— Победим! — пронеслось единым вздохом по шатру.
— Обратимся же к урокам прошлого и посмотрим, чему учит опыт борьбы ромейских полководцев с сарацинами, а также воинские подвиги царя Давида Великого, да будет вечной память о нем! — перекрестился Захарий.
Все спасалары последовали его примеру.
— Императоры Роман Диоген под Манаскертом да и Мануил Комнин в ущелье Мириокефалон грубо нарушили правила военного искусства, почему и потерпели жестокое поражение. С тех пор не смогла оправиться Византия и вот — в прах рассыпалась от ударов западных полчищ. Никто, однако, так глубоко и умно не изучал порядков устройства и вождения войск, как византийцы времен величия империи. Осторожность — вот что было главным свойством ромейских военачальников! Войско обходилось Византии очень дорого, надо было его беречь и умело использовать, не допуская безумной неосмотрительности. Полководец всегда должен был остерегаться засад и внезапных нападений, никогда не обнажать свои фланги, иметь достойных доверия лазутчиков и хорошо знать местность боя, дабы успешно осуществить задуманное.
Захарий остановился и оглядел своих слушателей. На строгих лицах спасаларов читалось напряженное внимание. Сослан делал какие-то заметки на листке. Иванэ задумчиво смотрел на старшего брата, видно, вспоминал вечера в Дорийском замке, когда они юношами старательно изучали «Стратегикон» императора Маврикия.
— Достойно удивления, — продолжал амирспасалар, — как хорошо знали ромеи военные обычаи своих противников и наилучшие способы их отражения! Они считали, что сарацины хитро используют свою многочисленную конницу, применяя засады, притворное бегство и внезапные налеты; умеют сколачивать большие армии и быстро перебрасывать их на большие расстояния. Но мало порядка в исламских войсках, плохо переносят они отпор противника, быстро впадают в панику и бегут… Также холод и сильные дожди лишают их мужества. Соблюдая меры осторожности, полководец обязан как можно быстрее вступать в ближний бой; панцирная конница с длинными мечами и тяжелыми копьями в рукопашном бою всегда опрокинет более легкую мусульманскую конницу. Для боя надобно большое ровное поле и такое расположение войска, чтобы солнце не слепило глаза. Запомним все это, господа, и перейдем к деяниям царя Давида. При втором нашествии сельджуков[56] он выждал, пока огромное вражеское воинство раздробилось на отдельные отряды и начало опустошать пограничные армянские области. Тогда он стремительно напал и по частям разбил сельджуков. Но, господа, — возвысил голос Захарий, — мы не можем рассчитывать на раздробление султанских войск. Нукардин не повторит ошибки своих предшественников, а поведет все громадное войско прямо на Тбилиси! Посему мы должны первыми ударить на султана — раньше, чем он приготовится к битве. Я кончил.
Подняв голову от расчетов, Давид Сослан задал самый главный вопрос:
— А сколько войска приведет с собой Нукардин, мой Закарэ?
— На такой вопрос трудно ответить, государь Давид. Считают сведущие люди, что одних уджских всадников может быть тысяч сто, — уклончиво ответил Захарий.
— Сто тысяч! — вздохнул начальник гвардии Ахалцихели.
— Да, дорогой Шалва! Может статься, что раза в два и даже больше окажется султанских сипахов, чем воинов под нашими знаменами. Но с нами Бог и Вардзийская Божья Матерь! Поможет нам и родная земля… — спокойно заключил Захарий, закрывая совещание.
Глава XI. МОНСЕНЬОР РАНДОЛА УДИВЛЕН
Несказанно поразился монсеньор Рандола, прочитав в очередном донесении тавризских отцов-миссионеров об аресте и казни некоего Гарегина Хетумяна в далеком восточном городе с полуитальянским названием — Ани. Миссионеры не осмелились бы утруждать монсеньора сообщением о столь незначительном происшествии, если б незадолго до повешения проходимца не получили секретного предписания из Рима бдительно следить за этой личностью.
— Ничего не понимаю, падре Джордано! Как мог так быстро провалиться левантинский хитрец?
Рандола с недоумением вертел в руках небольшой поясной портрет Гарегина Хетумяна — все агенты папской разведки обязаны были сдавать свое изображение в картотеку. Ближайший его помощник аббат Террачини молча развел руками, выпятив толстые губы. Падре Джордано принадлежал к той породе католического духовенства, которая превыше всего на свете ставила земные утехи. Но Террачини был хитер и изворотлив, неустанно интриговал против своего начальника; это было хорошо известно монсеньору Рандоле…
— Снова мы без глаз и ушей в Армении, — продолжал Рандола недовольным тоном. — Его святейшество будет весьма опечален… Папа почему-то живо интересуется этими варварскими племенами. Придется кого-нибудь туда послать взамен покойника. Кстати, падре Джордано, вам также пора собираться в дальний путь! Кардинал вчера приказал мне послать (не волнуйтесь, только на время) надежного человека в Иконию, ко двору сарацинского султана. Там что-то затевается, и необходимо выяснить, нет ли какой-либо угрозы интересам святого престола в Латинской империи. Выбор пал на вас, падре Джордано.
Отец Террачини, потрясенный назначением, с трудом глотал воздух. Рандола с усмешкой прищурился, глядя на толстяка:
— Румские сарацины в общем довольно добродушный народ и не так сильно, как в Палестине, притесняют христиан. Вы не слишком рискуете, падре Джордано! Но все-таки будьте осмотрительны в Иконии, памятуя о судьбе сего неосторожного глупца… — Рандола небрежно бросил портрет Гарегина Хетумяна в ящик стола.
Со времен изгнания сельджукских эмиров тюрьма в Вышгороде обычно пустовала. Захарий считал, что преступников не следует содержать при дворце. Но с некоторых пор в дворцовом подземелье появился новый жилец. Ключи от подвалов хранились у коменданта, который никого не допускал внутрь тюремного помещения и даже пищу заключенному носил сам.
Майской ночью, когда все обитатели дворца спали непробудным сном, в темницу тихо вошли два человека. У одного в руках был потайной фонарь, другой нес большой сверток.
— Вставай, почтеннейший, и прими одежду! — негромко сказал Ростом.
— Когда же мне ехать? — сладко потянулся заключенный, вставая со своего жесткого ложа.
— К воротам уже подали коней. С тобою поедет сотник Рубен. Он ждет тебя! — и с этими словами Ростом подал узел с одеждой заключенному. — Рубен проводит тебя до Вагаршакерта и далее, до самой границы. Оттуда с попутными караванами ты доберешься до Севастии и потом до Иконии…
«Путь указан как будто подходящий, — подумал заключенный. — Морем через Трапезунт ехать нельзя, в гаванях везде могут встретиться знакомые люди».
Тогда заговорил, не открывая лица, спутник коменданта:
— Я Исраел — доверенный шаханшаха. Мне приказано держать с тобой постоянную связь. Тайные донесения будешь отсылать нам с надежными людьми в Самсун, к настоятелю церкви Святого Карапета — то наш человек. Возьмешь с собой и клетку с парой крапчатых голубей — лучшие летуны голубятни Ростома. Это на крайний случай. Голубь быстро доставит твое сообщение в Вышгород…
— А деньги? — напомнил заключенный.
— Вот возьми пояс, в нем две тысячи золотых, столько уплатили анийские купцы за твои товары. Возьми и добрый хорасанский кинжал, может пригодиться! — ответил Исраел.
Тусклый свет потайного фонаря вырвал из мрака темницы статную фигуру пожилого чернобородого мужчины, облаченного в одежду зажиточного сирийца. Он принял кожаный пояс с золотом и надел его под кафтан. Перебросив через плечо небольшой хурджин с бельем и хлебом на дорогу и взяв в руки окутанную черной тканью небольшую клетку с голубями, он просто сказал:
— Я готов.
— С богом!
Комендант бесшумно отомкнул решетчатую дверь и вывел мнимого заключенного мимо дворцового караула за ворота Вышгорода. Исраел медленно пошел по коридору, ведшему внутрь дворца.
На темном небе мерцали крупные звезды. Из Ущелья Цветов доносился плач шакала, справа в глубокой пропасти шумел Ахурян. Ани спал. Лишь изредка с крепостных стен доносились голоса часовых. Во дворе у коновязи стояли оседланные кони. Ростом тихо свистнул. Из темноты выступил высокий человек и неторопливо приблизился.
— Вот твой спутник, Рубен!
Уже садясь на скакуна, Ростом тихо добавил:
— Стража у Шахматных ворот не выпустит без меня, да и мост через Ахурян до утра разводится… Я сам выведу вас на Мренскую дорогу!
Глава XII. ПОСОЛЬСТВО КНЯЗЯ ХАСАНА
Вернувшись с летних маневров в Ани, Захарий решил послать новое посольство в Киликию для установления единства действий обоих армянских государств перед лицом общей опасности — возраставшей мощи Рума. На этот раз нельзя было посылать Ванакана, он был только монахом. Правитель вспомнил о своем племяннике Хасане Допьяне, который находился в Ани при его дворе. Не по летам рассудительный и хорошо образованный, княжич владел несколькими языками.
— Собирайся в дорогу, Хасан, поедешь на Запад! — объявил за обедом правитель.
Молодое безбородое лицо княжича покрылось румянцем:
— Неужели в Константинополь учиться, дядя Закарэ, посылаешь меня, как мать давно обещала?
— Нет, племянник, в Константинополе тебе делать нечего, там все разорено франтами, да и не до наук нам сейчас. Поедешь подальше — послом к царю Левону. Повезешь ему письмо с предложением дружбы и военного союза против султана. А в Сисе ты больше с военными людьми бывай, Хасан, присматривайся, каково воинство у царя Левона, как обучено оно и хорошо ли вооружено… А теперь отправляйся-ка к Ростому и отбери с ним подходящих спутников и охрану. Тебя будет сопровождать также тер-Ванакан — он уже однажды ездил в Киликию по делам церковным. Деньги получишь у Исраела…
Ванакан, спешно вызванный из Нор-Гетика, был старше княжича и имел уже некоторый посольский опыт. Естественно, что Хасан обратился за советами к своему будущему спутнику.
— Нелегкую задачу возложил на тебя могущественный родич! — объявил Ванакан. — Царь Левон крепко завяз в спорах с франтами, наследниками Антиохийского княжества. Кроме того, Киликии постоянно угрожают то алеппский эмир, то сельджуки из Кесарии. Потому царю Левону приходится быть всегда начеку и осторожно вести государственную ладью!..