— Это черный полоз, — пояснил он. — Очаровательное существо, не правда ли? Хотите подержать его в руках? Вы ведь не боитесь змей?
У меня вытянулось лицо, а Хилари прыснула со смеху.
— Ты что-то говорила мне об уютном домике в деревне, — напомнил ей я.
— Сейчас возьму ключи, — рассмеялась она.
Мы попрощались с ее братом и его любимцем и поехали в Суррей. Только там, в тишине английской провинции, я обрел наконец желанный покой. Добравшись до коттеджа уже в сумерках, мы сперва поужинали в местном трактире, а потом уселись возле камина в гостиной на толстом ковре. Щеки Хилари раскраснелись, волосы отливали золоченой бронзой. Мы словно бы снова очутились в пещере в Гималаях. Дрожа от страсти, Хилари упала ко мне в объятия, стаскивая с себя одежду. Я целовал ей грудь, живот и бедра, и ее сладострастные вздохи и стоны становились все громче и пронзительней. Она умоляла меня любить ее еще и еще, и так продолжалось трое суток, в течение которых мир за стенами коттеджа перестал для нас существовать.
На рассвете четвертого дня я вспомнил, что через несколько часов мне нужно быть в Нью-Йорке, чтобы оттуда добраться до Вашингтона, где ждет меня Хоук.
— Ты когда-нибудь еще навестишь меня? — с грустью спросила Хилари.
Я не стал обнадеживать ее, а лишь криво улыбнулся ей в ответ.
— Но я все равно буду надеяться, Ник, — вздохнула она. — Ты помнишь, что я тебе сказала тогда, в пещере?
— Что именно? — вскинул брови я.
— Я сказала, что ты бесподобный любовник, но не создан для настоящей любви.
— А я и не пытался это опровергнуть, — улыбнулся я.
— И еще я сказала, что после тебя в сердце остается незаживающая рана, — добавила она. — Как я только сейчас поняла, я в этом не исключение.
Утром Хилари отвезла меня в аэропорт. Ее открытое милое лицо стояло у меня перед глазами, пока самолет не оторвался от земли и не взмыл к белым облакам, напоминающим снежные сугробы. На меня вдруг снова пахнуло холодом, и перед мысленным взором возник образ Кхален. Что же сильнее — любовь или страсть, задумался я. Конечно, порой эти чувства приходят одновременно, но лучше стараться не смешивать их. А может быть, и нет?
Прелестная умница
Глава 1. Чек на предъявителя
Роберт Л. Брэндон — видный политик. Многие по-свойски называют его Бобом — даже те, кто только хотел бы с ним познакомиться.
Он — не сенатор, он — не реформатор, он — не кандидат на какой-либо пост. Он — бизнесмен, а политика является рекламной стороной его бизнеса.
Можно ведь делать деньги и на политике, а не только воровать их. В Нью-Йорке же можно стать богатым, просто, будучи достаточно известным.
В течение двадцати лет имя Роберта Л. Брэндона чего-то да стоило в любом деловом предприятии. Он одалживал свое имя охотно, но осмотрительно, и сейчас он стоит несколько миллионов долларов — только ему самому известно, сколько именно.
Боб Брэндон может взяться за свои мозги и побриться ими, так как они острее бритвы. Это известно всему Нью-Йорку.
Поэтому мистер Николас Картер, детектив, был очень удивлен, получив следующую записку, написанную энергичным и кратким стилем мистера Брэндона.
Дорогой Картер!
Меня надули на сорок тысяч долларов. Приходите и помогите мне выпутаться. Моя контора, завтра в девять тридцать.
Записка была отправлена вечером, и Ник имел удовольствие внимательно изучить ее на следующее утро за завтраком.
Только что-нибудь очень важное могло удержать детектива от этого свидания.
Свое мнение об этом деле он подытожил, передавая записку через стол своему ассистенту Чику:
— Боба Брэндона объегорили. В городе завелось что-то новенькое. Пора в этом разобраться.
Он был в конторе Брэндона в назначенный час.
В приемной работали три обычных бухгалтера и один, исполнявший обязанности лжеца. Первые следили за маршрутом денег, которые делал Боб Брэндон, а лжец давал ему возможность делать новые, отшивая под разными предлогами тысячи бесполезных посетителей, отвлекавших шефа.
Это очень способный и приятный выдумщик. Слушать его объяснения, почему мистер Брэндон отсутствует и не может принять вас в назначенное время, доставляет настоящее удовольствие, хотя вы и знаете, что на самом деле мистер Брэндон сидит сейчас в своем уютном логове и разговаривает с кем-то, кто пришел со стоящим предложением.
Тем не менее, существуют пределы даже для его лживости. Нику Картеру он говорит правду.
— Мистер Брэндон болен, — сказал он, — и хотел бы, чтобы вы, если сможете, приехали к нему домой. Мне только что передали его слова по телефону.
Ник выбрал кратчайший путь, но мистер Брэндон живет на улице Св. Николая, и добраться туда из центра города занимает немало времени. Времени, действительно, ушло достаточно, чтобы состояние здоровья мистера Брэндона резко ухудшилось.
Старый доктор Болс был в гостиной, куда провели Ника. Все знают Болса. Он как раз тот доктор, у которого лечатся люди из того же круга, что и Брэндон, и ему придется держать ответ на Страшном Суде за продление жизни многих ведущих политиков.
Он только что сообщил миссис Брэндон свои выводы о состоянии здоровья ее мужа. Более кратко он повторил их в личной беседе с Ником.
— У Брэндона болезнь сердца, — сказал он. — Не обязательно фатальная. Может дожить до ста лет. Но он очень нервничает из-за своего здоровья. Когда у него приступ, я советую ему не дергаться и оставить свои дела в покое. Он так и поступает. Правда, он спросил меня, не лучше ли ему все-таки повидаться с вами. Я сказал — нет. И он не станет. Но дело вам изложат. Я не знаю, в чем оно, но вы узнаете все факты. Вы получите их от умнейшей девчушки, которая…
— Кто она? — спросил Ник.
— Родственница Брэндона. Дальняя. Выросла в Вермонте. В маленькой деревушке, без связи с цивилизацией, за исключением автобуса, проезжающего раз в неделю. Брэндон в последнее время стал вспоминать о своих родственниках. Припадок милосердия в связи с больным сердцем. Он написал отцу девушки в августе, узнать, не заложил ли тот свою ферму. Старый Хезикайя Брэндон ответил, что не заложил — никто не хочет одалживать деньги под его ферму. Он писал, что он беден, но беда не в этом. Он жалеет лишь о том, что его дочь не сможет повидать свет и получить шанс выйти замуж за кого-либо, кроме фермера. Она прочитала все книги из библиотеки воскресной школы Гринвилля и научилась играть на мелодионе. Но у Хезикайи есть смутное подозрение, что этого недостаточно, чтобы считаться культурным человеком. Он добавил в письме, что его дочь — «стоящая баба», и ей сильно не повезло, что ей приходится жить взаперти в таком маленьком местечке «с населением из сорока мужчин и одного демократа», — так принято оценивать число жителей в сельских местностях Вермонта. Это письмо сильно подействовало на Боба Брэндона. Он немедленно послал за Энни. Послал также и чек на расходы, достаточный для того, чтобы дважды обернуться вокруг земного шара и еще завязаться двойным узлом. Энни этого стоила. Подождите и сами увидите. Эта девчонка, Картер, взяла нас приступом. Она пробыла здесь неполные шесть недель, а все друзья Брэндона, от старого судьи Бемиса до юного Тома Моргана зачастили в этот дом по три раза на неделе. Я встречал их в гостиной дюжинами, они собирались, чтобы послушать, как она поет. Она знает прелестные сельские песенки и может аккомпанировать на пианино, хотя и не видела его никогда прежде. Однажды вечером я оценил ее аудиторию более чем в сорок миллионов долларов недвижимости. А хорошенькая ли она? Картер, скажу вам, что роза Шарона и лилия долин не идут с нею в сравнение. Она…
Он был прерван звуками приглушенного смеха. Обернувшись, доктор и Ник увидели, как сдвинулись занавески на дверном проеме — как раз вовремя, чтобы скрыть за собою копну золотистых волос и пару голубых глаз.
Вскоре занавески медленно раздвинулись снова, и между ними выглянуло милейшее в целом мире личико.
— Вы говорите обо мне, доктор? — спросила девушка. — Если так, я могу войти. Но если у вас еще много приятных слов в мой адрес, я лучше останусь здесь и послушаю.
— Входи, Энни, — добродушно сказал доктор. — Есть шанс познакомиться еще с одной знаменитостью, хотя ни одной другой девушке не удавалось встретить столь многих за такое короткое время. Но этот человек — самый знаменитый из всех. Мистер Картер, величайший детектив в мире.
— Я уже все знаю, — сказала Энни. — Дядюшка послал меня повидаться с ним. Как поживаете, мистер Картер? Я надеюсь, что все в порядке. А как миссис Картер?
— О, у нее все отлично, спасибо, — сказал Ник. — А как ваша родня?
Энни рассмеялась так мило, что было приятно посмотреть на нее.
— Ну, вы, видно, родились в Вермонте, — сказала она, — вы говорите прямо как мы. Что касается родни, дядюшке совсем плохо. Ему стало значительно хуже уже после того, как он отправил вам записку.
— Тогда я приду в другой раз, — сказал Ник.
— Незачем откладывать, — вмешалась миссис Брэндон, возвращаясь в гостиную, которую она покинула сразу, как пришел Ник. — Мистер Брэндон ввел Энни в курс дела, и она вам все расскажет.
— Да, я вам все расскажу, — воскликнула Энни, сгорая от нетерпения. — Дядюшка мне разрешил.
— Не удивляйтесь, мистер Картер, — сказала миссис Брэндон, — Энни вникла в суть дела значительно лучше, чем я.
Она извинилась перед Ником и, выходя, пошепталась с доктором Болсом. Детектив понял, что Брэндону стало хуже — вместо того, чтобы уйти, доктор поспешил в комнату больного.
Энни Брэндон тотчас приняла деловой вид. Смышленость, которую излучало ее юное личико, была просто восхитительна.
— Вот чек на предъявителя, — сказала она, вынимая его из кармана. — Он был оплачен в банке «Леонард, Фиск и К°», и на нем значится дядюшкино имя.
Чек поддельный, но деньги были выплачены. Чек был предъявлен в понедельник утром. На него обратили внимание моего дядюшки вчера, когда ему случилось зайти в банк. Что касается подписи, дядюшка признает, что подделка превосходна. Бланк взят из его чековой книжки, и серия совпадает.