— Не спишь, дорогая Бурдухан? — вошла в покой сестра царя Русудан.
Поистине удивительной была жизнь этой необыкновенной женщины, воспетой великим Низами под именем принцессы Шамиры. Супруга двух державных властелинов — великого князя Киевского Изяслава Мстиславича, а затем — последнего «Великого Сельджука» султана Санджара, Русудан не провела и двух лет в браке с престарелыми мужьями. Теперь двухкратная венценосная вдова доживала свой век при дворе своего брата в Тбилиси. Следы редкостной красоты еще сохранились на лице сорокалетней статной женщины. Холодный блеск серых глаз свидетельствовал о незаурядном уме и сильном характере, а врожденная склонность к дворцовым интригам делала царицу опасной для врагов и ненадежной для друзей.
— Нет, великая госпожа, не спится мне…
— О чем, ма хур[48], мечтаешь?.. — продолжала Русудан тем же ласковым тоном.
Сегодня заловка была необычайно любезна с молодой женой царственного брата, к которому Русудан была очень привязана, хотя разделяла далеко не все его взгляды. При свете масляного ночника прекрасное лицо Бурдухан оставалось неподвижным.
— Вот вернулся наш Георгий снова победителем саркинозов, — продолжала Русудан. — И может быть, хоть теперь ты нас порадуешь долгожданной вестью? Немало времени прошло после рождения Тамар. А наследника у царя все нет. Ждем его, очень ждем…
Сладкая речь Русудан не смягчала холодного блеска серых глаз. Бесплодие невестки явно сердило сестру царя. Бурдухан продолжала молчать, лишь жгучие слезы вдруг подступили к печальным глазам аланки. При всей суровости характера царь Георгий до конца жизни горячо любил свою красавицу жену, даже поступаясь династическими интересами. Напрасно уговаривала Русудан. Никакие доводы не действовали — брат не соглашался на развод…
Русудан затронула больное место. Молодая женщина внезапно встала с кресла и, с низким поклоном в сторону Русудан, молча направилась в свою спальню. Стройная высокая фигура в тяжелом парчовом платье легко скользила по каменному полу. Сумрачным взглядом проследив за Бурдухан, Русудан зло пробормотала:
— Смоковница бесплодная.
Царь проснулся на рассвете от крика петухов. Поморщился, вспомнив, как вчера полезла наверх левая бровь у сестры, когда он приказал постелить себе на прохладном полу тронного зала. Георгий отлично понимал, что ему необходим сын-наследник. Но имеет же право на отдых человек после двухдневной скачки в горах (а другой езды он не признавал!), или же все время должен думать он о династическом кризисе?! Царь мрачно молчал, когда слуги помогали ему одеваться, еле кивнул головой эджибам на утренние приветствия и льстивые пожелания счастливого отдыха после ратных трудов. Скоро по дворцу пронесся испуганный шепоток: «Царь встал не в духе!»
Умывшись над серебряным тазом холодной водой и накинув легкий летний архалук, царь направился в покои Бурдухан в другом крыле дворца. Георгий был высок ростом, как отец его и дед, ходил быстро, и сопровождающие эджибы еле поспевали за ним.
По дороге царское шествие пересекло небольшой приемный зал, где уже собрались все вазиры[49], кроме находившегося при войсках амирспасалара Орбели. Коротко ответив на поклоны вельмож, царь бросил Абуласану Арцруни[50]:
— Князь, через час прошу ко мне. — И сухо добавил: — Без бумаг.
Эристав эриставов Картли князь Амир-Курд Абуласан застыл в глубоком поклоне. Когда он поднял голову, царь уже исчез, оставив вельможу в изумлении.
В небольшом покое царицы Георгия уже ждала сестра Русудан и аланка-жена. При входе царя обе встали и поклонились.
— Здоров ли, братец мой? Как почивал? — первой, как старшая, задала вопрос Русудан.
— Благодарю, Русудан. А вы с Бурдухан как?
Ответил быстро, а сам глаз не сводит с жены. Хороша горянка, ничего не скажешь! В это утро царь Георгий, отдохнув, особенно остро чувствовал молодое очарование супруги. А еще сестра хочет, чтобы он разошелся с такой красавицей… Глупости! Будет у него сын… Должен быть… обязательно! Ну а если нет? Тут мысли Георгия пошли по новому руслу, и он глубоко задумался.
Через открытые окна из дворцового сада доносились шум фонтанов, пение птиц. Воздух был по-утреннему прохладен, и Георгий, с удовольствием заметив, что проголодался, сел на широкую тахту. Чьи-то услужливые руки быстро продвинули под локти и за спину царя мягкие ковровые подушки. Русудан хлопнула в ладоши, вбежавшие слуги внесли низкий восьмигранный стол, покрытый парчовой узорной скатертью. Показался повар с шампурами сочного шашлыка — царь любил плотно завтракать…
Абуласан уже ждал царя в его личном покое. Георгий уселся в кресло за стол. Несмотря на пригласительный жест, эристав эриставов стоя начал докладывать скороговоркой:
— Разреши доложить, великий государь: вчера опять на Лихском перевале караван чужеземных купцов ограбили… Третий случай за этот месяц! — И добавил многозначительно: — Этак вся торговля в царстве остановится, пошлин и налогов лишимся!
Георгий посуровел, утвердительно кивнул головой:
— Правильно! Надо покончить со всеми разбойниками и ворами… Договоритесь с амирспасаларом Иванэ, пусть кипчаки вместе с градоправителями прочешут все дороги, селения и города. Приказываю беспощадно вешать подобных людей! Рядом развешивать награбленные ими вещи, их ослов и лошадей, кошек и собак. Для вящей острастки!
— Так, великий государь, премудр твой приказ! Лично буду следить за выполнением, — обрадованно заговорил Абуласан.
Георгий желчно усмехнулся:
— Конечно, снова начнут шептать, царь, мол, жесток, поступает не по закону. А кто их ведает, эти законы, — «Судебника» до сих пор ведь нет в Картли…
Подумав, Абуласан рискнул высказать свое мнение:
— Воистину так, государь. А вот в моих владениях проживает некий чернец — превосходнейший знаток законов, даже «Судебник» вознамерился писать.
Царь встрепенулся:
— Ученый законовед, говоришь? А как его имя, князь?
— Мхитар, по прозвищу Гош, что значит «редкобородый». Всевозможные науки превзошел сей монах, обучался в Киликии.
— Так, так… — задумался царь. — Как скоро можешь его доставить в Исани, князь?
— Через шесть дней, государь, если повелеть соизволишь, — с готовностью ответил Арцруни.
— Хорошо… Немедленно шли гонца за монахом! — твердо молвил Георгий.
Глава XII. ВИДЕНИЕ В СОБОРЕ
Родовитый владетель Махканберда, Рустави и Семигорья эристав эриставов Картли князь Амир-Курд Абуласан Арцруни свысока относился к мелким рыцарям из Хожорни, с которыми он случайно породнился через сестру свою Саакдухт. Но выдающиеся воинские подвиги зятя Саргиса при взятии Ани и восстановление его в княжеском достоинстве заставили вельможу переменить отношение к бедным родственникам. Особенно когда царь Георгий назначил князя Мхаргрдзели градоправителем такого крупнейшего торгового города, как Ани. Приехав в Хожорни по случаю рождения у сестры Саакдухт второго сына, Абуласан осыпал подарками всю семью, по-родственному посоветовал парону Саргису сблизиться с могущественными Орбели и даже вызвался пригласить чванливого амирспасалара на семейное торжество в качестве крестного отца. Немного поломавшись и сдавшись на уговоры старого приятеля, Орбели с огромной свитой прибыл в Хожорни и был восприемником у купели младенца, нареченного в его честь Иванэ.
В мерцании тысяч свечей, сквозь клубы ладана, торжественно звучали под сводами Сионского собора старинные песнопения. В пасхальную ночь храм был переполнен молящимися. Служил сам католикос Микаэл Мириасанидзе, в присутствии всего двора и вельможной знати. Уже переменили священнослужители траурные ризы на светлые праздничные одеяния и ликующим прославлением начиналась утреня. В числе находящихся на богослужении был и князь Мхаргрдзели, прибывший в Тбилиси по приглашению шурина. Правитель Ани захватил с собой в Тбилиси двенадцатилетнего старшего сына Захария. Маленький горец впервые попал в Тбилиси, и все в этом городе было ему в диковину. С удивлением смотрел княжич на пышную церковную службу, на множество богато одетых людей, до отказа заполнивших собор. Победно звучали громкие возгласы протодьякона, истово отвечал им патриарший хор. Впечатлительному мальчику уже начинало мерещиться что-то необычайно далекое от жизни, как бы перекликающееся с рассказами из Библии старого хожорнийского священника тер-Егише…
Вдруг взгляд юного горца приковало удивительное зрелище: впереди всех молящихся у алтаря стоял высокий человек в длинном золотом одеянии до пят. Как у святых на иконах! А рядом… Захарий осторожно потянул отца за рукав, тот с удивлением обернулся. Мальчик умоляюще прошептал, показывая рукой в сторону алтаря:
— Отец, кто это там стоит впереди?
— Это наш царь, мой мальчик, — улыбаясь, тихо ответил парон Саргис.
— Нет, рядом с ним, кто это? Ангел?
Правитель Ани, усмехнувшись, подкрутил густой ус. Притянув к себе, он ласково шепнул ему на ухо:
— Да нет, глупыш! Ангелы только на небесах бывают. То дочь нашего царя Тамар.
Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, юная царевна обернулась. Рядом с великаном в княжеской одежде стоял рослый неуклюжий подросток и упорно смотрел на нее. Золотисто-карие глаза царевны сердито сверкнули. Тамар недовольно повела плечиком и отвернулась. Георгий покосился на обычно спокойную дочь и, ничего не сказав, снова стал смотреть на Царские врата алтаря, откуда в светлых ризах торжественного пасхального шествия уже выплывал католикос Микаэл со всем клиром…
Княжич Захарий ехал в сопровождении дядьки Шоторика. Верный оруженосец после тяжелого ранения остался в Хожорнийском замке комендантом и потом был приставлен к княжичу обучать его ратному делу.
По обочине дороги позади конной охраны следовал Самвел и, задумчиво насвистывая, предавался печальным размышлениям. Начав службу конюхом, Самвел преуспел и ныне числился наставником по верховой езде княжича Закарэ. А что толку в этом? Невеста Астхик, не дождавшись его, вышла замуж за другого. У Ануш — двое детей, а он, Самвел, так и остался байгушем одиноким. «Вся моя семья — кони на конюшне!» — с горечью думал наездник. Он посмотрел на княжича: «Опять затянул поводья!» — и, тронув коня, подъехал к Захарию.