совой продажи. На деньги, взятые в долг, он соорудил разливочный завод, за ним еще несколько. Дело пошло.
Главным двигателем торговли оказалась пепсикольная реклама. Она прямо-таки неистовствовала. Ставший с 1938 года главой фирмы Уолтер Мэк заполонил всю страну рекламной песенкой. Переделанная из старой шотландской баллады на ритм свинга, она вся, от начала до конца, исполнялась за пятнадцать секунд. За год такого всеамериканского пения чистый доход фирмы вырос на 38 процентов, что составило 5,6 миллиона долларов (авторы песенки получили гонорар в 2500 долларов). С 1940 года пепси-кола начала свой заграничный поход.
В 1963 году к руководству пришел Дональд Кендалл, бывший в годы второй мировой войны летчиком ВВС. По примеру большого бизнеса он сделал фирму многоотраслевой: для начала «Пепси» слилась с компанией, производящей расфасованные продукты, и стала называться «Пепсико». Потом к этому конгломерату добавились совсем неожиданные, казалось бы, довески,— например, фирма спортивных принадлежностей.
После осмотра музея меня знакомят со служебными помещениями штаб-квартиры фирмы. Современный, широко раскинувшийся четырехэтажный дом. Уютный и покойный. Больше похож не на офис, а на какой-нибудь культурно-просветительный центр. Тишина, видимость безлюдья. В коридорах и холлах тоже современная скульптура. Большая столовая на несколько сот человек; как и всюду в США, здесь самообслуживание. Десятки кнопок по стенам, при нажатии на них льется бесплатная пепси-кола (все остальное за деньги). Сверкающая сталью и хромом огромная кухня. Ультрасовременный спортивный зал, оборудованный, словно гимнастический зал космонавтов. Здесь борются за сохранение рабочей формы и фигуры служащие штаб-квартиры. Наш гид говорит, что мистер Кендалл сам загоняет в зал каждого, у кого заметит хотя бы намек на брюшко. Один из таких клерков, не смущаясь нашим присутствием, крутит педали стоящего на месте велосипеда, другой бежит по дорожке длиною в один метр, которая стремительно мчится под ним. Наверное, лучше было бы выйти из здания и пробежаться по тенистым аллеям парка, но на это, очевидно, потребуется больше времени, а оно, как известно, деньги...
После ознакомления со штаб-квартирой «Пепсико» идем наконец к Кендаллу. Он встречает нас в своей приемной и проводит в кабинет. Высокий, седой, подтянутый и моложавый, хотя ему уже около шестидесяти. Держится он любезно, охотно отвечает на вопросы, любит шутку, часто улыбается. Правда, по его четким ответам, всегда по существу, по всему его деловому стилю поведения видно, что времени у него в обрез и он его ценит больше всего на свете. К тому же он весьма задерган журналистами, особенно в последнее время. Мало этого. Он знает себе цену. Кендалл не только крупный бизнесмен (за год его фирма продает продукции на полтора миллиарда долларов!), но и видный общественный деятель США. Во время деловых поездок в нашу страну Кендалл неоднократно встречался с советским» руководителями.
Такой послужной список накладывает некую печать на Кендалла. Я сразу почувствовал постоянно занесенный над его головой меч неумолимо бегущего, времени, которое он, повторяю, ценит на вес золота. С сожалением подумал, что долгой беседы не получится. Потому я вместо ожидаемого им вопроса для начала рассказал старый анекдот, на ходу модернизировав его:
— Одного русского священника спросили, что он предпочитает — водку, коньяк или вино. Он ответил: «И пепси-колу тоже!» (В оригинале: «И пиво тоже!»).
Кендалл был очень доволен. Контакт с ним был установлен. Пепси-кола в этом доме царь и бог, и доброе слово о напитке — ключ к сердцу его производителей. Разговор, естественно, зашел о новом адресе пепси-колы — о нашей стране.
— Между прочим, это первый в истории американский потребительский продукт, который будет продаваться в Советском Союзе,— сказал Кендалл.
— В Новороссийске создан один-единственный производственный центр вашей фирмы в СССР или вы предполагаете создать их несколько?
— Думаю, что новороссийский эксперимент послужит добрым началом. Мы хотели бы создать несколько наших заводов в вашей стране, в разных ее районах, причем один из них — под Москвой. Мы надеемся, что Советский Союз станет большим рынком для сбыта пепси-колы и что напиток у вас понравится.
— Несомненно, наш потребитель полюбит пепси-колу. Кстати, вы собираетесь рекламировать ее в СССР так, как вы это делаете в США и других странах?
— Разумеется! Представители нашего отдела рекламы уже находятся в Москве и работают сейчас вместе с вашими специалистами.
— По-моему, в Советском Союзе вам можно было бы не расходовать столько средств на рекламу, поскольку она у нас не развита в такой степени, как у вас. Как только в продаже появятся ваши бутылочки, они сами найдут дорогу к потребителю.
— Спасибо на добром слове. Но это наш принцип: реклама всегда и везде идет впереди продукта. Осваивая новый рынок сбыта, мы прежде всего отпускаем средства на рекламу. Это уже закон!
— Что вы получите от нас взамен?
— Любопытно, что за абсолютно безалкогольную пепси-колу мы получим ваши коньяки, водку и шампанское. Я хорошо знаком с этой продукцией и высоко ценю ее. Такого же мнения и миллионы американцев. В нашей фирме мы уже создали новый большой отдел, который займется распространением ваших крепких напитков по торговым точкам США.
— Каково ваше мнение о деловых контактах между США и СССР?
— Я неоднократно бывал в Советском Союзе, встречался с его руководителями, со специалистами в области внешней торговли. Я всегда говорил и буду говорить, что вы являетесь надежными и интересными партнерами. Я всегда стоял и стою за расширение экономических связей между нашими странами. Налицо огромные неиспользованные возможности в налаживании американо-советской торговли. Развитие таких связей — это не просто бизнес, но и политика, помогающая улучшать отношения между нашими странами.
В заключение беседы, продолжавшейся около часа, я попросил у хозяев дать какие-либо справочные материалы о «Пепсико». Тут же мне вручили отлично изданный отчет фирмы за год, предназначенный в основном для держателей ее акций. На первом же цветном развороте отчета изображен Дональд Кендалл в Москве, на фоне праздничной Красной площади.
Шли годы... За первой встречей с Д. Кендаллом последовали другие, в США и в Советском Союзе.
Да, проделана немалая совместная работа, но результаты, не раз говорил мне Кендалл, могли бы быть еще более внушительными. Дело в том, что враги советско-американского сотрудничества свои усилия направили именно на подрыв экономических контактов между нашими странами, которые могут успешно развиваться на единственно возможной прочной основе — при полном равноправии сторон, отсутствии какой-либо дискриминации и вмешательства во внутренние дела друг друга.
Как известно, Советское правительство отказалось ввести в действие советско-американское торговое соглашение 1972 года. На то были веские причины. В числе широкого круга проблем, охваченных этим соглашением, было специально оговорено, что американская сторона снимет дискриминационные ограничения в торговле с СССР и предоставит нашей стране так называемый режим наибольшего благоприятствования. Последний термин, по-моему, не совсем точно отражает сложившуюся ситуацию. Речь шла и идет именно об устранении дискриминации в торговле по отношению к нашей стране, о предоставлении ей не каких-то особых благоприятных прав в торговле с США, а таких же прав, какими пользуются другие страны. Судите сами. Вот цитата по этому поводу из «Нью-Йорк таймс мэгэзин»:
«Со времени «холодной войны» у Соединенных Штатов существуют две тарифные системы. Для товаров, импортируемых из Советского Союза и одиннадцати других коммунистических стран, установлены высокие запретительные пошлины. Все остальные 130 с лишним стран мира, даже ЮАР, автоматически пользуются льготами, которые дает статус наибольшего благоприятствования. Это значит, что пошлины на их товары намного ниже».
Кажется, все ясно? Необходимо было ликвидировать явную несправедливость. Но не тут-то было! Враги разрядки и советско-американского сотрудничества открыли огонь именно по торговому соглашению между нашими странами. Ликвидацию дискриминации в торговле они обусловили требованиями, имеющими цель повлиять на эмиграционную политику нашей страны. А таковая политика, как это известно, является сугубо внутренним делом как Советского государства, так и любого другого. Требовать каких-то в ней изменений — значит вторгаться во внутренние дела нашей страны. Тем не менее рассудку вопреки весьма влиятельные силы и развернули в конгрессе США шумную кампанию, в результате которой конгресс отклонил предложение американского правительства об устранении дискриминации нашей страны в торговле с США. При этом конгресс также наложил ряд произвольных ограничений на деятельность экспортно-импортного банка США. В частности, на четыре года общая сумма экспортных кредитов была лимитирована 300 миллионами долларов. Если говорить о торговле между США и СССР всерьез, то такая сумма кредитов явно не соответствует масштабам обеих стран.
Дональд Кендалл, комментируя эту сторону американо-советских отношений, приводил цифры кредитов, предоставляемых Советскому Союзу другими странами: Франция тогда предоставляла 2,8 миллиарда, ФРГ — 1,5 миллиарда, Япония — 1 миллиард. А США, как мы уже сказали, только 300 миллионов. Разумеется, в таком случае деловые связи Советского Союза с другими странами могут быть оживленнее, чем с США. А в то же время, подчеркивал Кендалл, при наличии со стороны США кредита Советскому Союзу хотя бы в 2 миллиарда долларов в Соединенных Штатах появилось бы работы на год для 400 тысяч человек.
Д. Кендалл так охарактеризовал происки врагов советско-американского экономического сотрудничества: «Я считаю отказ Советского Союза подчиниться условиям, выдвинутым в принятом конгрессом торговом законодательстве, не только оправданным, но и единственно возможным — условия эти были оскорбительные».