— Вот тебе четвертак. Иди и купи себе жвачки, грязный ебаный ниггер.
Потом я поворачиваюсь к скулящей собаке, встаю и наступаю ей на передние лапы в тот самый момент, когда она уже готова броситься на меня, ее клыки уже обнажены, и я ломаю ей кости на обеих лапах, и собака падает, визжа от боли, и лапы месят воздух под неестественным углом. Я ничего не могу с собой поделать, меня разбирает смех, и я задерживаюсь на месте, чтобы насладиться этой картиной. Потом я вижу приближающееся такси и медленно ухожу.
Пройдя два квартала на запад, я ощущаю возбуждение, подъем и зверский голод, как будто я только что занимался спортом и эндорфины просто бурлят в крови, — ощущение, как после первой порции кокаина, или после первой затяжки хорошей сигарой, или после первого глотка шампанского Cristal. Я просто умираю от голода, мне нужно срочно что-нибудь съесть, но я не хочу заходить в «Nell's», хотя сейчас я от него буквально в двух шагах, а «Индокитай» кажется мне не совсем подходящим местом для того, чтобы отметить удачный вечер. Так что я решаю пойти куда-нибудь, куда мог бы пойти сам Эл, например, в «Макдональдс» на Юнион-сквер. Выстояв небольшую очередь, я заказываю ванильный молочный коктейль («Погуще», — предупреждаю я парня, который просто качает головой и нажимает кнопки кассы). Я сажусь за столик рядом с выходом, за который, вероятно, сел бы Эл, мой пиджак слегка заляпан пятнами его крови. Две официантки из «Кэт Клуба» проходят мимо и садятся за столик рядом с моим, обе кокетливо мне улыбаются. Я веду себя сдержанно и стараюсь их не замечать. Рядом с нами сидит чокнутая старуха, вся в морщинах, — она курит одну сигарету за другой и кивает в пустоту. Мимо проезжает полицейская машина, я беру еще два коктейля и после этого слегка успокаиваюсь, возбуждение проходит. Мне становится скучно, я чувствую, что устал, вечер кажется абсолютно бессодержательным, и я уже начинаю упрекать себя за то, что не пошел в то сальвадорское бистро вместе с Ридом Томпсоном и его компанией. Две девушки не торопятся уходить, все еще с интересом поглядывают на меня. Я смотрю на часы. Один из мексиканцев за прилавком разглядывает меня, покуривая сигарету, он явно обратил внимание на пятна на пиджаке, и смотрит так, как будто он сейчас что-нибудь скажет по этому поводу, но тут к нему подходит клиент, один из тех черных парней, которые сегодня пытались продать мне крэк, и ему приходится заниматься заказом. Так что мексиканец тушит свою сигарету и занимается тем, чем ему полагается заниматься.
GENESIS
Я стал большим фанатом Genesis после выхода альбома Duke, в 1980-м. До этого я не понимал их музыки, хотя на их последнем альбоме семидесятых, концептуальном «And Then There Were Three» (посвященном Питеру Гэбриэлу, который ушел из группы, чтобы начать свою невразумительную сольную карьеру), мне очень понравилась одна песня, «Follow You, Follow Me». Но кроме этой единственной песни все их альбомы до «Duke» кажутся мне слишком вычурными, чересчур интеллектуальными. Однако, когда вышел «Duke» (Atlantic; 1980), где присутствие Фила Коллинза проявилось значительно ярче, музыка стала посовременнее, ударные выступили почетче, тексты сделались менее замороченными на мистике и более своеобразными (может быть, из-за ухода Питера Г'эбриэла), а замысловатые изыскания в области потерь и утрат сменились великолепными образцами первоклассных песен, и я с радостью принял их творчество. Аранжировки всех песен альбома, как мне показалось, были сделаны скорее под ударные Коллинза, чем под басовые партии Майка Разерфорда или клавишные Тони Бэнкса. Яркий пример тому — композиция «Misunderstanding», которая стала не только первым настоящим хитом Genesis в восьмидесятые годы, но и задала тон всем остальным их альбомам на ближайшие десять лет. Еще одна выдающаяся композиция на «Duke» — «Turn It Out Again», о вредном воздействии телевидения. С другой стороны, «Heathaze» — это песня, которую я просто не понимаю, зато «Please Don't Ask» — очень проникновенная вещь о любви, посвященная бывшей жене, которая после развода забирает ребенка себе. Я думаю, это самая лучшая песня о неприятных аспектах развода. Во всяком случае, я не знаю другой рок-группы, которая бы пела об этом с таким глубоким и сильным чувством. «Duke Travels» и «Dukes End», может быть, что-то и значат, но так как тексты на вкладыше не напечатаны, очень сложно понять, о чем поет Коллинз, хотя партия клавишных Тони Бэнкса на последнем треке звучит замечательно. Единственная откровенная лажа на всем альбоме Duke — это «Alone Tonight», которая слишком уж напоминает «Tonight, Tonight, Tonight» с более позднего альбома «Invisible Touch» и это единственный случай, когда Коллинз повторил себя самого.
Альбом Abacab (Atlantic; 1981) вышел почти сразу за Duke. Этот проект очень выиграл от сотрудничества с новым продюсером, Хью Пэджхемом, который привнес в группу более современное по меркам восьмидесятых звучание, и хотя все песни альбома кажутся однотипными, там есть по-настоящему выразительные фрагменты: продолжительный сейшн в середине центровой композиции и классные дудки в исполнении некоей приглашенной группы под названием «Earth, Wind and Fire» в «No Reply at All» — вот только два примера. Все песни, опять же, пронизаны мрачным настроением, в них говорится о людях, которые ощущают себя потерянными или запутались в противоречиях, но постановка и звук очень сильные (хотя названия песен можно было бы придумать и поинтереснее: «No Reply at All», «Keep it Dark», «Who Dunnit?», «Like It or Not»). Иногда бас-гитара Майка Разерфорда теряется в общем звуке, но в остальном группа звучит очень слаженно, и снова все держится на удивительных ударных Коллинза. И даже в самых печальных и безысходных фрагментах (как, скажем, песня «Dodo» про вымирающих животных) музыка на альбоме Abacab — легкая и ненапряжная.
Моя любимая песня — «Man on the Corner», «Человек на углу». Единственная песня на всем альбоме, для которой и музыку, и слова написал Коллинз; трогательная баллада с симпатичной мелодией, которую играет синтезатор, и интересными ударными ритмами на заднем плане. Хотя эта песня подошла бы к любому сольному проекту Фила, потому что музыке Genesis вообще свойственны темы одиночества, паранойи и отчуждения, она все же пронизана оптимистическим гуманизмом, также свойственным этой группе. «Man on the Corner» — это песня про одинокого незнакомца (быть может, бездомного попрошайку?), который просто стоит на углу. В очень джазовой «Who Dunnit?» поется про растерянность человека в большом непонятном мире, и что самое замечательное — песня заканчивается ничем, герой так и не находит выхода.
Хью Пэджхем спродюсировал и следующий, еще менее концептуальный альбом с незамысловатым названием Genesis (Atlantic; 1983), и хотя в целом альбом неплохой, на мой вкус, он во многом вторичен. «That's All» звучит как «Misunderstanding», «Taking It All Too Hard» напоминает мне «Throwing It All Away». Альбом получился менее мелодичным по сравнению с предыдущими, больше в стиле рок-н-ролл восьмидесятых. Как продюсер Пэджхем поработал просто великолепно, но материал был слабее, и в целом в звучании чувствуется напряжение. Альбом начинается с автобиографической «Mama», странной и в то же время трогательной композиции, хотя я так и не понял, о ком там поется: о настоящей маме певца или о девушке, которую он называл «мамой». «That's All» — это горестные стенания влюбленного, которого не замечает и тем самым огорчает любимая девушка, совершенно бесчувственная особа; несмотря на надрыв, песня не кажется депрессивной из-за красивой напевной мелодии. «That's All» — лучшая песня на этом альбоме, но лучше всего голос Фила звучит в «House by the Sea», слова которой, однако, представляют собой просто поток сознания и поэтому совершенно не воспринимаются. Насколько я понимаю, речь идет о взрослении и о том, что нужно принять правила мира взрослых, но я, честно сказать, не уверен; во всяком случае, в этой песне мне больше нравится вторая (инструментальная) часть, когда Майк Бэнкс демонстрирует свое виртуозное мастерство гитариста, оттеняемое мечтательными переливами клавишных Тома Разерфорда; а когда, уже в самом конце, Фил повторяет третий куплет — у меня просто мороз по коже.
«Illegal Alien» — самая политическая из всех песен, записанных группой на данный момент, и самая же смешная. Содержание песни, вообще-то, печальное — мексиканец пытается нелегально перейти через границу в США, — но детали очень смешные: бутылка текилы у мексиканца в руках, его новые башмаки (наверняка краденые); а в целом все получается очень правильно. Фил поет эту песню нахальным и в то же время жалобным голосом с нарочитым мексиканским акцентом, и это еще забавнее, и рифмы тоже хорошие. «Just a Job to Do» — самая джазовая песня на всем альбоме, с убийственной партией на басу в исполнении Бэнкса; и хотя там вроде бы поется про детектива, который выслеживает преступника, героем песни вполне может быть и ревнивый любовник, следящий за своей возлюбленной. «Silver Rainbow» — самая лирическая песня альбома. Текст очень глубокий, проникновенный и образный. Альбом завершает оптимистическая композиция «It's Gonna Get Better», «Обязательно будет лучше». Хотя некоторые считают, что слова довольно банальны, голос Фила звучит так доверительно (здесь определенно чувствуется влияние Питера Гэбриэла, который сам в жизни не записал такого отточенного и прочувствованного альбома), и внушает слушателям веру в будущее.
Invisible Touch (Atlantic; 1986) — это, бесспорно, шедевр Genesis. Альбом представляет собой эпическую медитацию на тему неосязаемого и в то же время придает новый смысл, глубину и выразительность трем предыдущим дискам. Слова действительно берут за душу, а красивая музыка завораживает. В каждой песне есть что-то свое: это и размышления о неуловимом и о пустоте, что разделяет людей («Invisible Touch»), и возражение против диктаторского контроля над личностью, будь то ревнивый любовник или правительство («Land of Confusion»), и просто бессмысленные, но красивые описания («Tonight, Tonight, Tonight»). И все это вместе — один из лучших альбомов за последние десять лет. Этот шедевр был создан благодаря не только блистательному ансамблю из трех выдающихся музыкантов (Бэнкс, Коллинз и Резерфорд), но и Хью Пэджхему, добившемуся по-настоящему современного звука поразительной чистоты и сочности, так что слышны все оттенки каждого инструмента.