— Друг мой, я всегда тебе говорил, что ты слишком умалял достоинства этой Занони, — заметил сыщик, ставший опять серьезным, — мы не должны забывать, что она в течение нескольких лет жила в Индии и присмотрелась ко всякого рода фокусам факиров. Разумеется, во всех этих фокусах нет ничего сверхъестественного, но достигаемые ими результаты кажутся колдовством. Давай-ка мы с тобой подробно рассмотрим этот случай, так как я полагаю, что весь служебный штат уже допрошен тобой и что ты принял все меры к тому, чтобы найти какие-нибудь следы.
— Могу только повторить, что я и мои служащие копались в этом деле, как кроты, — со вздохом признался инспектор Мак-Глуски, — и дело, насколько мне удалось его расследовать, состоит в следующем. Занони находилась в одиночной камере. Так как она арестантка, то, конечно, был установлен строжайший надзор за этой камерой. Окна были снабжены тяжелыми железными решетками, да и дверь была из железа. Медсестра, повторяю, наиболее опытная и испытанная служащая во всей клинике, согласно инструкции заперла дверь изнутри, положила ключ в карман и, несмотря на каталептическое состояние больной, наложила на нее еще на ночь оковы.
— Словом, — прервал его сыщик, слушавший с напряженным вниманием, — было сделано все, что только может придумать человек, чтобы удержать птичку в клетке.
— Совершенно верно.
— Идем дальше, — сказал Ник Картер, — ты основательно допросил эту женщину?
— И не раз, а несколько раз. Случайно я ее знаю уже несколько лет и могу поручиться за то, что она вполне заслуживает доверия.
— Ну-с, и что же тебе сообщила эта медсестра?
— Да почти ничего, — должен был сознаться инспектор, — она сидела у постели, на которой лежала Занони, и не сводила глаз с пленницы. После полуночи Занони открыла глаза и посмотрела на нее. Долго ли она смотрела, медсестра не знает, но, по ее мнению, в течение приблизительно одной минуты. Она говорит, что тогда она встала, чтобы наклониться над больной, попытаться заговорить с ней и получить какой-нибудь ответ. К ее неописуемому изумлению она увидела в этот момент, что больной в кровати уже не было. Ее испуг еще больше усилился, когда она заметила, что обе цепочки, которые были наложены на руки и на ноги арестантки, оказались разъединенными. Кроме того она ощутила удушливый запах гвоздики, и к своему удивлению увидела большой букет свежих гвоздик, который лежал на подушке, как раз на том месте, где за минуту до этого покоилась голова больной.
— А что было с дверью? — спросил сыщик.
— Дверь была заперта, а ключ лежал в кармане медсестры. Мало того, внутренний засов, задвинутый ею в начале дежурства, был в том же положении, без всякого изменения.
— Таким образом, нет никакой возможности предположить, что Занони и лицо, ее освободившее, могли войти или выйти через дверь камеры, — заметил Ник Картер.
— Разумеется, — подтвердил инспектор Мак-Глуски, — я и говорю, что медсестра видела Занони своими глазами в постели. С того момента, как та открыла глаза, до ее таинственного исчезновения, по мнению ее, прошло не более одной минуты.
Незаметная улыбка скользнула по губам сыщика, он медленно кивнул головой.
— Хорошо, об этом поговорим потом, — тихо произнес он, — а пока займемся остальными твоими расследованиями, Жорж. Кто из служащих в ту роковую ночь находился еще в клинике?
— Обычный штат, — ответил инспектор, — я хочу сказать, что в каждой общей спальне, где были больные, и в каждой отдельной камере находилось по одной медсестре.
— И эти лица в тот час не слышали никакого шума? — спросил сыщик. — Никто ничего не заметил?
— Решительно ничего, — уверял инспектор, — но все они в 12 часов 47 минут сбежались на крик ужаса, раздавшийся в коридоре. Там они увидели миссис Фильдс, охранницу Занони, вне себя от ужаса и страха перед дверью камеры Занони. Сильно волнуясь, но все же связано и толково она описала прибежавшим служащим приключившееся с ней происшествие. Пришел также дежурный врач и немедленно распорядился тщательно обыскать всю клинику.
— Понятно, — проворчал сыщик, закуривая вторую сигару, — и какие результаты дал этот обыск?
— Решительно никаких, — ответил инспектор Мак-Глуски, пожимая плечами.
— Разве в коридорах не было сторожей? — спросил Ник Картер.
— В коридорах нет, но зато внизу в приемном зале, — заявил инспектор Мак-Глуски, — ты знаешь, клиника для нервнобольных не слишком вместительна и находится в двухэтажном доме. Все входы, как с улицы, так и со двора, идут в приемный зал, а в этом зале днем и ночью находится привратник, на которого возложена обязанность держать на замке все двери.
— Другими словами, в роковой час этот привратник находился в приемном зале?
— Конечно, — подтвердил инспектор, — он начал свое дежурство в десять часов вечера и должен был оставаться там до шести утра.
— Полагаю, что в клинике имеется три привратника, и каждый из них дежурит по восемь часов в сутки?
— Ты угадал, — заметил инспектор.
— Прежде чем продолжать, позволь мне задать тебе вопрос, — быстро прервал его сыщик, — что за человек этот привратник?
— Его зовут Флинн, он человек уже пожилой и пользуется одинаковой репутацией с миссис Фильдс, как один из заслуживающих доверия служащих, знающих вполне свое дело.
— Отлично. Продолжай, Жорж, что показал этот привратник на допросе? Не заметил ли он чего-нибудь необычного во время своего дежурства?
— Решительно ничего, тем более, что из клиники после десяти часов вечера даже служащие не могут отлучаться без письменного разрешения директора. Во время его дежурства, с десяти вечера до четверти первого, никто его не потревожил.
— И в это время он, вероятно, немного заснул, — с улыбкой заметил сыщик.
— Ты ошибаешься, Ник. Привратник клянется всеми святыми, что не дремал ни одной секунды. Да и доктор Слокум аттестует его как очень бдительного сторожа. Кроме того в здании клиники повсюду расставлены контрольные часы, осмотр которых показал, что привратник аккуратно совершал свои обходы — до четверти первого.
— Ты что-то очень напираешь на это время, и мне кажется, что это неспроста, — заметил Ник Картер.
— Конечно, — согласился инспектор, — согласно показанию Флинна он как раз возвратился с обхода, обслужив контрольные часы, в приемный зал, как вдруг со стороны улицы кто-то тихо постучал в ворота.
— Ага!
— Слушай дальше: привратник, конечно, открыл ворота, чтобы посмотреть, кто в столь неурочное время желает войти. Перед ним стоял хорошо одетый мужчина лет тридцати. В руках у него был букет гвоздик.
— Вот теперь дело становится интересным, — проворчал Ник Картер, — по-видимому, это тот самый букет, который потом был найден медсестрой на подушке Занони.
— Конечно. Но послушай сначала дальнейшие показания привратника. Он впустил запоздалого посетителя в приемный зал, запер за собой дверь и спросил, что ему угодно. Тот самым любезным образом заявил, что возвращается с вечеринки, где ему преподнесли букет гвоздик, и ему пришла мысль сделать удовольствие какой-нибудь больной, а так как он проходил мимо клиники, то и решил постучать в дверь, чтобы передать букет. Должен заметить, что такие преподношения случаются частенько, хотя, конечно, не в первом часу ночи.
— Позволь, — прервал его сыщик, — неизвестный благотворитель, если можно так выразиться, явился в 12 часов 15 минут, а в 12 часов 47 минут, то есть полчаса спустя, миссис Фильдс обнаружила, что ее больная исчезла из постели, в которой до этого времени лежала. И к тому же она увидела еще и букет гвоздик на подушке, то мы вынуждены сделать вывод о несомненной связи между появлением незнакомого посетителя и исчезновением Занони.
— Согласен, хотя привратник утверждает, что незнакомец находился в передней в продолжение не более одной минуты.
— Хорошо, оставим этот вопрос пока открытым, — проворчал Ник Картер с недовольным видом, — что же еще показал привратник?
— Незнакомец очень извинялся, что явился в неурочный час, но при этом заметил, что он с намерением постучал в ворота, а не позвонил, чтобы не нарушать покоя больных. В заключение он предложил привратнику сигару.
— Ага, — заметил сыщик, — Флинн взял эту сигару?
— Он сначала отказывался, но незнакомец так любезно настаивал и уже открыл свой портсигар, что тот должен был согласиться, чтобы не показаться невежливым.
— Что было дальше?
— Да почти ничего, если верить уверениям привратника, а не верить им нет основания, — медленно произнес Мак-Глуски, — он говорит, что после этого опять отпер дверь и выпустил незнакомца из клиники.
— А что стало с букетом гвоздик?
— Вот тут-то и начинается загадка, — признался инспектор Мак-Глуски, — Флинн утверждает, что поставил букет в сосуд со свежей водой, чтобы передать его при смене новому дежурному для передачи дальше. Затем он утверждает, что в течение следующего получаса сделал обход, о чем сделал отметку на контрольных часах в разных коридорах. Это, однако, не соответствует истине, так как контрольные часы были отмечены на самом деле только уже в начале второго часа ночи.
— Каким же образом Флинн, достойный доверия и серьезный служащий, объясняет это противоречие?
— Он и сам не знает, что сказать по этому поводу.
— Странно, — проворчал Ник Картер, — привратник утверждает, что между 12 часами 15 минутами и 12 часами 47 минутами, когда миссис дала о себе знать, он не заметил ничего необыкновенного?
— Ничего решительно.
— А осмотрел ли ты сигару, которую незнакомец преподнес привратнику?
— Нет. Флинн не мог показать мне эту сигару по той простой причине, что ее у него не оказалось. Он говорил об этой сигаре уже дежурному врачу, но найти ее не удалось, и это обстоятельство усиливает таинственность происшествия.
— Гм… — проворчал сыщик, уставясь глазами на ковер, — мы знаем, таким образом, что Занони непонятным образом исчезла из постели, хотя пролежала около полугода в каталепсии. Разум говорит, что даже вполне здоровый человек, пролежав полгода в постели, физически так ослабевает, что не может встать без посторонней помощи. Заслуживающая полного доверия медсестра видела, как Занони у нее на глазах исчезла, испарилась, так сказать, в воздухе. Вместо Занони на подушке лежал букет гвоздик, который был поставлен в приемном зале в сосуд со свежей водой.