Мхитар Гош рассмеялся добрым старческим смехом:
— Да нет, Закарэ, богословов в той школе немного! А вот космографов ученых, математиков и знатоков календаря, изготовителей полезных снадобий и искусных врачевателей там можно найти было в дни славы…
Захарий сразу оживился:
— То дело другое, отче. А где же эта школа обретается?
— Не знаю, Закарэ, люди сказывают, в пригороде, только я не смог найти, — ответил Гош.
— Добро. Обязательно разыщу ученых отцов и выполню твою просьбу, отче Мхитар. Будь покоен! — ответил шаханшах, почтительно целуя руку наставнику.
— Да благословит тебя Господь, сын мой! — И, дернув за поводья мула, Гош пустился в путь.
Обремененный делами управления, не скоро вспомнил Захарий просьбу старого монаха. Но с наступлением холодной осени сократился наплыв гостей. И Захарий часто пребывал в одиночестве в новом дворце. Скучающим взором окидывал он из окна выгоревшие склоны ущелья, перебирал в мыслях отшумевшие события памятного лета. В покой вошел Ростом:
— Вызывал меня, государь Закарэ?
— Собирайся, поедем в пригород, надо разыскать ученых людей, — ответил Захарий.
Пятисотник не был сведущ в науках, недолгим в молодости было его учение. Однако наставник княжичей Гош часто беседовал со смышленым подростком и приучил его почитать знания.
— Наверное, отец Мхитар просил тебя им помочь, государь Закарэ? — с понимающим видом сказал Ростом.
— Угадал! Посмотрим, чем живут и что делают ученые отцы, — ответил Захарий, вставая с тахты.
Долго ехали Захарий и Ростом по предместью, далеко раскинувшемуся от крепостных стен Ани до предгорий, мимо мастерских и домов ремесленников, вдоль низких оград садов и огородов. Вода звонко журчала в уличных арыках. Мерно грохотали молоты в кузницах, им вторило дробное постукивание молотков медников. Согнувшись в три погибели, огородники терпеливо собирали осенние овощи на грядках.
Ростом часто останавливал коня и расспрашивал редких прохожих о школе философов, но никто не знал. Наконец, в глухом переулке, на самой окраине предместья, где уже начинались городские пашни, старый огородник указал на небольшой полуразвалившийся дом из темно-серого туфа.
— Вон в том доме живут какие-то чернецы. Бедно живут, парон-джан, совсем бедно! — покачивая головой, прошамкал старик.
Через разбитые ворота Захарий въехал на коне в небольшой двор, заросший высоким бурьяном, и, спешившись, пошел по протоптанной в траве тропинке к дому. В дверях с недоумевающим видом стоял пожилой монах в заплатанной рыжей рясе, подпоясанной черным поясом, в сандалиях на босу ногу. Ветер играл полуседыми длинными волосами на непокрытой голове. Чернец первый поклонился незнакомому вельможе.
— Я — шаханшах, — просто заявил великан в бархатной одежде, отвечая на поклон чернеца.
На умном худощавом лице монаха отразились изумление и тревога. Сухие губы разжались. Снова кланяясь, он тихо сказал:
— Приветствую тебя, великий государь, в скромной обители философии! Не обессудь на нашу бедность и соблаговоли войти в дом…
В большой комнате с небеленными стенами, кроме длинного стола со скамьями, ничего не было. На грубо сколоченных полках лежали грудами пергаментные свитки. В углу помещался большой камин, в котором стоял стеклянный сосуд для перегонки жидкостей. Усевшись на скамью, Захарий задал вопрос:
— Кто глава сей школы? Ты, отче, сядь, у меня с тобой разговор долгий будет.
— Я, смиренный Акоп-вардапет, главенствую в школе, по избранию, — ответствовал монах, усаживаясь на длинную скамью рядом с правителем.
— Так. А где же остальные вардапеты?
— В поле, государь, работают пропитания ради.
Захарий насупился. После молчания он спросил отрывисто:
— Почто до сих пор не явился ко мне во дворец, вардапет?
Вардапет потупил голову, потом несмело ответил:
— Не решался, государь. Сказывали, не любишь ты пастырей…
Захарий, вспыхнув от гнева, строго молвил:
— Смотря каких, вардапет! Знаком ли тебе Мхитар Гош, настоятель Нор-Гетика? Так вот, для меня он второй отец, духовный! И Ванакана — ученика его, мужа высокоученого, я уважаю. А с упрямыми и мятежными монахами действительно не лажу… Впрочем, оставим этот разговор! Ты лучше мне, вардапет, расскажи, кто и когда основал вашу школу и чем занимаются ученые философы?
Акоп-вардапет, сразу встрепенувшись, начал проникновенным голосом:
— Тому будет скоро сто лет, как основал нашу академию великий вардапет Иоаннес Имастасер. Хоть и властвовали тогда в Ани нечестивые эмиры, но и во мраке той ночи не угасал светоч науки в древней столице Айастана! Из рода и колена дивного мужа произошли многомудрые и просвещенные учителя, подобные звездам негаснущим и светильникам сияющим, исполнили вселенную словом живым и многомудрым…
Бледное лицо ученого монаха покрылось румянцем. Голос зазвенел:
— Подобно мудрой пчеле загружал он разум свой цветами разных оттенков, запаха и вкуса, нес их в свой родной город Ани и заполнял дом этими сокровищами. Щедро и независтливо одарял он своим благочестивым талантом и, расцветши, пустил побеги, ростки дающие. Окружив себя юношами, он кротко и любовно обучал их сложным и глубоким наукам…
Захарий дивился вдохновенному рассказу невзрачного философа в убогой рясе. «Сколько же любви к науке и какая преданность к памяти учителя у этого человека!»
— Продолжай, отец Акоп! Скажи, каким же наукам обучал мудрый вардапет?
— Сперва грамматике, ключу наук и наставнику чтения. Вслед за этим занялся изучением философских трактатов. После этого приступил он к исследованию движений светил и составлению календаря. Обучал Иоаннес и мудрым рассуждениям Аристотеля и счетным разностям Филона-еврея, со строгостью спрашивая с юношей урок.
— Полезная наука — счетная! — заметил Захарий.
— Вот этим и родственным наукам обучал и наставлял он мозг — кошель мыслей юношей, упражняя и очищая его, готовя к встрече в жизни и с хорошим, и с дурным! — торжественно заключил Акоп-вардапет.
— Кто еще был знаменитым ученым в вашей академии? — спросил Захарий.
— Подвизались в нашей школе и другие ученые философы, врачеватели людских немощей, знатоки тайн природы, исправители календарей и математики, не буду утруждать твой слух перечислением, — скромно ответил монах.
— Прекрасно! А вы теперь чем занимаетесь, ученые мужи? — деловито вопросил Захарий.
Вардапет замялся:
— Уже докладывал я, государь, работой в поле…
— Верно, отче Акоп, я и забыл, — смутился правитель. Встав с места, молвил: — Так вот, нужны ученые люди разные, что и народу армянскому и войску полезными оказаться могут. Особенно нужны врачеватели и знатоки снадобий, эти в первую очередь. Понятно, тер-Акоп?
— Понимаю, государь великий. Но разбрелись многие ученые за время агарянского владычества, разрушились их жилища. И если собрать их по твоему приказу надобно, то куда? И как их прокормить? — развел руками вардапет.
Захарий вынул из широкого пояса кошель:
— Здесь сто золотых. Прими на первое обзаведение, отец Акоп, купи одежду своим вардапетам, зерна и масла, словом, всего, что нужно для существования, также пергамент, чернила для занятий. Работы полевые немедленно прекратить! Тем временем я велю моим зодчим выстроить в предместье большой дом — туда и перейдет твоя школа, вардапет. И вклад вам сделаю надлежащий! — заключил правитель, вставая со скамьи.
Вардапет, просияв, забормотал:
— Чем сумеем отблагодарить, государь, за твои благодеяния?
— Вот соберете толковых юношей и будете их обучать полезным наукам. И сами вы послужите своими знаниями народу, — просто ответил правитель и двинулся к выходу.
Вечером Захарий, склонясь при свете витых свечей над пергаментом, писал в Нор-Гетик:
«Я выполнил, отче, твою просьбу, посетил ученых в предместье. Решил восстановить школу философов Иоаннеса Имастасера, дал им денег. А Джундику велю для них дом построить. Лишь бы отцы те больше полезных знаний давали юношам да и сами пользу принесли Айастану — ты напиши им об этом…»
Глава XIII. В АХТАЛЕ НЕСПОКОЙНО
Князю Иванэ не пришлось участвовать в освободительном походе на Айрарат и приобрести там (по закону «цены крови») новые земли. А в наследство от отца Саргиса ему достались лишь две крепости на севере — Ахтала и Каян с прилегающими угодьями. Затаив недовольство несправедливым разделом, в ожидании громадного наследия от старшего (бездетного!) брата, Иванэ с надеждой поглядывал на подраставших сына Авага и красавицу дочку Тамту. А пока что он хозяйственно обстраивался в своих имениях, не давая спуска нерадивым. Пуще огня побаивались работники придирчивого, жестокого хозяина, зачастившего в Ахталу, находившуюся близ Тбилиси. С ним иногда приезжал и двенадцатилетний долговязый Аваг. Управителем имения князь имел танутера Паткана, который по злобности характера превосходил сельских старост всей округи. Никто лучше не умел выколачивать подати, никто настойчивее не гнал поселян на барщину. За эти качества возвеличил Паткана князь Иванэ и сделал полноправным властителем над своими многочисленными крепостными.
В злополучный день ареста церковными служками учителя Петроса не было в кузнице. Заблаговременно собрав скудный скарб, с помощью верного Абгара, молодой оружейник сначала отправился в городское предместье, где проживал Галуст с семьей. Тепло попрощавшись с невесткой и чмокнув младенца в люльке, Петрос вышел с Галустом за околицу. Позади них Абгар гнал ишака с вещами.
— Куда теперь стопы свои направишь, братец? — осторожно спросил Галуст и поспешно добавил: — Не вздумай только возвращаться в Хожорни!
— Там мне и делать нечего, Галуст-джан, мать померла, а родичи побоятся беглеца. Я лучше пройду дальше, до Ахталы, — ответил раздумчиво Петрос. Обняв напоследок брата, он зашагал рядом с Абгаром за ишачком по пыльной дороге. Долго глядел им вслед Галуст…
Появление в Ахтале двух новых людей городского облика сначала насторожило управителя. Узнав, однако, что прибывшие — кузнецы по ремеслу и даже знают оружейное дело, Паткан удовлетворенно хмыкнул: