зывается, что он стащил ее и в четвертом веке до!
– Зачем?
– Чтобы я ее не перепрятала.
– Откуда он узнал о том, что ты ее перепрячешь?
– Люди Доцоева рассказали ему, что в свинарник кто-то приволок каменную статую. Он сразу понял, что произошло, отправился обратно и перешел мне дорогу. Думаю, всего на несколько часов опередил. Нам остается только ждать, – вздохнула Лара и присела на матрас. Глеб опустился на свой.
– Я не могу понять одного: как возможны вообще эти путешествия во времени?
– Возможны, как видишь.
– Да вижу… На как вы обходите парадокс дедушки, я в толк не возьму!
– Какого еще дедушки?
Глеб придвинулся поближе. Он давно хотел выяснить с этой путешественницей некий краеугольный вопрос. Парадокс еще требовал формулировки. Глеб мысленно повторил его и озвучил с максимальной точностью:
– Допустим, я перемещаюсь во времени назад и убиваю своего собственного дедушку, когда он еще был молодым и неженатым. Получается, что дедушка не оставил потомства, и я никогда не рождался. Кто же тогда переместился во времени и убил дедушку?
– Ты говоришь глупость, – немедленно отозвалась Лара.
– Это придумал известный ученый, человек, который во сто крат умнее тебя.
– Может быть. Великий теоретик, я понимаю. Но на практике все выглядит по-другому. На самом деле – ты просто не сможешь убить своего дедушку.
– Как это не смогу? Я возьму пистолет и выстрелю дедушке прямо в лоб.
– Пистолет даст осечку.
– Я подойду к дедушке вплотную и буду нажимать на курок, пока затвор не сработает.
– В этот момент окажется, что ты потерял все свои патроны.
– Я задушу своего дедушку! – вскричал Глеб.
– Что-нибудь да тебе помешает. В том-то и загадка путешествий. Ты сможешь сделать в прошлом только то, что не помешало бы тебе попасть в это прошлое. И, действуя в прошлом, ты сможешь изменить только будущее, которое начинается с того момента, как ты отправился в путешествие, сечешь?
– Не совсем.
– Попробую объяснить, – Лара достала из кармана монетку. – Что у меня в руке?
– Старинная золотая монета. Профиль царя Митридата Евпатора. Первый век нашей эры… Постой! Это же та самая. Ты вытащила ее у меня...
– Нет. Слушай сюда, – Лара сжала кулак. – Монета зажата в моей руке, мы ее не видим. Допустим, ты перелетишь во времени на минуту назад, возьмешь монету с моей ладони, где она только что лежала, спрячешь себе в карман и вернешься обратно. Где будет монета?
– У меня в кармане.
– Ответ верный. А что будет у меня в руке?
– Монета. Вторая монета!
– Ответ неверный. В моей руке будет ничего.
Лара разжала пальцы, и Глеб увидел ее пустую ладонь.
– Это что – фокус?
– Кончено.
Лара перевернула руку, и Глеб увидел, что монетка зажата между средним и безымянным пальцами.
– Отдай мне ее обратно – это все-таки артефакт. И когда ты успела ее стырить?
– Я ее не тырила.
– Стоп. Монета была у меня в кармане, древняя монета из склепа. Потом ты достала ее из кармана, но уже своего. Значит, ты ее незаметно взяла у меня.
– Не значит. Монетку я подобрала в склепе. Там же, где и обронила. В том же самом времени. Я отправилась туда прямо отсюда. И вернулась – прямо сюда. Перемещение во времени всегда связано с перемещением в пространстве, и можно этим управлять. Монетка исчезла из твоего кармана в тот самый момент, когда в четвертом веке до нашей эры, по вашему исчислению, я подобрала ее с пола в склепе. Доволен?
– Ага! – воскликнул Глеб. – Ты проясняешь самое начало. Вот для чего ты утащила из склепа монету, когда прикинулась привидением – чтобы ни я, и никто другой не заподозрил, что с этим склепом что-то не так. Ведь тебе вовсе не нужно, чтобы кто-то узнал о ваших походах во времени.
– Да. Мне часто приходится подчищать время. И за собой, и за Зонгаром.
Глеба вдруг осенила внезапная догадка.
– Кое-что ты все же не успела, да? – язвительно спросил он.
– Вероятно.
– Например некие странные артефакты, которые находят невообразимо где? Следы ботинок рядом с лапами динозавров, катушки всякие в кусках угля, какие-то гальванические элементы в горшках?
– Ты о багдадской батарейке? Хоть представляешь, что это такое?
– Как же! Горшок для хранения древних свитков, приспособленный, чтобы получать электрический ток.
– То-то и оно, что для свитков. Только вот никто не обратил внимания на то, что таких горшков на руинах Парфянского царства было найдено сотни. И только один из них похож на батарейку.
– Я бы и сам мог сделать такой элемент.
– Вот и ответ.
– Ты хочешь сказать, что это твое произведение?
– Нет. Но любой знающий человек мог взять горшок, который в те времена служил вроде суперобложки для какой-то книги, выбросить оттуда книгу и вставить два куска металла. Залил немного винного уксуса – вот тебе и багдадская батарея.
Глеб улыбнулся.
– Но если ее сделала не ты, то кто же?
– Догадайся сам.
– Зонгар!
– Больше некому.
– Но зачем?
– А я почем знаю? Хотел зарядить мобильник или что-то в этом роде. Устройство надо было уничтожить, но он так и оставил загадку для сторонников палеоконткта. Это еще ерунда, какая-то глиняная батарейка, которую никто не воспринимает всерьез. Я ж вообще растяпа, как ты уже знаешь. Мои познания в реальностях весьма условны, фрагментарны. Все, что мне надо в каком-нибудь тридцать третьем веке – это найти и спрятать Джинна.
Глеб с любопытством уставился на нее:
– Ну, и как там погода, в тридцать третьем?
– Да нормальная погода. Как сейчас. Птички щебечут, змейки на солнышке греются. Только вот людей нету ни одного.
– Как это?
– Очень просто. Нет там людей и все.
Лара опустила глаза. Глеб понял, что она больше не собирается продолжать эту тему.
Нет, это уже слишком! Одно дело отвечать молчанием на какие-то частные вопросы, вроде свойств характера ее любимого Зонгара и так далее, другое – ошеломить такой чудовищной вещью. Нифига себе: в будущем больше нет людей!
Глеб хорошо понимал, что ничего не добьется, потребовав прямого ответа, и пошел на хитрость, решив разговорить девушку.
– Расскажи мне о Лемурии, – попросил он тихим, проникновенным голосом.
Лара подняла на него усталые глаза, казавшиеся в полумраке темными.
– Лемурия… – произнесла она и замолчала надолго, затем все же заговорила, откинувшись навзничь на матрасе и глядя в потолок, где волновалась золотая пыль в солнечных лучах второго дня их заточения.
…Континент немногим уступал Австралии, его окружали многочисленные острова, два из которых были настолько большими, что Лемурию называли страной трех островов.
История уходила в прошлое очень далекое, в те времена, когда не существовало ни Египта, ни Шумера. Первые города возникли где-то пятьдесят тысяч лет назад по нашему исчислению. После многих войн три островных государства объединились в одно, и в стране наступил покой. Лемурия процветала в тени своих садов, за гранью океанских волн. Именно так, вроде как стихами, продекламировала эту фразу Лара.
Отрезанные от остального мира, лемурийцы долгое время считали, что вся Земля – это и есть их острова, омываемые безбрежным океаном. Много раз правители отправляли флот во все четыре стороны света, но корабли исчезали бесследно. Если какие-то моряки все же возвращались, то они рассказывали, что повсюду простирается лишь водная пустыня без малейших признаков земли.
Были среди лемурийцев и своеобразные колумбы, которые горели желанием обогнуть земной шар и возвратиться на родину с противоположной стороны, но если наш Колумб имел конкретную цель, то религия и наука Лемурии уже не допускали существования каких-то иных земель, считали этот вопрос проверенным и закрытым, а финансировать увлекательные морские прогулки никто не желал. Впрочем, как-то само собой были открыты и Австралия, и Азия, и Америка. К тому времени территория была перенаселена, и строить отдаленные колонии уже стало просто жизненной необходимостью. Так возникли государства вне пределов Лемурии – по всему побережью Тихого океана. Все они были тесно связаны с митрополией, и когда митрополия исчезла с лица земли, их жителям пришлось начинать все сначала. Катастрофа принесла с собой и огромные разрушения: серия цунами уничтожила прибрежные города, тысячелетиями накопленный опыт был утрачен, одичавшее человечество расселялось по оставшимся материкам, где со временем развились новые цивилизации – от древнего Китая и Египта до американских империй.
– Все погибло, – с горечью проговорила Лара. – Правда, многое со временем было выстроено заново, чуть ли не в точности повторяя то, что уже было.
– Например? – удивился Глеб. – Ну, пирамиды – это понятно: каждый дурак додумается до такой формы…
– Пирамиды были везде, – Лара улыбнулась, что было для нее довольно редким явлением, – кроме Лемурии. Мы ухитрились миновать эту стадию. Я говорю о другом. Сооружения, очень похожие на Тадж-Махал, Парфенон и многие другие, существовали и у нас. Я думаю, что это то же самое, что и дежавю времени. Более того: вы повторили самые лучшие наши книги.
– Не может быть!
– И тем не менее! Приключения грека Одиссея, история с Троянским конем, месть Гамлета… Помню еще, что один роман вашего русского Достоевского существовал на лемурийском языке.
Глеб даже присвистнул от удивления, хотел было спросить, какой именно роман, но передумал.
Голос Лары звучал глухо, она вспоминала какие-то подробности, перескакивала с одного на другое: говорила то о музыке и книгах, безвозвратно утраченных, то о летательных аппаратах…
– У вас были даже самолеты?
– Нет. Что-то вроде дирижаблей. Неуклюжие тихоходные машины, не способные перелететь океан.
– А я уж было подумал, что Наска – один из ваших захудалых аэропортов.
– Наска? Пустыня в горах, где на земле начертаны гигантские рисунки?