Я покачала головой, а внутри поселилась робкая надежда. Нет, Лис не монстр. Не стал бы монстр заботиться о том, что мне нечего надеть и нечем себя защитить. Если постараюсь, сумею убедить меня отпустить. А пока пойду с ним. Ведь я, в самом деле, обязана ему кое-чем, да и путешествовать в компании оборотня может оказаться не так уж страшно. Что бы он ни говорил, относится он ко мне не как к рабыне — как к нанятому проводнику, а вот люди теперь, когда моя тайна перестала быть тайной, могут начать охоту на Проклятую. Но оружие мне действительно не нужно, я просто не умею им сражаться.
— Что? — удивился Лис, а потом с сомнением уточнил: — У магов ведь принято учить своих адептов владению сталью? Или нет?
— Принято, — согласилась я, разглядывая свой плащ, морщась от горькой вони. — Но меня металлы не любят почему-то, так что пришлось осваивать кнут. У нас в Академии Мастер Оружия была универсалом, помогла выучиться, да пару заклинаний подсказала…
— Кнут, значит… — Лис глянул на меня как-то по особенному. — Подходит тебе, Вьюга.
Я не стала спрашивать, почему он упорно зовёт меня так. Знала и без того. Старшие видят много больше людей. Если он увидел скрытое перчаткой клеймо, то почему бы ему ни заметить, что скрывает вторая, зачарованная, Печать Совета?
Акир кое-как натянул на себя найденный Лисом тёмный костюм. Алый плащ он аккуратно свернул и спрятал в поклаже. Лис лишь улыбнулся.
Раскинуть руки. Запрокинуть голову. Вокруг меня седые скалы и бесконечно глубокие сизые небеса, под ногами — пропасть. И снег. И ветер. Раскинуть руки — обнять весь мир. От Грани до Врат.
Одна убивает, вторая прощает, а третья? Третья просто знает, её не обмануть, ей не солгать… Обнять весь мир и рассечь его на две половины. Что я? Кто я?
Я — Вьюга. Я — Плеть. Я — Игла. Я то, что рассекает мир, я то, что его сшивает…
В снег под ногами золотом сияет. Золотом его крови. Золотом его жизни. Жизни, которую я сохранила ценой своей свободы. Мой князь… Не мой. Чужой. Осенний. Кто я? Что я?
Одной принадлежат души убийц, второй — равнодушные, холодные. А третьей? Третьей не нужны души. Она жаждет лишь знания. И тепла… И прикосновений… Третья всегда была иной, всегда хотела познать то, что не могла получить. Плетью рассекаю мир на две половины, кружу снежинками, вою ветром…
Рассыпается хлопьями человеческая одежда, проступает на белой коже голубой узор вен, по которым бежит стужа. Я смотрю вниз, в пропасть, в бездну. И делаю шаг. Мне не нужны крылья, чтобы летать.
ГЛАВА 2
Я не смирилась, не стала лучше относиться к своему странному хозяину, но было бы глупо бороться с тем, что сильнее меня. Жизнь научила меня, что упав в Реку не стоит бороться и дергаться — утонешь. Плыть по течению — единственное спасение. Куда-нибудь, да вынесет.
Мы, конечно же, опоздали. Сколько не колотили в ворота, в город нас не пустили. Вместе с такими же бедолагами, мы устроились на ночлег под стенами, прямо у обочины. Компания подобралась на загляденье: цыгане и мы.
Вскоре все собрались вокруг разожженного цыганами костра. Запела гитара, зафырчала каша, заплясали тени. Запахло тоской, сыростью и вольным ветром. А Лис не подошёл, побрезговал, наверное. Он стоял поодаль, пощипывал подбородок, глядя в пламя. А потом запрокинул голову и обнял себя руками. И замер. Я машинально баюкала замотанную оторванной от старой рубахи полосой левую руку. Знак отрывисто пульсировал, судороги пробегали от ладони до предплечья.
— Великий Князь не присоединится к нам? — спросил один из цыган у Акира. Я вздрогнула. Князь? Это ведь старый дворянский титул, давно исчезнувший и теперь встречающийся лишь на страницах летописей да романов. Но Акир не удивился вопросу. Улыбнулся, сверкнув клыками, и покачал головой.
— Князь в печали, — только и сказал.
— Может быть, мы сможем развеять его грусть? — спросил седой цыган.
— Можете. — Я вскинулась, оборачиваясь. Лис стоял за моей спиной, робко улыбаясь, теребил косичку. — Спойте мне одну из тех песен, что храните пуще золота. Спойте мне о старом мире… Спой о дорогах, что помнят каждого, ступавшего по ним. О дорогах, ведущих в небо…
— Как пожелает Великий Князь, — цыган степенно склонил голову. Лис поморщился.
— Не зови меня так, странник. Когда-то человек вашего рода позвал меня Лисом. Пусть будет так. Мне нравится это имя.
Да что здесь происходит?! Оборотень?! Нет… Не оборотень. Цыгане не чтят Старших. А Лиса чтят. Уважают. И рады ему угодить.
КТО он?! КОГО цыгане, не признающие над собой никого и ничего, поклоняющиеся дорогам и ветрам, могут звать Великим?! Чьи пожелания — закон для них?!
Есть Старшие и есть люди. Никого больше. Только духи и стихии, живущие за Вратами, в другом мире. Боги Старших. Горло перехватывает, я ужасаюсь догадке и отбрасываю её. Это смешно!
Твержу про себя, что Стихии неразумны и бесплотны. Вспоминаю лекции, каждое слово. Нет. Маги знали бы. Мастера предупреждали бы учеников.
А молодой цыган уже настроил гитару и запел. Лис сел между мной и Акиром, подтянул колени к груди, обхватил рукам и упёрся в них подбородком. Словно ребёнок. А в глазах золото. Темное, опасное, манящее. Осеннее золото опадающих листьев и тусклого солнца. Золото Осеннего Листопада.
От вопроса до ответа, Через пропасти невзгод, По ветру и против ветра, То назад, а то вперёд. От истока до итога, То в довольстве, то в нужде, То за Богом, то от Бога, Вслед блуждающей звезде.
Острые скулы, отливающая бронзой чистая, разом лишившаяся грязных веснушек, кожа, чуть заострённые уши, длинные рыжие волосы. Рыжие? Нет… Кажется, в его гриве сплелись все цвета листопада — багрянец и злато. Тысячи оттенков, миллионы тонов. Я никогда не думала, что их существует столько. Каждый волосок чуть отличается от остальных.
Он чуть поворачивает голову, смотрит на меня. И нет в этом взгляде обычной хитринки — только тоска. И понимание. Он знает, что я знаю.
— Вот видишь, Вьюга, как всё получилось… — шепчет он тихо, почти неслышно. — Видишь? Скажи, Вьюга, почему? Почему я не должен уничтожить этот мир? Что есть в нём? Кто есть в нём? Зачем ему существовать?
По одной дорожке бродим, Этот — слеп, а этот — зряч. Жизнь — не жизнь, а что-то вроде В свете призрачных удач.
Память — в грош, судьба — на ветер, Мысль — кругами по воде… Всё на свете, всё на свете От беды к беде.
В неверном свете пламени его лицо кажется иным. Словно танцующие тени сорвали с Лиса маску и унесли с собой, стёрли всё человеческое, что было в нём. Оставили лишь тонкую оболочку плоти. А внутри? Что внутри этого тела? Кто смотрит на меня из его глаз? Что рвётся на волю из его зрачков?
Каждый день — подарок неба, Каждый миг — игра судьбы. Стань таким, каким ты не был, И останься тем, кем был.
В вечный путь, не зная срока, Сам себя благослови. Есть же где-нибудь дорога От любви к любви.
Цыган продолжает петь, но Лис уже не слушал его. И я не слушала. Я смотрела в его глаза и спрашивала себя: как возможно, чтобы в этом хрупком, смертном теле была заключена ТАКАЯ суть?! КАК? И как я могла принять ЕГО за Старшего?!
— Ты очень интересная смертная, — повторил он в который раз. — Я никогда не встречал никого столь похожего на нас, но порождённого Порядком. Ты более принадлежишь Хаосу, чем его истинные дети.
И встал. Развёл руки, поклонился — едва-едва, но ниже, чем мог в моем представлении позволить себе. Рыжие волосы казались ожившими языками пламени, а глаза сияли.
— Вы прогнали мою тоску, дети первого из миров. Спасибо вам. Я хочу отблагодарить вас. Просите. Просите, чего хотите.
— Расскажи нам сказку, Князь. Сказку одного из тех миров, что давно канули в Хаос, — попросил предводитель цыган. — Это будет лучшим подарком для нас. Мы запомним твои слова, и будем нести их, передавать, хранить…
Лис рассмеялся. Счастливо. Громко. Радостно. Беззаботно. Он не сел — закружил вокруг костра. Он рассказывал, кружился, пел и смеялся. И кружили с ним две цыганки, словно в танце. И трещало пламя. И разливался в воздухе пряный, цветочный аромат свободы.
— Ты улыбаешься? — А я и не заметила. В голосе Акира удивление. — Я думал, ты и не умеешь.
— Он… невероятен! — Это чувство… Что это? Не удивление, не счастье. Что-то огромное, светлое и чистое. Что-то рвущееся наружу. Хочется смеяться и плакать. Хочется встать и присоединиться к златоглазому мальчишке, плетущему вязь танца, музыки и слов. Стать частью происходящего. Почувствовать его, слиться с ним.
— Не смотри, Рани. — Горечь. Тоска. Какая-то детская обида в голосе оборотня. — Не нужно. Не тревожь душу. Этот дар не для нас с тобой — для них. Они помнят его таким, и он вернулся на миг, потому, что они так пожелали. Этот Листопад давно исчез, нет больше огненного сказителя.
— Почему?
— Он нарушил Закон, Рани. Десять тысяч лет он спал, и сон этот был — что смерть. Десять тысячелетий Листопад ждал своего повелителя. Он вернутся, в последний день лета его пробудили. И наш народ возрадовался, мы слишком долго жили без него. Он — наш Защитник.
— Зачем ты мне это рассказываешь?
— Потому, что он приказал. Ты нужна ему, он верит, что сможет с твоей помощью найти то, что когда-то потерял.
— Что найти? — спросила, а сама замерла. Словно кролик перед удавом. Нас разделяет лишь пламя. Глаза в глаза.
— Смысл существования, Вьюга… Скажи, он есть? Есть в этом мире хоть что-то, что оправдывает его существование. Есть? — В его голосе искры костра и ночной ветер. И мольба. Словно мой ответ может всё изменить. И приказ, которому я не могу не подчиниться. Прежде, чем успеваю задуматься, отвечаю. Отвечаю чужим голосом. Чужими словами.
— Есть. Я не знаю, существуют ли любовь, дружба, вера… Я знаю только, что пока в этом мире есть кто-то, готовый поделиться своим теплом с другими, он достоин существования.
Он протягивает руку, касается пламени, и огонь, словно ласковый зверь, лижет его тонкие длинные пальцы. Кольцами застывает алыми, танцует в его зрачках.