– Об исчезновении Пола Оуэна, – напоминает он мне.
– Ах да, точно. Ну, я ничего не слышал об исчезновении Пола Оуэна или о чем-то таком… – Я замолкаю, потом пытаюсь рассмеяться. – По крайней мере, в «Page Six» не писали.
Кимболл вежливо улыбается:
– Я думаю, его семья хочет обойтись без шума.
– Это понятно. – Я киваю на нетронутые стакан и бутылку, потом поднимаю глаза на него. – Хотите лайм?
– Не нужно, правда, – говорит он. – Все нормально.
– Уверены? – спрашиваю я. – Для вас мы всегда достанем лайм.
Он делает короткую паузу, потом произносит:
– Хочу задать несколько предварительных вопросов, которые мне нужны для этого дела. Можно?
– Валяйте, – говорю я.
– Сколько вам лет?
– Двадцать семь, – отвечаю я. – В октябре будет двадцать восемь.
– Где вы учились? – Он черкает что-то в книжечке.
– В Гарварде, – говорю я ему. – Потом в Гарвардской бизнес-школе.
– Ваш адрес? – глядя только в книжечку.
– Уэст-Сайд, Восемьдесят первая улица, пятьдесят пять, – говорю я. – Дом «Американские сады».
– Хорошее место. – На него это произвело впечатление, и он поднимает на меня глаза. – Очень хорошее.
– Благодарю, – улыбаюсь я, польщенный.
– Это не там живет Том Круз? – спрашивает он.
– Угу. – Я сжимаю горбинку на своем носу. Неожиданно я вынужден крепко зажмурить глаза.
До меня доносится его голос:
– Прошу прощения, с вами все в порядке?
Открыв глаза, в которых стоят слезы, я говорю:
– А почему вы спрашиваете?
– Вы, кажется… нервничаете.
Я лезу в ящик стола и вынимаю оттуда бутылочку аспирина.
– Нуприн? – предлагаю я.
Кимболл странно смотрит на бутылочку, потом вновь на меня, качает головой:
– Нет, мм… спасибо.
Он вытаскивает пачку «Мальборо» и с отсутствующим видом кладет ее рядом с бутылкой «Сан-Пеллегрино», попутно изучая что-то в книжечке.