– В репертуаре, – поправил Глеб, вдруг отчетливо осознав, что все прошлые оговорки и якобы шутки Лары имеют некую законченную внутреннюю систему.
– Все равно, какое слово! Просто мелодия была не та, и Зонгар понял, что флейта захвачена. И, я думаю… Это дико звучит, но… Он просто бросился мне на выручку!
– С чего же вы потом дрались?
– Сама не знаю. Наверное, я бросилась на выручку тебе.
Глеб только сейчас сообразил, что Лара опасна. Разгуливает на свободе, владея при этом какими-то специфическими приемами кулачного боя.
– Что у вас с Зонгаром за школа борьбы? Не сталкивался раньше с такой.
– Где ж тебе сталкиваться? Эта школа родилась двенадцать тысяч лет назад и давно закончила свое существование на затонувшем континенте.
– Подожди-ка, – сказал Глеб. – Затонувший континент, это, конечно же – Атлантида?
– Конечно же – нет! Никакой Атлантиды не было, – сказала Лара, нахмурившись. – Ее выдумал Платон.
– Так что же за континент?
– Ваши ученые называют его Лемурией. Проще говоря: континент Му. Там мы говорили для краткости – Му!
С этим забавным «Му!» Глеб и заснул в ту ночь, утопая в чудесной пуховой перине.
– Му! Му! Му-му! – повторял он, когда чистил зубы с утра.
Вспомнил о том, что Лара говорила о кранах газовой колонки и дежавю… Что она имела в виду? Может быть, они уже встречались где-то в другой жизни… Забавно.
Вчерашняя мысль опять беспокоила его. А что если сказанное Ларой все же частично правда? Дело, конечно, не в реальных перемещениях во времени. А вот касательно генной памяти ученые пока не пришли к стройной теории. Случается, что человек вдруг начинает видеть какие-то свои прежние реинкарнации. Вспоминает места, где никогда не был, болтает на незнакомых языках… По-крестьянски, по-кхристиански, – так оговорилась она. Глеб запомнил, но не придал этому значения, как и многим другим словечкам и странностям.
«Веди меня в свой каталог», – сказала она, и Глеб подумал, что она намеренно коверкает речепостроение. А если Лара просто не знала этого слова и думала, что каталог – это какое-то помещение, где стоит настоящая амфора?
Вот, например, вчера за ужином, когда в числе прочего хозяйка принесла им вяленого леща, Лара взяла его за хребет и провела над столом туда-сюда, изображая, как лещ плывет. Пошутила:
– Мумия рыбы!
Может нормальная девушка так шутить?
Допустим, генная память частично занимает у некоторых людей основную. Они помнят события, которые произошли с их далекими предками. Личность расщепляется, и больной думает, что реальность предка и есть его реальность. Он может вспомнить наречие, на котором говорил предок и напротив – частично забыть свой родной язык… Отсюда и все эти ее оговорки, ее непонимание самых обычных слов – вот и получается эта странная, в самой себе полная, законченная система ее языка. Но если Лара не фантазирует, а помнит, то события, о которых она рассказывала вчера за ужином, на самом деле происходили!
Значит, был и континент Му, и могильщики, и зачем-то надо было прятать какую-то амфору… Путешествия во времени, конечно, фантазия. Чувствуя в себе другую личность, переходя обратно в свою, эта девушка и представляет себе это, как переход из одной эпохи в другую.
Сердце вдруг радостно забилось: Глеб вновь ощутил близость открытия. О континенте Му – Лемурии, якобы затонувшей обширной земле на месте современного Тихого океана, написано немало, главным образом, в популярной околонаучной литературе для массового читателя, в журнальчиках, которые обожает Сед. Идолы с острова Пасхи, таинственные дороги, уходящие в глубины вод, какие-то титанические сооружения на дне, странные артефакты, добываемые в слоях известняка и даже каменного угля… Частично журнальные утки, частично подделки самих предметов, – так раньше считал Глеб. Он, скорее, поверил бы в Атлантиду, бывшую, скажем, на месте эллинского вулкана Санторин, чем в какой-то туманный континент.
Но если генная память больной девушки выдает Лемурию за реальность, то она на самом деле существовала! Это и есть то, о чем Глеб мечтал всю жизнь – открытие.
ОГРАБЛЕНИЕ НАОБОРОТ
Когда машина затормозила на Гимназической улице, он увидел перед зданием Краснодарского историко-археологического музея милицейскую «Волгу». Парадная дверь была заперта изнутри, безо всякой таблички: похоже, стряслось нечто неординарное.
Глеб увлек Лару к служебному входу. Охранник узнал таманского археолога и пропустил, не интересуясь, что с ним за девушка.
– Ограбили нас, – сообщил он. – Ночью кто-то залез. Очень так хитро. Сигнализация не сработала.
– Разве такое бывает?
– Через чердак шел. Спустился по каминной трубе. Надо быть чертом, чтобы пролезть.
Едва они завернули за угол коридора, как Лара остановила Глеба, упершись ему руками в грудь:
– Это он, Зонгар!
– Почему именно он?
– Парень же сказал: надо быть этим… Чертом. Зонгара во все временя так и называют.
– Ну хорошо. Что ему нужно, твоему черту?
– То же, что и мне, конечно! Амфора. Он был на твоей камералке. Увидел амфору в каталоге. Узнал, где она находится. И немедленно отправился в музей, прихватив фляжку.
– Зачем ему нужна эта фляжка, черт возьми?
– Чтобы перенести туда то, что хранится в амфоре.
На последних словах Лара вскинула глаза. Глеб понял, что если он задаст следующий вопрос, то не получит ответа…
Глупо вообще расспрашивать ее. Допустим, она скажет, что в амфоре прячется джинн или что-то в этом роде. Что бы она ни ответила – это просто ее безумие. Но амфора реально существует. Глеб видел и человека, которого Лара называет Зонгаром. Скорее всего, действительно – не кто иной, как Зонгар залез сегодня ночью в музей.
В конце коридора послышались голоса, Глеб сразу узнал высокий сопрано третьей октавы – очень хорошо знакомый ему тембр. Светка шла между бравыми парнями в милицейской форме. Ее лицо было хмурым, озабоченным, а блюстители порядка сияли, радуясь общению с культурной женщиной, а не с бомжичками и шлюхами, с которыми им приходилась валандаться по долгу службы. Завидев Глеба, Светка рассеянно кивнула.
Это была его сокурсница. Конечно, теперь у нее строгая юбка и изящные очки, и она имеет ученую степень, и называют ее не иначе как по имени-отчеству, но для Глеба она так и осталась Светкой – девчонкой, с которой он чуть было не расписался на третьем курсе.
Формальности были закончены, протокол составлен, воины плаща и кинжала ушли.
– Если этот придурок ничего не взял, и даже наоборот, то вам и беспокоиться нечего, – сказал напоследок один из них.
– Что значит – наоборот? – спросил Глеб.
– Этот человек проник в музей не для того, чтобы украсть. Он принес с собой ценные предметы, – ответила Светка, недоуменно пожимая плечами.
Они спустились в хранилище. Глеб сразу заметил эти предметы: они просто валялись на полу. Пахло почему-то, как в шашлычной поутру – остывшим бараньим жиром.
– Ты уверена, что он это принес, а не взял откуда-то с полки? – спросил потрясенный Глеб.
– Уверена. В музее не пропало ни одной вещи.
– Кое-что, я думаю, пропало, – пробормотал Глеб разглядывая следы пиршества.
Краем глаза он заметил, что Лара хитро улыбнулась эти словам.
На полу лежало большое овальное блюдо, медный кувшин и два кубка. Все это было довольно искусно сделано. И завалено грудой обглоданных костей. Отсюда и исходил неуместный запах.
– Это подделка! – воскликнул Глеб.
– Вовсе нет, – возразила Светка, взяв в руки один из кубков, тот, что был чистым, меж тем как из второго, который валялся на блюде, явно пили.
Глеб поболтал кувшин: внутри что-то плескалось. Он понюхал: вино – хорошая красная Изабелла.
– Я бы отнесла эти предметы к третьему веку до нашей эры, – авторитетно заявила Светка, будто вела речь на симпозиуме. – Колониальная культура. Гермонасса, Фанагория или Пантикапей. И они в очень хорошем состоянии, просто как новые. Да им же цены нет! – воскликнула сотрудница музея.
Лара тронула Глеба за рукав, потянула в сторону.
– Он тут жрал, – тихо сказала она. – Причем, с большим аппетитом, за двоих! И бросил посуду. Не брать же ее с собой?
– Откуда же она взялась?
– Ты ж все равно не поверишь. Есть такая скатерть. Ее надо расстелить на ровном месте, сыграть кое-что на дудке. Тут и появится скромная еда.
– Скатерть-самобранка? – улыбнулся Глеб, покосившись на Светку, которая издали прислушивалась к их разговору.
– Называй, как хочешь, – сказала Лара, повысив голос. – Но эта тряпка как раз и приносит именно подобную ерунду: такие вот кувшины и кубки, две горячих бараньих ноги, две крупных луковицы, всякую зелень. Ну, и – хлеб, конечно.
Светка с любопытством смотрела, как ее бывший возлюбленный шепчется с юной красавицей. Глеб только покачал головой. Не хватало еще, чтобы серьезный ученый, которым сейчас является его сокурсница, заподозрила, что он влюблен в сумасшедшую.
Глеб достал из сумки-планшета каталог и показал разворот работнице музея.
– Я бы хотел взглянуть на эту вещь. Если, конечно, грабитель не похитил ее.
В этот момент на лице Лары опять возникла странная улыбка, будто она знала что-то, не известное ему.
– Да нет, вряд ли, – заметила Светка. – Зачем человеку, который тайком приносит в музей ценности, еще и похищать какую-то рядовую амфору?
Они прошли в соседнее помещение, где на стеллажах от пола до потолка высились керамические изделия. Крупные пифосы, почти в человеческий рост, стояли на особых подставках в нижнем ряду. Далее шли амфоры и горшки.
– Я помню эту амфору, – сказала Светка, – ее добыли твои коллеги на Тамани. В скифском кургане.
Она делала ударение на втором слоге слова – амф(ра, а не (мфора – так говорят профессиональные археологи, вроде мореманов, которые непременно щегольнут жирным А в слове «компас».
– Честно говоря, странно… – продолжала Светка, разглядывая стеллажи. – Греческое изделие в скифском