Липарит подписал все условия.
Брак царевича Демны с прекрасной Марине спутал все карты Чиаберу. Опьяненный переживаниями медового месяца, даже в тяжелых условиях затянувшейся осады, Демна попросту забыл об увещевательном письме бывшего наставника. Заал Саварсалидзе вызвал к себе Чиабера и недвусмысленно дал понять, что, если он ничего от царевича не добьется, царь может усомниться в его дипломатических способностях и в знании характера бывшего его воспитанника — ключевой фигуры всей междоусобной борьбы в Картли. А тогда азнауру из Жинвани вообще придется бросить надежду попасть в сановники! С достоинством выслушав все колкости начальника царской разведки, Чиабер заявил:
— Справедливые упреки твоей милости принимаю. Но кто знал, что в голоде и холоде длительной осады царевич захочет жениться и так привяжется к своей прекрасной супруге? Впрочем, дело поправимо. В первом письме я сулил этому недоумку пряник. Теперь пригрожу ему кнутом!
Следующий день застал Чиабера на пути в Лори. Новое письмо царевичу Демне, переписанное на небольшой кусок тонкого пергамента, было надежно спрятано в дорожной сумке воспитателя с царским предписанием начальнику осаждающих войск Гамрекелу Торели оказывать всяческое содействие азнауру Чиаберу. Главной трудностью в новом плане был вопрос — как доставить письмо Демне? Князь Иванэ приказал наглухо заклепать железные замковые ворота, чтобы предотвратить дезертирство и вообще какие-либо сношения осажденных с внешним миром. Надо было что-то придумать…
Однажды вечером, вскоре после приезда Чиабера, перед замком появилась группа людей. Бывший воспитатель хорошо знал расположение личного покоя царевича Демны с окнами, выходящими прямо на равнину. В окнах брезжил тусклый свет. Рядом с Чиабером на снегу стоял лучший стрелок Грузии — месх Амириндо. В руках Амириндо держал огромный лук из тисового дерева длиной около четырех локтей[70], который мало кто мог согнуть. Чиабер указал месху на освещенное окно. Долго вглядывался прославленный лучник в далекую цель, затем сказал:
— Хорошо, патроно. Попробую попасть! Но сначала сделаем пристрелку.
Упирая лук одним концом в землю, Амириндо надел на другой петлю свежей тетивы, попробовал рукой. Туго натянутая тетива зазвенела, как струна. Тщательно выбрав стрелу из кожаного колчана, стрелок наложил ее на вытянутую во всю длину левую руку с луком, а правой оттянул тетиву. Стрела пропела в морозном воздухе и вонзилась в крепостную стену, рядом с окном покоя царевича. Месх удовлетворенно крякнул и сказал Чиаберу:
— Ну, теперь давай свое письмо, патроно! Лучник тонкой бечевкой туго прикрутил кусок пергамента к стреле и, снова тщательно прицелившись, выстрелил. Стекло разбилось, и стрела влетела в комнату. В оконном проеме мелькнула голова.
— Мужчина у окна.
Группа людей у стен крепости не была видна в темноте, и голова вскоре исчезла. Чиабер с волнением подумал: «Только бы это был Демна!..»
Азнауру из Жинвани повезло. Когда в комнату влетела стрела Амириндо, там, кроме царевича, никого не было. Схватив стрелу, Демна сразу обнаружил послание. Наскоро заткнув разбитое окно подушкой, при мерцающем огне ночника он стал разбирать мелкие строчки, написанные знакомой рукой воспитателя.
На этот раз Чиабер писал в резком тоне: «Одумайся, Демна, пока не поздно. На что и на кого рассчитываешь? Силы ваши с каждым днем тают, кровавая расплата близка. Я хочу спасти тебя. Постарайся достать длинную веревку и спустись по стене замка, отдайся на милость дяди-царя. Иначе тебе обязательно отрубят голову — так решил совет. А жену тебе вернут после того, как сдастся Орбели. Торопись же выбраться из замка. Жду тебя».
Конечно, никакого решения коронного совета о казни Демны не было, Чиабер просто хотел припугнуть трусливого царевича. Хитроумному замыслу Чиабера невольно помог и сам князь Иванэ. Не желая возбуждать у близких преждевременных надежд, он молча дожидался гонца от Липарита, чтобы сообщить радостную новость о спасительном движении иранских войск. Молчанием своим Орбели сыграл на руку коварному воспитателю. Окончательно пав духом и не решаясь признаться тестю в получении письма от Чиабера, скрыв свои намерения даже от любимой жены, Демна стал готовиться к побегу из замка…
…Снег еще покрывал Дорийскую степь, когда из Тавриза и Хоя к переправе через Аракс двинулись многочисленные конные отряды. Атабек Мухаммед сдержал слово и двинул свои полки на Грузию, как только весеннее солнце пригрело поля Приараксинской долины.
Гвардейский разъезд наблюдал за крепостной стеной, за которой высился княжеский дворец. На большой высоте распахнулось окно, и в лунном сиянии появилась фигура человека, который выбросил веревку вниз по стене. Затем воины увидели, как по крепостной стене стала медленно спускаться по веревке темная фигура.
— Еще один перебежчик от Орбели! — презрительно хмыкнул старшой разъезда.
Человек продолжал медленно спускаться по канату, цепляясь за выступы стены. Веревка оказалась коротковатой. Поболтав ногами в воздухе, человек выпустил из рук конец и грузно рухнул в глубокий снег. Всадники разъезда подъехали ближе. Человек продолжал лежать, ошеломленный падением. Вглядевшись в лежащего, гвардейцы разразились громким смехом:
— Да ведь это наш «царь» Демна!
Царевич, сконфуженно приподняв голову, смотрел на всадников. В глазах его блеснули слезы. Всадники продолжали хохотать.
Рано утром без стука в комнату амирспасалара вбежал с растерянным видом комендант замка. Иванэ не спал, подавленный мрачными думами.
— Демна бежал, отец! — выкрикнул Смбат.
Иванэ откинулся на подушки, словно от удара. «Вот и конец! И Липарит не подоспеет… Да и к чему, когда Демна попал в лапы царя Георгия?» Застонав от внезапно режущей боли в сердце, он молча отвернулся к стене.
Свеча в медном шандале, чадя, горела на столе перед князем Смбатом. Молодой воитель пристально смотрел на светлый венчик пламени. Миражем вставал далекий Константинополь, прекрасная Греция, куда его обещал отправить для получения образования князь-отец… Чем же кончились все мечты? Впереди — долгие дни безнадежной обороны, потом неизбежная сдача и грозная расплата за ошибки отца. Смбат не разделял взгляды князя Иванэ и его единомышленников, но, как верный сын, доблестно защищал родовое гнездо.
Обширный замковый зал тонул во мраке. От разбитых камнеметами окон тянуло зимой, и Смбат зябко кутался в медвежью шубу. В зал неслышно вошел старый дворецкий, тихо прошептал:
— Великий ишхан просит тебя зайти к нему!
Князь Иванэ сидел в глубоком кожаном кресле, весь укутанный в шали и звериные шкуры. Его знобило. При виде статного юноши, которого он любил больше других детей за отвагу и ум, Иванэ зашевелился и протянул худую руку. Смбат почтительно поцеловал ее. Старый вельможа с болью смотрел на мужественное, красивое лицо. Отогнав тяжелые мысли, он слабым голосом вымолвил:
— Я звал тебя, дорогой, по следующему делу…
Саргис Мхаргрдзели командовал участком в горном ущелье, где был расположен наружный лаз потайного хода из замка. Иванэ, передав сыну письмо на имя парона Саргиса, предложил Смбату ночью спуститься по подземному ходу и разыскать Мхаргрдзели. Лазутчики замка установили, что отряд Саргиса стоит в небольшом селении у выхода из ущелья. Смбат ознакомился с письмом отца и, вздохнув, без слов отправился выполнять поручение.
… Долго молчал Саргис, прочитав письмо амирспасалара. Потом, пристально глянув на усталое лицо молодого рыцаря, сказал:
— Княгинь ваших я пропущу, с женщинами и детьми. Но и только! Ни один мужчина из рода Орбели не пройдет через мою заставу. Так и передай князю Иванэ. В следующую ночь, как взойдет луна, я сам поднимусь в ущелье к мосту и провожу княгинь и их женщин за линию войска! — И тихо добавил: — А о потайном ходе ничего не скажу князю Гамрекелу…
По неписаному закону иногда разрешался выход женщин и детей из осажденной крепости. Но напрасно прождал парон Саргис до рассвета у моста в холодном ущелье. Из замка никто не вышел — и старшая княгиня, и жена царевича наотрез отказались покинуть своих близких в беде, как ни убеждал и ни сердился князь Иванэ…
После трусливой сдачи в плен царевича Демны царь Георгий послал гонца к Иванэ Орбели, торжествующе вопрошая:
«За чьи права будешь теперь сражаться, Иванэ, за кого мстить, когда Демна у меня?»
Склонив гордую голову, амирспасалар тихо молвил царскому посланцу:
— Я сдаюсь.
До глаз забрызганный дорожной грязью — весенняя распутица развезла все дороги в горах, — пожилой всадник в кожаном камзоле подъехал к самому берегу Аракса, особенно бурного в это время года, утомленно сошел с коня и уселся на большой камень. Его скакун стоял рядом. Всадник пристально следил за противоположным берегом, где начинались владения атабеков. Вскоре на берегу появился большой конный отряд и стал готовиться к переправе.
Человек вскочил на ноги и, сорвав папаху с головы, стал размахивать ею в воздухе, что-то выкрикивая. На другом берегу заметили одинокого всадника. Несколько конников отделились от прибывших и, продравшись сквозь камышовые заросли, поплыли в темно-бурых водах Аракса, борясь с быстрым течением, которое сносило их вниз по реке. Всадник вскочил на коня и поехал вдоль берега навстречу плывущим.
— Зачем ты здесь, Унан? Во имя бога, что случилось в замке? — закричал из воды князь Липарит. Весь мокрый, он вышел на сушу.
Верный слуга припал к плечу князя. Скорбно качая головой, он вынул из-за пазухи пергаментный пакет и без слов передал Орбели. Быстро пробежав короткие строки послания старшего брата, Липарит, потрясенный, опустился на землю, тяжело задышал. Ему не хватало воздуха…
— Ты болен, отец? — с тревогой спросил подбежавший княжич Эликум.
— Демна, как трус, сбежал к царю! Иванэ сдается Георгию… — с трудом выдавил Липарит и, упав лицом на песок, беззвучно зарыдал.
Кызыл-Арслан крепко выругался, поворачивая шестьдесят тысяч коней обратно, на Тавриз… Атабек только пожевал губами, когда ему почтительно доложил военный везир о возвращении воинства вспять, и не захотел видеть опального