ов. Если бы она знала, что стреляют не в одном Карсоне, а по всему Дикому Западу, то ни за что бы ни отпустила меня, и я бы не стал тем, кем стал.
А кем я, собственно, стал? Вопрос не столько риторический, сколько философский. То, что я обычный ковбой-бродяга, перекати-поле и птаха перелётная – это понятно без всяких объяснений. Люди, знающие меня, говорят, что, в общем-то, человек я неплохой, хотя довольно резкий и вспыльчивый. Я честный, справедливый, и если когда-нибудь умру, то уж точно не от скромности. Я романтик, мечтатель, немного наивный и часто приписываю людям качества, которыми те не обладают. Это происходит оттого, что мне очень хочется, чтобы все были честными и справедливыми, и именно поэтому многие друзья обманывают меня, а женщины бросают. Но я на них не обижаюсь, ибо нет смысла обижаться на тех, кто тебя предал. Но я верю в свою Звезду, я верю, что когда-нибудь она взойдёт и засияет. Я найду настоящих друзей и настоящую женщину и буду по-настоящему счастлив! Эх, быстрей бы наступило это время, а то уже сил моих нету терпеть всё это...
Вдалеке я заметил стадо бизонов, а значит, цивилизация ещё не успела добраться до этих мест. Не надо думать, будто западные равнины сплошь и рядом усеяны скотоводческими ранчо и фермами. Свободной земли здесь предостаточно, но далеко не каждому по силам её освоить. Прежде чем получить приплод от коров или снять с нивы хороший урожай необходимо вложить в эту землю немало пота и времени, и при всём при этом помнить об индейцах, и ходить, оглядываясь, с винтовкой в руках. Апачи только и ждут случая, чтобы ограбить вас и по возможности снять скальп, дабы хвастать победами перед соплеменниками в родных деревнях. Мне частенько доводилось видеть обгоревшие и разрушенные останки домов и обезображенные пытками тела поселенцев, не слишком внимательно смотревших по сторонам.
Следы повернули к северу, и мы повернули за ними. Я надеялся, что воры остановятся на привал возле Каменного ручья и мы нагоним их, однако не сильно уповал на это. Те, кто угнали стадо, люди опытные, и знают, что рано или поздно за ними организуют погоню. Следы они оставили заметные, по ним ребёнок пройдёт, а уж взрослый человек даже на землю смотреть не станет. Но, возможно, они решат, что хозяева спохватятся слишком поздно, чтобы что-то предпринять, и им удастся уйти. Мне бы очень хотелось, чтобы именно так они и думали.
— Вы когда-нибудь угоняли скот? – вдруг спросила Ленни.
С чего это она? Неужели я похож на вора? Последний раз, когда я смотрел в зеркало, я видел лицо честного и приятного молодого мужчины. Не красавца, конечно, но и не вора, в этом я могу поклясться даже на Библии.
— Нет мэм, как-то не доводилось, — ответил я вежливо. – Догонять – догонял, а вот убегать не пробовал.
Доминик усмехнулся краешком губ, бросив в мою сторону быстрый взгляд. Мужчины такие вопросы друг другу не задают. Это весьма скользкая тема, способная завести собеседников на опасный путь, в конце которого один из них может оказаться на кладбище. Но Ленни девушка, очень красивая девушка, и время от времени имеет право поддеть кого-нибудь. Если мужчина ей не нравится. Или нравится. Или просто у неё настроение язвительное.
— Я слышала, — спустя минуту заговорила Ленни, — что некоторые ковбои не прочь подделать клеймо...
— Мэм, если вы пройдётесь по округе и осмотрите подпружные кольца у каждого встреченного вами ковбоя, то убедитесь, что все они окажутся обожжёнными. Но никто не признается, что он когда-либо подделывал чужое клеймо.
— И вы тоже?
— Разумеется.
В её глазах горели огоньки лукавства, она явно пыталась выбить меня из седла. Но я всегда крепко держался за луку, и чтобы свалить меня, ей нужно было договариваться с Сюзанкой.
— А вы никогда…
— Не надо копаться в моём прошлом, мэм, — попросил я, поднимая руки в защитном жесте. – Если я и совершал в жизни плохие поступки, то к вам они не имеют никакого отношения. Ни к вам, ни к вашей семье. И поверьте, более безобидного существа на этой грешной планете, чем я, вы не найдёте.
Она промолчала. В то, что я безобидный, она не поверила, ибо моя драка с братьями Гомес до сих пор обсуждалась и в городе, и на ранчо, а о том, как я отшил Лу Фриско и его ковбоев, я сам ей рассказывал. Огоньки в её глазах разгорелись сильнее; она явно настроилась на продолжение темы о подпружных кольцах, но бог меня спас – на горизонте появились искомые тёлки.
Я оказался прав. Похитители, встали у Каменного ручья и разбили лагерь. Стадо разбрелось вдоль по берегу, соблазнившись сочной травой, а скотокрады развели костёр и готовили ужин. Ещё мили за две я уловил устойчивый запах бекона с бобами. На мой вкус, они слегка пережарили бекон и добавили больше масла, чем следовало. А вообще, я люблю, когда в бобы кладут немного обжаренного лука и помидоры, и по возможности всё это посыпают сыром. Очень вкусно, если не верите – попробуйте.
Мы немного свернули вправо, к холмам, чтобы не маячить посреди прерии как бельмо на глазу, а заодно стремясь поразить их своим внезапным появлением. Я не люблю сюрпризов, они, думаю, тоже, но им придётся это стерпеть.
Как и предупреждал Гур, воров было четверо. На вид – тёртые парни и, несомненно, знающие с какой стороны заряжаются ружья. Двоим было за сорок, ближе к пятидесяти, третий примерно мой ровесник, а четвёртый совсем мальчик лет пятнадцати. Но возраст на Западе значения не имеет. Если ты считаешь себя достаточно взрослым, чтобы взять в руки оружие и украсть чужой скот, то и судить тебя будут как взрослого. А верёвке всё равно, чью шею обнимать.
Мы выехали из-за холма и остановились шагах в тридцати от них. Они нас не сразу заметили, были заняты ужином, зато когда заметили, то уж не отводили глаз ни на секунду. Двое, те, что помоложе, встали. Юноша отошёл к лошадям и сделал вид, что возится с упряжью, второй опустил руки вдоль тела и чуть встряхнул кистями, расслабляясь. Двое других остались сидеть возле костра. Все четверо были вооружены револьверами, винтовки стояли сложенными в козлы позади них.
— Это наши коровы! И мы их забираем! – не сдерживая эмоций, воскликнула Ленни.
Я бы предпочёл сам вести переговоры и постараться уладить дело без шума. Мне удавалось решать подобные дела мирным путём. Согласитесь, совсем не обязательно убивать человека только за то, что он имел неосторожность оступиться. Именно поэтому я не вытащил винчестер из седельной кобуры. Но разве кто-нибудь может удержать женщину, когда ей хочется поговорить? Нет, конечно, и потому я всегда считал, что язык – их враг. Мой, впрочем, тоже.
— Вполне возможно, мэм, — усмехнулся тот, которого я посчитал своим ровесником. Он был высок, худощав, а рукояти его револьверов сияли зеркальным блеском. Один револьвер он носил в кобуре справа, второй за поясом. Из такого положения выхватить их ничего не стоит, и очень трудно угадать, за которым он потянется, так что за худощавым я решил присматривать внимательней.
— Вполне возможно, мэм, — повторил худощавый. – Хотя я сильно в этом сомневаюсь.
Нас было двое против четверых – Ленни я не считаю – поэтому он и вёл себя столь вызывающе. Гур подал коня вперёд, прикрывая девушку собой, а я положил правую ладонь на бедро.
— Осторожно, Сэм, — вдруг сказал один из тех, кто сидел у костра.
Худощавый скосил глаза.
— В чём дело, Дик, ты испугался? Их всего-то двое. И одна женщина.
Он хорошо обращался с шестизарядником и знал это. Но он не знал меня, а я его вспомнил – Сэм Гриффин, ганмен из Техаса. Одного человека он убил на перегоне где-то в Неваде, ещё троих в шахтёрском городке в Калифорнии. Поговаривали, что он застрелил Длинноволосого Джимми Картрайта, но, думаю, Джимми ему не по зубам, слишком уж он дёрганный, этот Гриффин. Я видел Картрайта в Лейк-Вэлли и видел, как он стреляет. Хотя... Никто не застрахован от ошибок: револьвер может зацепиться за кобуру или под ногу попадёт камень и пуля уйдёт в небо. Все мы смертны; ты можешь промахнуться, а твой противник не промажет. Я ещё не слышал, чтобы кто-то из ганменов умер своей смертью, поэтому, думаю, и меня тоже когда-нибудь застрелят, например, в спину, как Хиккока... Если не успею вовремя отказаться от этой профессии и уйти в тень.
— Твой друг, Сэм, хочет сказать, что двое иногда значит больше, нежели четверо, — заговорил я. – И он прав, ибо законы жизни временами противоречат законам математики.
Сомневаюсь, чтобы он знал, что такое математика, но о цифрах, надеюсь, слышал. А уж считать умел наверняка. Однако иногда считать надо не то, что видишь, а то, что подразумевается. А вот с этим правилом он знаком не был.
— Хочешь назвать меня неучем, мистер? – сразу насупился Гриффин. Пальцы его правой руки сыграли волну и нацелились на рукоять револьвера. Ему страсть как хотелось пострелять. Ну просто страсть как. Лишний раз показать свою крутость, дать новый повод для разговоров и повысить свой рейтинг в глазах окружающих. Он даже подался вперёд, искушаемый жаждой убийства.
— Нет, Сэм, я не хочу назвать тебя неучем, — покачал я головой. – Я просто хочу забрать коров, которых ты украл у Дэна Макклайна, но которые принадлежат мне. Я не буду объяснять тебе, что такое математика или школа вообще. Я просто заберу коров и вернусь на ранчо, а ты поедешь дальше. Если ты этого не сделаешь, тогда один из нас умрёт, а может ещё кто-нибудь. Но ведь ты не хочешь, чтобы кто-нибудь умер, Сэм? Особенно ты, правда?
Он не хотел умирать. Думаю, этого никто не хочет. Но и отступать он тоже не хотел. Он настроился на драку, был уверен в себе, однако мои рассуждения о смерти ему не понравились и, кажется, в его голову впервые закралась мысль о том, что он тоже не бессмертен. Если собираешься стрелять, то такие мысли надо гнать из головы прочь, иначе очень легко сыграть в ящик…
— Осторожно, Сэм, — вновь сказал Дик. И добавил, глядя себе под ноги. – Это Бен Росс Лаки.
Сказал он не слишком громко, но услышали его все. Сэм вдруг побледнел; пальцы, уже коснувшиеся рукояти револьвера, сжались в кулак, а рука медленно, осторожно пошла вниз и в сторону. Он не был трусом, но моё имя звучало как приговор. Всё, что он обо мне слышал – а он обо мне слышал – ставило меня в разряд неприкасаемых. Достаточно той истории, когда я, нашпигованный свинцом под завязку, расстрелял банду Блекменов.