— Да. Это что, сарказм?
— Угадай, — стонет она с последующим столь громким «Уф», что Кристи вздрагивает.
— Где ты работаешь сейчас, Элизабет? — спрашиваю я, задвигая ящик. — В универмаге или типа того?
Элизабет расплывается на это в улыбке, и пока я открываю «Акацию», жизнерадостно произносит:
— Мне не надо работать, Бэйтмен, — и через секунду добавляет уже со скукой:
— Кому как не тебе знать, что это за ощущение, мистер Уолл-стрит.
Она проверяет, все ли в порядке с губной помадой, глядя в крышечку компактной пудры Gucci; как и предполагалось, помада лежит превосходно.
Чтобы сменить тему, я спрашиваю:
— А кто выбрал это место? — я наливаю девушкам вино, а себе с делаю J&B со льдом и водой.
— Карсон. А может, Роберт.
Элизабет пожимает плечами, а потом, захлопнув пудру, пристально смотрит на Кристи.
— Твое лицо мне знакомо. Ты не училась в Далтоне?
Кристи отрицательно качает головой. Почти три утра. Я раздавливаю таблетку экстази и смотрю, как она растворяется в стакане с вином, который я намереваюсь вручить Элизабет. Утреннее Шоу Патти Винтерс было на тему: «Люди, Весящие Более Трехсот Килограмм — Что С Ними Делать?» Включив на кухне свет, я нахожу в морозильнике еще две таблетки наркотика и выключаю свет.
Элизабет — двадцатилетняя симпатичная девка, которая иногда появляется в рекламе Georges Marciano. Она — из Вирджинии, из древнего рода банкиров. Сегодня вечером мы ужинали с ее друзьями, двадцатисемилетним Робертом Фаррелом, финансистом, сделавшим довольно неровную карьеру, и Карсон Вайтол — подружкой Роберта. Роберт был в шерстяном костюме от Belvest, хлопчатобумажной рубашке с французскими манжетами от Charvet, галстуке из шелкового крепа с абстрактным рисунком от Hugo Boss и в темных очках Ray-Ban, которые он не снимал на протяжении всего ужина. На Карсон был костюм от Yves Saint Laurent и жемчужное ожерелье и к нему серьги из жемчуга с бриллиантами (от Harry Winston). Мы поужинали в «Free Spin», это новый ресторан Альберта Лиомана в районе Флетирон, а потом отправились в лимузине в «Nell's», где я извинился, заверив разгневанную Элизабет, что сейчас же вернусь, и дал указание шоферу ехать в район мясников, где подобрал Кристи. Пока она ждала на заднем сиденье запертого лимузина, мы с Элизабет, Робертом и Карсон пили в «Nell's» за одним из центральных столиков. Сегодня здесь было пусто, поскольку знаменитостей не было, — дурной знак. Наконец в два тридцать, пока Карсон пьяно хвасталась своим ежемесячным счетом за цветы, мы с Элизабет ушли. Элизабет была так обижена рассказом Карсон о чем-то в последнем номере W, что даже не поинтересовалась, почему в машине оказалась Кристи.
По дороге в «Nell's» Кристи призналась, что все еще в шоке от нашей прошлой встречи и что на сегодня у нее были грандиозные планы, но я предложил слишком много денег, чтобы она отказалась, и обещал, что ничего похожего на прошлый раз не повторится. Несмотря на то, что она была все еще напугана, несколько рюмок водки в лимузине вместе с деньгами, которые я дал ей раньше (больше тысячи шестисот долларов), подействовали на нее успокаивающе, как транквилизаторы. Ее грусть возбудила меня, и когда я протянул ей первую порцию — шесть купюр в серебряном зажиме для денег от Hughlans, — она повела себя как настоящий игривый котенок. Но когда я усадил ее в лимузин, она сказала, что после прошлого раза ей может потребоваться хирургическая операция или адвокат, и я выписал ей чек на тысячу долларов, а так как знал, что денег по нему она никогда не получит, то я нисколько не нервничал. Теперь, глядя на Элизабет в своей квартире, я вижу, как великолепно развита ее грудь, и надеюсь, что, когда экстази подействует, я смогу убедить девушек заняться передо мной любовью.
Элизабет спрашивает Кристи, не знакома ли она с мудаком по имени Спайси, и не бывает ли она в «Au Bar». Кристи качает головой. Пока Элизабет смотрит на Кристи так, словно та инопланетянка, я протягиваю ей вино с разведенной таблеткой экстази, и, очнувшись после ответа Кристи, Элизабет зевает:
— Ну, неважно. «Au Bar» теперь дерьмо. Просто кошмарное заведение. Я ходила туда на день рождения Малькольма Форбса. Вот уж господи прости.
Морщась, она выпивает залпом вино. Я сажусь в одно из кресел Sottsass из хромированного металла и дума и тянусь к ведерку со льдом, которое стоит на журнальном столике со стеклянной крышкой. Я опускаю туда бутылку вина, чтобы оно лучше охладилось.
Элизабет сразу же тянется к ней и наливает себе второй стакан. Перед тем как принести бутылку в гостиную, я растворил в ней две таблетки экстази. Угрюмая Кристи отпивает свое неиспорченное вино с опаской, стараясь не смотреть на пол; у нее все еще испуганный вид. Вероятно, молчание ей кажется невыносимым, и она спрашивает Элизабет, где та познакомилась со мной.
— O, господи, — стонет Элизабет, как будто бы она внезапно вспомнила нечто компрометирующее. — Я познакомилась с Патриком, боже, когда же… на дерби в Кентукки в восемьдесят шестом… нет, в восемьдесят седьмом… — она поворачивается ко мне. — Ты тогда таскался с этой дурой, Элисон… как же ее звали? Элисон Стул?
— Пул, милая, — хладнокровно отвечаю я. — Элисон Пул.
— Да, точно, — произносит она, потом с нескрываемым сарказмом, — Знойная телка.
— Что ты имеешь в виду? — обиженно спрашиваю я. — Она действительно была знойной телкой.
Элизабет поворачивается к Кристи и некстати замечает:
— Она отсосала бы у любого, у кого есть карточка American Express, — и я молю бога, чтобы Кристи не сказала бы, смущенно взглянув на Элизабет: «Мы не принимаем кредитных карточек». Чтобы этого не случилось, я добродушно говорю:
— Фигня.
— Слушай, — говорит Элизабет Кристи, протягивая ей руку, словно педик, который хочет поделиться сплетней. — Эта девчонка работала в солярии, — и, не меняя тона, — а ты чем занимаешься?
После долго молчания Кристи краснеет и еще более пугается, и я говорю:
— Она… моя кузина.
Медленно переварив это, Элизабет произносит: «А-а-а».
После еще одной долгой паузы я говорю: «Она… из Франции».
Элизабет скептически смотрит на меня — как будто я абсолютно ненормален — но решает не развивать эту тему и вместо этого спрашивает:
— Где у тебя телефон? Мне надо позвонить Харли.
Я иду в кухню и приношу телефонную трубку, выдвинув антенну.
Набрав чей-то номер и ожидая ответ, она смотрит на Кристи:
— А где ты бываешь летом? — спрашивает она. — В Саутгемптоне?
Кристи смотрит на меня, вновь на Элизабет и тихо произносит: «Нет».
— О господи, — стонет Элизабет. — Это его автоответчик.
— Элизабет, — я указываю на свой Rolex. — Три часа утра.
— Но ведь он, черт бы драл, торгует наркотиками, — сердито говорит она. — Сейчас самый час пик.
— Не говори ему, что ты здесь, — предупреждаю я.
— А зачем мне? — спрашивает она рассерженно. Она тянется за вином, выпивает второй полный стакан и делает гримасу.
— Дикий вкус.
Взглянув на этикетку, пожимает плечами.
— Харли, это я. Мне нужна твоя помощь. Понимай как хочешь. Я у… — она смотрит на меня.
— Ты у Маркуса Холберстама, — шепчу я.
— У кого? — наклоняясь вперед, недоверчиво ухмыляется она.
— У Мар-куса Хол— бер— стама, — снова шепчу я.
— Мне нужен номер, идиот. — Она машет, чтобы я отошел, и продолжает. — Ладно, я у Марка Хаммерстейна и перезвоню позже, но если завтра вечером я не увижу тебя в баре «Канал», то напущу на тебя своего парикмахера. Бон вояж. Как выключается эта штука? — спрашивает она, хотя и сама со знанием дела задвинугает антенну, нажимает на кнопку off и кидает телефон на кресло Schrager, которое я пододвинул к музыкальному проигрывателю.
— Видишь, — улыбаюсь я. — Получилось.
Через двадцать минут Элизабет извивается на кушетке, а я пытаюсь заставить ее заняться передо мной сексом с Кристи. То, что сначала было случайной мыслью, теперь заняло все мои помыслы, так что я настойчив. Кристи бесстрастно уставилась на пятно на светлом дубовом полу, которое я не видел раньше, ее вино почти не тронуто.
— Но я не лесбиянка, — хихикая, вновь протестует Элизабет. — Меня не интересуют девочки.
— И это твердое нет? — спрашиваю я, глядя на ее стакан, потом на почти пустую бутылку вина.
— Но почему ты думаешь, что мне нравится это? — спрашивает она. Благодаря экстази вопрос звучит кокетливо и, похоже, ее это искренне интересует. Ее нога трется о мое бедро. Я переместился на кушетку и сижу между девушками, массируя одну из икр Элизабет.
— Ну, во-первых, ты ходила в «Сара Лоуренс», — говорю я, — и, потом, все бывает.
— В «Сара Лоуренс» были и мальчики, Патрик, — замечает она, хихикая. Она извивается все сильнее, с шумом, с жаром, с содроганиями.
— Ну, извини, — признаю я. — Я обычно не имею дело с мальчиками, которые гуляют по улице в чулках.
— Патрик, ты же учился в Патрике, то есть, в Гарварде, о господи, я так пьяна. Ладно, слушай, я имею в виду, погоди… — она замолкает, делает глубокий вдох, бубнит что-то неумное о том, что чувствует себя странно. Потом, закрыв глаза и открыв их вновь, спрашивает:
— У тебя есть кокаин?
Я смотрю на ее стакан, замечаю, что растворившееся экстази слегка изменило цвет вина. Следуя моему взгляду, она делает от него еще глоток, словно бы это некий эликсир, способный погасить ее нарастающее возбуждение. Она бессильно откидывает голову назад, на одну из диванных подушек.
— Или гальцион. Я бы выпила гальцион.
— Слушай, мне бы хотелось посмотреть… как вы вдвоем… начнете, — простодушно говорю я. — Что в этом дурного. И абсолютно незаразно.
— Патрик, — смеется она. — Ты сумасшедший.
— Ну давай, — настаиваю я. — Разве тебе не нравится Кристи?
— Только без грязи, — говорит она, но наркотик цепляет ее и я чувствую, что она возбуждена, хотя ей этого и не хочется. — У меня нет настроения вести грязные разговоры.