Вечерняя прохлада опустилась на селение; быстро надвигалась темная ночь. От одетого резным камнем родника уже отошли женщины с узкогорлыми кувшинами. Со стороны селения потянуло терпким запахом горящего в очагах кизяка. Но все не утихал спор между стариками, рассевшимися в круг на камнях неподалеку от родника.
— Мочи нет, сосед Вараздат! Что делают, что делают… Последнего сына забрали господа на войну, остался я с одними женщинами! Как управлюсь с жатвой, как семью прокормлю? Тебе долг как верну? А ведь еще добрую половину урожая замку отдай! — стонал Вазген.
— Сельджуки придут — без овцы единой останешься, жену с дочерьми в плен возьмут, тебе самому главу снесут! — медленно ворочал языком Вараздат. — Сейчас на камне целым сидишь, много шумишь… Парон Саргис и тебя ведь охраняет, дурья голова!
— Что мелешь, Вараздат? — вскипел Вазген. — А кто в войске у парона, не наши ли все сыновья? И кто кого охраняет, мы ли парона, или он нас? Боже, боже, почему на свете так устроено — нам на господ трудиться вечно? Да еще жирных бездельников попов кормить нам же, а? — кричал Вазген.
— Кто это бездельник, кто жирный? — раздался негодующий голос.
Вазген обомлел. Но было уже поздно — толстый монах в сопровождении старосты Укана протискивался между стариками. Монах дал увесистую оплеуху Вазгену.
— Вот тебе, тондракит[11] несчастный!.. Завтра попляшешь у меня под плетьми на конюшне за язык нечестивый…
Священнослужитель задыхался от злости.
— В самом деле, о чем думаешь, Вазген? На все село слышны твои дерзкие речи, — вступил в разговор Укан. — Не поздоровится тебе от нашего управителя, если тер-Мовсес сообщит…
— Да я говорил только, что в жатву работать некому, дети голодными останутся, подати уплатить не смогу! Опять-таки десятину церкви отдай… Самвела ты сам утром забрал в ополчение… — выворачивался Вазген.
— Богохульник! — гремел вовсю тер-Мовсес. — Не понимаешь, безмозглый, что, кабы не наша святая церковь, тебя не Вазгеном, а Гасаном звали бы, вместо Христа проклятому Мохаммеду кланяться заставили бы? И гореть тебе тогда на вечном огне на том свете… А плетей ты на этом свете уж попробуешь! — добавил злорадно, удаляясь.
…Назавтра вызвали Вазгена в замок на утесе и по приказу управителя отодрали плетьми на конюшне за бунтарский язык. Чуть живым привезли его домой…
Глава III. ВСТРЕЧА В ТУМАНЕ
Густой туман окутал Лорийскую степь и окружающие лесистые горы, не пропуская утренних лучей. У перевала Базумтар[12] белая пелена еще более сгущалась, скрывая провалы и горные вершины. Крупные капли росы осели на траве, листве кустарников и деревьев. В воздухе стояла тишина.
Из тумана показалась неясная фигура всадника. Вскоре всадник остановил коня. Оглянулся назад. С гор потянуло ветром, туман стал клубиться и светлеть, появились смутные очертания придорожных деревьев и уходящей вдаль горной дороги. Куладжа[13] из темного сукна, соболья шапка, драгоценная сабля в золотых ножнах и прекрасный конь караковой масти говорили о знатности всадника.
— О-эй, Хубасар!
От неожиданного окрика норовистый конь прижал уши и заплясал на месте. Всадник резким движением затянул поводья.
— Здесь я, государь.
Из тумана выдвинулась вторая конная фигура. Плечистый всадник в черной бурке подъехал ближе. На скуластом загорелом лице кипчакского типа сквозила досада.
— Где охота, Хубасар, хотел бы я знать?
Кипчак пожал плечами, пробормотал в редкие усы:
— Не разберу, государь. Туман…
— Я тебя спрашиваю, куда девались бездельники ловчие и лентяй Афридон? — рассердился первый всадник.
— Верховые с соколами и гончими не поспевали за нами, государь. От самого Лори вскачь гоним, а теперь вот — туман… Подождать бы восхода!
— Кто выезжает так поздно на охоту? Один Афридон! Тебе тоже захотелось храпеть по утрам?
Хубасар обиженно замолчал.
Со стороны перевала послышался заглушенный топот коней. Хубасар прислушался, тихо сказал:
— Конница, государь. Немалый отряд.
Топот приближался. Из тумана стала вытягиваться вереница вооруженных всадников. Впереди в чехле везли боевое знамя.
Хубасар закричал:
— Кто такие? Откуда?
— Из Хожорни… Конники парона Саргиса, — протяжно откликнулся кто-то из середины отряда. Конница медленно проходила мимо двух всадников.
— Что за Саргис? — спросил всадник в куладже.
— Вероятно, владелец Хожорнийского замка, — предположил Хубасар.
— Однако их довольно много, сотни три… Посмотри, Хубасар, какие длинные пики!
В конце вереницы на обочине дороги замаячила исполинская фигура конного рыцаря.
— А вот и хожорнийский азнаур! Он самого высокого роста человек в Картли! — сообщил уверенно Хубасар.
— Позови его, — приказал всадник в куладже.
— О-эй, батоно Саргис! — закричал Хубасар.
— Кто зовет меня?
Громадная фигура в легкой железной броне приблизилась к всадникам и остановилась невдалеке. Парон Саргис спокойно оглядывал всадников. Кипчак быстро подъехал к Саргису, прошипел на ухо:
— Ты что, ослеп, царя не узнаешь?
Саргис повернулся к царю Георгию, который молча наблюдал за обоими, и низко поклонился. На него в упор смотрели холодные глаза властелина. Суровое лицо Георгия III, с правильными чертами и небольшой русой бородой, было озабоченным.
— Прости, государь, впервые тебя вижу, а тут еще туман…
— Разве никогда не бываешь в Тбилиси? — спросил царь.
— Да редко, государь. В своих горах все сидим. Что нам делать в столице?
Царь внимательно оглядел гигантскую фигуру рыцаря.
— Ты так думаешь? — задумчиво спросил он и, обращаясь к спутнику, сказал:
— Пожалуй, нам именно такие ратные люди и нужны. Ты как считаешь, Хубасар?
Хубасар поспешил согласиться с мнением царя:
— Конечно, государь! Я слышал от покойного отца, что хожорнийские владетели раньше князьями считались, бывали при дворе твоего великого деда…
— Вот видишь, Саргис из…
— Хожорни, государь.
Переменив тему разговора, царь с нескрываемым любопытством спросил:
— А почему, азнаур, ты завел такие длинные пики для своих всадников? Ведь неудобно же с ними будет в бою?
— Смотря где, государь. В горах, действительно, с ними не развернешься. А вот на широких просторах — дело другое! Например, на Ширакской равнине…
— А почему ты знаешь, что нам воевать в Армении придется? — перебил его царь.
— Э, государь, а где же еще? Твой дед, царь Давид, некогда туда водил свое войско доблестное, наверное, и ты захочешь христианские храмы освободить…
Георгий промолчал.
— Я и конный строй изменил, иначе веду своих людей на врага, — поспешно добавил Саргис.
Царь явно заинтересовался хожорнийским рыцарем. Спросил:
— А можешь мне показать, как с этими пиками вы управляетесь?
— Сейчас трудно будет, государь, — туман. Можно и людей и коней покалечить! — объяснил Саргис.
— Хорошо, после смотра покажешь мне и амирспасалару! — заключил беседу царь Георгий.
Раздался лай — подходила царская охота. Позади псарей маячила фигура главного ловчего Афридона. Царь выругался.
Как и опасался Самвел, парон Саргис, заметив расторопность и хорошую посадку на коне молодого парня, велел зачислить его в замковый отряд конюхом. Сейчас он чистил коня парона в небольшом дворе дома в городе Лори. Дворик был зажат одноэтажными каменными постройками, а в одном из окон часто появлялось женское лицо, что явно смущало Самвела.
Недавно купленный за большие деньги у проезжего барышника конь вороной масти, с широкой могучей грудью и белыми чулками на длинных сухих ногах, косился выпуклыми блестящими глазами на молодого конюха, приплясывая от нетерпения перед коновязью. Балованный скакун любил в шутку хватать за рукав крепкими зубами. Остерегаясь этого, Самвел привязал вороного накоротке. Коню такой прием не нравился, и он сердито напирал массивным крупом на Самвела.
— Опять задурил! — Самвел дернул за повод и ткнул скребницей в лоснящийся бок. — Не валяй дурака, стой смирно, надо уборку кончать да седлать! Сегодня царский смотр!
Самвел быстро стал протирать мягкой шерстяной тряпкой спину и круп коня. Заметив снова в окне маленькой пристройки миловидное женское лицо, он негромко запел:
Золотой дождь шел на свадьбе Арташеса,
Дождь из жемчуга шел на свадьбе Сатеник!
— Дождь плетей пойдет нынче по твоей спине, ленивый буйвол! — раздался зычный голос с другого конца дворика.
Сотник Вахрам! По лицу молодого конюха скользнул испуг. Он с удвоенным рвением стал чистить коня. Но сотник Вахрам был неумолим.
— Порядочные люди кончили чистить коней, седлают уже, а ты, бездельник, все возишься!
— Парон Вахрам, кончил я чистить Алмаза. И копыта ему черной мазью смазал, как ты велел…
Сотник белым платком провел по спине лошади. Платок остался чистым.
— Скорей седлай, чертов сын! Ишхан выйдет, влетит и тебе и мне!
Сотник Вахрам удобно устроился на каменной скамье у дома и стал наблюдать за работой Самвела.
Самвел с трудом взгромоздил тяжелое походное седло с серебряной луной, взял в руки сплетенный из стальных колец боевой нагрудник и стал надевать коню.
— Не пойму я никак, почему наш парон не любит тяжелых панцирей? Все пароны ходят в латах и коней тоже в латы прячут. А он такую игрушку на коня велит надевать, да и сам только легкую кольчугу носит…
Сотник Вахрам с сожалением посмотрел на Самвела:
— Ничего ты, дурень, не понимаешь! У парона своя мысль есть.
— Какая мысль? — озадаченно переспросил Самвел.
— А вот какая. Помнишь, с греческими монахами в прошлом году в Санаинский монастырь приезжал послушник по имени Феофилакт?
— Помню, помню, высокий такой старец…