— Ковры шелковые… — буркнул ремесленник.
— Да разве ты их много продашь здесь в Ани? А купец купит их у тебя…
— За полцены! — зло перебил ремесленник.
— И повезет за моря, там продаст, — продолжал писец.
— С выгодой двойной, — не унимался ткач. — Вот для этого и отвоевали ему Трапезунт!
Писец развел руками:
— Конечно, сам ты не повезешь, денег не хватит!
— Вот я и говорю, не надо было трогать султана… — сумрачно молвил ремесленник.
— Значит, отдать сельджукам все пути торговые и превратить Ани в деревню простую? А нам тогда на землю возвращаться? А земли-то свободной нет — вся в руках ишханов и монастырей, и придется стать всем нам, свободным людям, крепостными. Так, что ли?
Все умолкли. Писец продолжал негромким голосом:
— А у султана кровью глаза налились, как у волка на охоте. Ты ему теперь весь Понт отдавай, все равно не остановить… А коли победят сельджуки шаханшаха и подойдут к Ани, кто тогда устоит перед сей силой неимоверной? А перед убийцами все равны, как перед смертью, — и купец, и ремесленник, и раб простой. Не время, анийцы, счеты сводить, а надобно, помолясь, в ополчение идти! Лучше выпьем за здравие воинов наших, да поможет им Господь!..
Во все концы страны мчались на сменных конях гонцы. На пиках трепетали черные тряпицы — знак тревоги.
— Война! Война!
И уже стягивались к столице Армении конные и пешие дружины — из дальнего Арцаха и из плодородной Айраратской долины, из высокого Севана и из мощного Амберда. Князь Иванэ прибыл вместе с дорийской конницей и, не дожидаясь подхода пеших отрядов, назначил смотр коннице. Брат торопил, слал гонца за гонцом…
Свой львиный прыжок на врага амирспасалар замыслил из Карсского лагеря в двух переходах от Басона. Стягивание в Вананд грузино-армянских войск со всех областей обширного государства происходило по двум основным дорогам — через Ахалкалаки и через Ани. Войска передвигались только ночью, имея при себе небольшие обозы. Когда все полки оказались в лагере, туда прибыла Тамар.
Обычный смотр в парадной обстановке, с играми и состязаниями, по решению амирспасалара был отменен — полководец спешил навстречу султану. Тамар и ее супруг встретили Захария с радостью.
— Я не буду задавать Закарэ ненужных вопросов, — объявила царица. — Уверена, что мы победим Нукардина!
— Помогут Бог и родные горы! — неточно вспомнил слова амирспасалара Сослан.
Амирспасалар сидел задумавшись и не сразу ответил Сослану:
— Разве я говорил «родные горы», государь Давид? Утверждаю и считаю доказанным: горы не всегда благоприятствуют обороне обширного государства.
Сослан с удивлением воззрился на амирспасалара.
— Но ведь всегда в горах спасался наш народ от вторгавшихся врагов! — возразила царица.
— Ты права, государыня. Но это допустимо, когда нет больших городов и многочисленных селений на равнине. Конечно, можно и теперь нам отсидеться на горных вершинах и в непроходимых ущельях, наблюдая сверху, как сельджуки вырезают и грабят мирных жителей… — нахмурился Захарий.
— Бог знает, о чем говорим мы вместо дела! — негодующе воскликнула царица. — Расскажи лучше, Закарэ, как мыслишь одолеть султана?
— Да, дорогой, поведай нам свой план сражения, — повторил за ней Сослан.
Амирспасалар прислушался. Со стоянки воинов доносилась походная песнь:
А в знойных степях и на горных высотах
Развернулись знамена Тамар…
Захарий улыбнулся знакомой песне. Усевшись поудобнее на складном стуле, он вполголоса стал излагать царице и Сослану свой план сражения.
На недолгом военном совете амирспасалар не сообщал подробности похода — о них, кроме царицы и Давида Сослана, знали лишь князь Иванэ и спасалары авангарда.
— Господа спасалары, мы не можем дожидаться того, что решит сделать с нами Нукардин! Разбить более сильного врага возможно лишь идя на риск, уповая на Бога, на святые молитвы великой царицы и мужество наших воинов, — так начал свою речь на совете амирспасалар.
Военачальников очень удивило распределение воинских частей. Амирспасалар перевернул на этот раз весь обычный боевой порядок, значительно усилив авангард, передав ему всю тяжелую конницу — десять тысяч закованных в железо всадников, шедших о двуконь.
— Дабы на свежих конях могли принять бой с Нукардином наши латники! — пояснил амирспасалар.
В авангард были переданы также дорийская конница Мамиконяна и оба тумана кипчаков Савалт-хана, хотя последние обычно держались в резерве. А горскую пехоту, также вопреки обычаю и несмотря на яростное возражение храбрых вождей — Аспаанидзе, Григолидзе и других, амирспасалар придал главным силам, обязав конные отряды с перевала Мецрац подвозить ее на своих конях, для ускорения подхода к месту боя… Командующему главными силами Давиду Сослану по распорядку похода была оставлена вся княжеская конница Западной и Восточной Грузии, армянские дружины и аланские конные отряды.
Расходясь с военного совета, спасалары вполголоса обсуждали диковинный приказ. Шалва Ахалцихели сказал наедине брату:
— Узнаю нашего Закарэ! Он не признает никакой обороны и подобно льву стремительно бросается первым на врага, как бы силен ни был тот. Однако на сей раз риск чересчур велик! Жарко нам с тобой придется в Басене, дорогой…
— Дай бог, чтобы Сослан вовремя подоспел нам на выручку! — озабоченно отозвался брат.
Огромное войско было выстроено на равнине. Все поле, поросшее выгоревшей за лето травой, расцвечивал лес знамен и тысяч копий со значками. Вокруг поля высились сизые вершины. Сентябрьское солнце косыми лучами освещало панцири и кольчуги, играло на оружии и на длинных шелковых полотнищах стягов с родовым знаком Багратидов и вздыбленным золотым львом амирспасалара. Никогда еще в своей многовековой истории не выставлял Кавказ столь могучее воинство! Сто тысяч воинов, не шелохнувшись, в молчании смотрели вверх, на скалу…
Тамар одна поднялась на высокий утес. На фоне голубого неба четко вырисовывалась стройная женская фигура со скрещенными на груди руками. В воздухе сверкнули мечи. К скале понесся тысячеголосый клич:
— Слава царице царей! Слава!
«Тогда пала царица на колени и долго плакала, молясь Богу».
Глава XX. ГОЛУБЬ ЛЕТИТ В АНИ
Уходя от погони, Гарегин Хетумян выехал ночью в обличье бродячего торговца из Севастии и вместе с войсковым верблюжьим обозом прибыл в Ерзнка. Дауд II, сын Фахр-ад-дина Бахрам-шаха Мангуджакида, одного из вельможных патронов великого Низами, посвятившего ему поэму, поддерживал дружеские связи с тбилисским двором, чем и вызвал подозрение зятя Рукн-ад-дина. После занятия Ерзнка наибом падишаха Дауду выбора не оставалось. Он присоединился к султанскому войску.
Прожив спокойно несколько дней в Ерзнка, Хетумян одним утром увидел в окне базарной лавки холодные, змеиные глаза конийского сыщика Кара-Будака и тотчас поспешил скрыться. Злая судьба гнала разведчика вперед, к границам Армении. Быть может, в родных пределах надеялся он ускользнуть от своих преследователей?
У Брнакапанского перевала — места скрещения двух больших караванных дорог — уместился оживленный поселок. Один путь пролегает из Ерзнка в Севастию вдоль русла реки Евфрат. Другой — через Понтийский лесистый хребет ведет к морю — в Трапезунт. Поселок из нескольких домов, двух больших караван-сараев и мечети с невысоким минаретом в эти дни был до отказа забит войсками. С трудом, за неимоверную плату удалось нанять Хетумяну каморку в одном из караван-сараев, с окошком, выходящим прямо на улицу. Безошибочным инстинктом Хетумян ощущал близкий конец своей многобурной деятельности. Кольцо преследователей все сужалось, полицейские ищейки гнались по его пятам. Конийский градоначальник ожесточенно хлестал по щекам толстомордых чаушей, требуя от них поимки неуловимого армянского лазутчика. Разумеется, Хетумян мог посчитать достаточными отправленные им сообщения и укрыться в городе Самсуне, откуда настоятель церкви Св. Карапета незамедлительно перебросил бы его на судне в Трапезунт. Но опытный лазутчик прекрасно понимал, что многого еще он не вызнал о султанской армии, о духе и настроении воинов, о войсковом порядке в походе и в бою. Последний оставшийся в клетке крапчатый голубь как бы безмолвно напоминал, что шаханшах ждет его прилета в Ани. Забрав торбу с мелким товаром, Хетумян отправился бродить по воинским стоянкам.
Гуляму Дундазу подвезло. Дяхбаши[91] Бейрек в наказание за плохо вычищенного коня отправил его за сеном в соседнее армянское село. Там ловкому парню удалось поймать пару жирных кур, которые теперь мирно варились в котле. Сменив гнев на милость, Бейрек подсел к костру, вдохнул благовонный пар:
— Молодец, Дундаз, хороший плов будет!
На загорелом морщинистом лице старого мамлюка появилось подобие улыбки. Дундаз смущенно помешивал большой ложкой в котле — никак не удавалось в походе бедному гуляму одному пообедать! А тут еще шайтан принес бродячего торговца с торбой. Почтительно поклонившись Бейреку, торговец тихо сказал:
— Не нужны ли доблестному защитнику веры хорошие кремни, кресала, нитки, а быть может, добрый нож для свежевания баранов понадобится? Дешево отдам, по своей цене…
Бейрек сердито уставился на торговца. Откуда у воинов могут быть деньги до похода? И где те бараны для свежевания? Торговец, однако, не отходил от костра, принюхиваясь к душистому пару из котла. Умильно улыбнувшись, он воскликнул:
— Да у вас здесь седьмой райский круг, о мусульмане! Не хватает только гурий… Но зато у меня в торбе есть кувшин ширазского вина, достойного стола самого падишаха! Поделимся, правоверные, как братья. Я голоден, а у вас, наверно, давно пересохло в горле…
Дяхбаши повелительно крикнул Дундазу:
— Уступи место почтенному купцу, мальчик! И вынь из тороков мою большую чару.
Вскоре от кур остались одни кости. А в медном кувшине стало иссякать ширазское вино которое оказалось отменным, как мог подтвердить изрядно охмелевший Бейрек. Заплетающимся языком он толковал своему новому другу: