Он выпил виски одним духом, перевернул листок, прочитал приписку:
«Извини, я проверил тебя. Судя по твоему личному делу, тебя и без разрядки бы уволили из специальных войск и вообще из армии под предлогом «боевого переутомления и нервного потрясения, сопряженного с резкой реакцией на неудачную операцию в тылу Вьетконга…» Упоминается и твой отчет об этом задании, «служащий доказательством прискорбной деморализации и отражающий переоценку сил Вьетконга и Северного Вьетнама, граничащую с пораженчеством…». Кстати, имей в виду: Клиф Шерман, твой экс-оу, был в вашей группе агентом контрразведки. Можешь представить, как он расписал тебя в своих донесениях Си-ай-си. Хочется думать, что мы сработаемся с тобой, если не помешает ЦРУ…»
Боже мой! Сколько веры и стойкости в Уине! Можно еще понять смельчака, отважившегося спуститься вниз в пропасть по Ниагарскому водопаду в заколоченной бочке, но никто еще не пробовал плыть против течения вверх по водопаду! Никто, кроме Уинстона Бека. А что может он, Джон Улисс Грант-младший, экс-капитан «зеленых беретов»? Горя патриотическим желанием доказать себе и другим, особенно Шарлин, что он настоящий мужчина и американец, он записался в смертники, в американские камикадзе, нырнул во вьетконговскую Ниагару и едва уцелел. Но плыть против Ниагары он не может. Хотя, конечно, он окажет любую посильную помощь Уинстону Беку, чего бы ему это ни стоило.
Он посмотрел на свои ручные часы. «Корвус» — по-латински ворон. Птица Хроноса, бога времени. Что видит вещий «корвус», изготовленный в Гонконге, в наступившем 1980 году?
До следующего выпуска последних известий оставалось тридцать семь минут.
ВСЕ НАЧИНАТЬ СНАЧАЛА
Он тут же стал звонить Уинни в его офис. Словно откуда-то из космического далека донесся наконец голос:
— Хелло?
— Уин? Хелло! Это ты, Уин?
— Кто его спрашивает?
— Мне нужен мистер Уинстон Бек.
— Кто его спрашивает?
— С кем я говорю? Где мистер Бек?
— С вами говорит лейтенант Чарльз Гюнтер, Дабль-пи-ди…
— А что это такое? Полиция?
— Да, Вашингтонское полицейское управление.
— С Новым годом, лейтенант, но что у вас там происходит? Где мистер Бек?
— Сожалею, но он попал в автомобильную катастрофу. Новый год, знаете, все празднуют, много пьют. Навстречу мчались эти хулиганы-мотоциклисты — «ангелы ада», что ли? Он врезался в дерево. Мы хотели бы поговорить с вами, сэр. Вы говорите из дома? Ваш телефон зарегистрирован на ваше имя?
— Что с Беком?
— Боюсь, что он мертв, мистер Грант. Это случилось у клуба «Чеви Чейс». Вы приедете сюда?
— Мертв? Вы сказали, мертв?!
— Очень сожалею, мистер Грант. Когда вас ждать? Мы хотели бы задать вам несколько вопросов.
— Не знаю… Зачем я вам?..
— Как хотите, тогда мы сами найдем вас…
Как в замедленной съемке, потянулась его рука с трубкой к рычагу телефонного аппарата. Бесшумно положил он ее на место, вытер вспотевшие ладони.
…Из писем отца он знал, что рота его почти полностью погибла под бомбами своих же самолетов, от «дружественного огня», как говорилось в похоронках. «Убит в деле», пал смертью храбрых. От «дружественного огня».
Нет. Уинстон Бек пал не от «дружественного огня». «Свои» стали для него глубоко чужими. Потому и убили они его.
Он, Грант, остался один. Он — бывший «зеленый берет», а зеленоберетчик, как сам он учил западных немцев в лагере бундесвера под Хаммельсбургом, это «боец, способный действовать в одиночку». «Ангелы ада»? Как бы не так! Тут видна рука «фирмы». Впрочем, там, в этих бандах, уйма «зеленых беретов». За протекцию влиятельной «фирмы» что хочешь сделают. Не впервой.
Уинстон Бек. Убит в деле. Пал смертью героя… В США не приспустят флаг в знак траура по такому герою…
Почему потребовалось «фирме» убрать Бека? «Мертвые не рассказывают сказок», — сказал однажды ему, щеголяя английской идиомой, Тон Дык Шин, капитан спецвойск южновьетнамской армии, докладывая об убийстве первого вьетнамца в ходе операции «Падающий дождь». ЦРУ боялось Уинстона Бека, потому что «фирму» и ее дворец шпионов в Лэнгли он знал досконально, имел обширнейшие связи с работниками ЦРУ, Пентагона, даже администрации, с прессой, радио и телевидением, с офицерами вооруженных сил, с сенаторами и конгрессменами, дипломатами. «Фирма» не желала больше терпеть критики и разоблачений, тем более от прежнего «призрака», в глазах «фирмы» — опаснейшего ренегата и изменника. И «фирма» выслала против Уинстона Бека свой «эскадрон смерти».
Да, Уинстон Бек был опасен для них. А он, Джон Улисс Грант-младший? Чем он может им помешать? Книгой? Да, книгой! Ее нужно напечатать во что бы то ни стало. Не перевелись еще левые издатели. И как можно раньше. Он лишился лучшего друга. Что ж, больней уже никогда не будет.
Когда человек теряет руку, другая рука начинает работать за обе. Он найдет кусачки, которыми перережет снова подожженный бикфордов шнур. Только так может он отомстить за гибель друга.
Когда убили президента Кеннеди, Мартин Лютер Кинг, которому была уготовлена такая же смерть, сказал:
«Важнее выяснить, не кто убил, а что убило Джона Ф. Кеннеди».
…Вспомнилась ему в этот тяжкий час притча, рассказанная ему как-то Шарлин в первые дни и месяцы их любви. Жил-был когда-то один художник, живописец, чьи полотна, изображавшие утреннюю или вечернюю зарю, что так редко и трудно дается даже самым большим мастерам, изумляли и знатоков, и невежд своей невиданной жизненностью и красотой. Он таял на глазах и скоро умер, и когда его раздели, чтобы обмыть, одеть в саван и положить в гроб, то увидели, что в груди у него, прямо над сердцем, зияет глубокая рана. И похоронили люди художника, так и не поняв, откуда брал он краски для своих восходов и закатов.
Эта притча нередко вдохновляла его в работе над книгой, прогоняя сомнения, усталость, неверие в собственные силы. А вот Уинстон Бек, этот подвижник, писал свои бюллетени кровью сердца!..
Он позвонил Тони Десантису, как ни противно было ему идти на поклон к этому плейбою из «Даблтинка».
— А, хелло, старина, как дела, Джонни, — затараторил каким-то фальшивым голосом Тони, — как прекрасно, что ты позвонил. Могу сообщить тебе, что мы оплатили твой счет дантисту…
— Спасибо, Тони, у меня большущая просьба к тебе. Дело, как я понимаю, идет к выходу книги, не мог бы я взять в счет гонорара немного денег, хотя бы пару сотен?.. Родственник у меня, понимаешь, умер неожиданно…
Последовало довольно долгое молчание. Где-то вдали щебетали две девицы с бруклинским акцентом.
— Должен огорчить тебя, старина, — последовал наконец ответ. Тон у Десантиса был небывало мрачный, прямо-таки похоронный. — Даже не знаю, как тебе это сказать. Я всегда горой стоял за твою рукопись… Можешь ли ты показать себя настоящим мужчиной, Джонни?
— О чем ты говоришь, Тони? Что случилось?
— Ты же знаешь, что творится в мире: Иран, заложники, Афганистан. Джимми Картер дал бортовой залп из всех орудий по разрядке. Ты же читаешь прессу…
— Но при чем тут ваше издательство? — задохнувшись от томительного предчувствия непоправимой беды, спросил Грант.
— У нас давно шли переговоры с Пентагоном, Джонни. Тянулись и тянулись, потому что никак не могли сговориться в цене. Но сейчас бюджет Пентагона пошел вверх ракетой, скоро достигнет невиданного апогея. Короче, Пентагон купил нас со всеми потрохами, вдруг согласившись на нашу цену. Название издательства прежнее, штат пока прежний, но и у нас поворот на сто восемьдесят градусов. Летит к черту план, прежде всего книжки о войне. Сам понимаешь, что теперь нам нужны произведения не за упокой, а за здравие военщины. Помнишь, ты писал о том, как Фрэнк Коппола в «Апокалипсисе» гимн «зеленых беретов» превратил в похоронный марш. Сейчас ты должен, если хочешь, чтобы книга вышла, сделать как раз все наоборот. Сними все, что против «зеленых беретов», «черных беретов», ЦРУ, Хелмса! Придай книге оптимистическое звучание, из антигероев сделай героев…
— Как у Робина Мура? — с горечью сказал Грант. — Подгримировать под Джона Уэйна?
— Не принимай это слишком близко к сердцу, Джонни. Не ты один, все пойдут в фарватере новой политики, кроме, конечно, леваков, коммунистов. Но ведь ты не коммунист, Джонни…
— Что же останется в моей книге?
— Секс, насилие, Джонни! Вот передо мной новый «Пентхаус». Тираж у него с «Плейбоем» больше, чем у «Тайма», «Ньюсуика» и «Ю. С. Ньюс», больше, чем объединенный тираж восьми ведущих журналов, таких, как «Эсквайр»!..
— Я показал крах наших действий в тылу Вьетконга… Теперь я должен изобразить победу? Славить нашу военщину?.. Хвалить Хелмса и ЦРУ, кричать «ура» «зеленым беретам»?!
— Что делать! Иначе твоя книга не пойдет у нас. Пойми, сейчас, перед лицом военной угрозы, происходит консолидация нации, инакомыслящим заткнут глотку…
— Вернутся времена маккартизма? Черные списки? Проверка лояльности? Да?!
— Будем надеяться, что до этого не дойдет, но положение крайне серьезное, черт его знает, к чему все это приведет. «Ястребы» подняли хвосты, точат клювы и когти. «Американский орел» размахивает не оливковой ветвью, а стрелами. Так договорились, по рукам?
— Подожду. Я верю в Америку. «Ястребам» придется образумиться. Не будем же мы опять балансировать на грани ядерного катаклизма…
— Подумай хорошенько, Джонни! Аванс, конечно, останется за тобой. Я буду ждать до понедельника, когда у нас будет обсуждаться план. Еще не поздно спасти твою книгу…
— Мою книгу у вас уже не спасешь…
— Поверь, Джонни, я понимаю тебя и искренне сожалею…
— До лучших времен! — с бесконечной усталостью произнес Грант и ватной рукой повесил трубку.
Итак, все его «великие ожидания» лопнули. Настали тяжелые времена.
«Прощай, Шарлин! Без книги я не стану тебя разыскивать, не буду встречаться с тобой, откажусь от мечты о тебе…
Хотя книгу я еще не думаю хоронить, в стране сотни, тысячи книгоиздательских фирм, есть пока и прогрессивные…»