[9] в этом году отправишь в Константинополь?
— Плохая монета весь рынок забила, государь! От посеребренных пули из Тбилиси и Думаниса не знаем куда деваться, — подал реплику Оненц.
— Ну, ну, парон Оненц, я же знаю — ведь только против золота выдаешь ты бераты[10] купцам! — громко засмеялся Захарий.
Хоть и чувствовал себя стесненно ростовщик после недавнего разговора, но ласковый тон шаханшаха его ободрил… Встав с места, он с достоинством заявил:
— Дозволь слово молвить, государь. Наша гильдия не только бераты выдает… но разве перевелись на караванных путях разбойные люди и не едут спокойно с нашими бератами в кушаках предусмотрительные путешественники — будь то вельможи или купцы? А каждый государь считает обязанным с начала своего правления занимать у нас деньги, причем часто и не отдает долги. Например, за сбежавшим эмиром так и остались неоплаченными нашей гильдии двадцать тысяч динаров. Вообще же говоря, если священники занимаются помощью беднякам и калекам, мы помогаем царям…
Внимательно выслушав главу гильдии, Захарий мягко заметил:
— Парон Оненц, я-то пока ничего вам не должен! Но казна государственная пуста! Да и городской казначей тоже говорит, что денег нет. А почему столь мы бедны? После изгнания сельджуков я освободил вас от налогов и пошлин на целых два года. Не зря ли так поступил? Все городские писцы и сборщики налогов, как один, докладывают — богатеют анийцы, торгуя без дани, без пошлины. И вот наш зодчий сообщает, что останавливаются работы по городскому строительству из-за отсутствия денег. И нет никому до этого дела…
Первым на эти слова отозвался Вахрам Папенц:
— Почему так дурно судишь о нас, государь? Разве не печемся мы о городе, не заботимся о его благолепии?! Вот новый каменный рынок построили, с многими лавками и складами, две прекрасные гостиницы воздвигаем…
— А о том, что городу нужны укрепления, вы не подумали? — перебил Захарий речь старейшины и недовольно оглянулся на старого родича: — В первую очередь тебе об этом следовало бы тревожиться, князь Васак! Как построил некогда царь Смбат крепостные стены, так и стоят они и поныне, хотя не раз разбивали их вражеские тараны. А время тревожное, того и гляди снова сельджуки, нагрянут…
Амир города опустил голову под укоряющим взглядом племянника.
— Я решил предложить вам принять участие в возведении крепостных стен, — продолжал Захарий. — Пусть каждый мецатун получит право увековечить свое почтенное имя, как строителя, надлежащей надписью на каменной плите. Мы удвоим Смбатовы стены, заново облицуем их цветными плитами. А вдоль ущелья Ахуряна и у мостов построим новые стены с могучими башнями. Неприступной станет наша столица!
— А как с налогами и пошлинами тогда будет, государь? — раздался осторожный голос купца Бабкана.
— Еще на год дам отсрочку жертвователям, — подумав, ответил Захарий.
Оненц решил, что время настало завоевать милость правителя, выступив в поддержку его предложения. Снова встав, он выспренне заговорил:
— Неужели, о анийцы, единодушным согласием не ответим мы радостно на призыв заботливого государя? Неужели, если будет надобно, не принесем мы в жертву все имущество для обороны нашей столицы? Я, Тигран Оненц, берусь воздвигнуть за свой счет две… нет, три превосходные башни и прочные между ними стены, украшенные крестами!
— Опять вперед выскочил, старый хитрец, и немало на камне заработает… — проворчал на ухо соседу Аветик-ага. Однако могли ли Бахтагеки отстать от Оненцев?!
— Бахтагеки построят четыре башни, шаханшах! — воскликнул с места старый купец.
Мецатуны зашумели:
— Мы тоже не отстанем, государь!
— Вели писцу Исраелу записывать, кто сколько жертвует!
— Посмотрим, парон Оненц, кто как выполнит свои обещания!
Захарий был доволен — строительство городских укреплений обеспечено… Он поднялся:
— Вы поняли меня и, как добрые анийцы, щедро откликнулись на призыв! Зодчий Джундик покажет вам чертежи новых укреплений — пусть каждый выберет себе участок по вкусу и внесет деньги в казну. С богом, приступайте к благому делу!
— Четыре вазира составляют правительство царства Картлийского: военный, внутренних дел, царского двора и казначейства. Кроме того, в правительство входит также председатель коронного совета — чкондидскнй архиепископ, им сейчас является старый друг нашего дома, преосвященный Антоний Глониставидзе, — пояснял Захарий внимательно слушавшему писцу Исраелу.
— Дозволь спросить, государь, кто ныне вазиры эти? — осторожно справился тот.
Захарий усмехнулся:
— Их меньше, чем должностей! С недавних времен я — амирспасалар армян и грузин, то есть военный вазир, а также мандатурт-ухуцес, что значит — вазир внутренних дел. Брат же мой, князь Иванэ, — вазир царского двора. Место же царского казначея пока свободно.
На умном худом лице писца Исраела читалось волнение. Он рискнул задать более сложный вопрос:
— А у нас как будет с правительством в Айастане, государь?
Захарий внимательно посмотрел на писца. Его отец, мелкий землевладелец в Агараке, долго служил княжеским казначеем. Сирота Исраел с малых лет находился при отце и, проявив недюжинные способности, учился под руководством самого Мхитара Гоша. Потом он стал домашним писцом, а по смерти отца — казначеем, прибыл в Ани в свите Захария.
— Непрост твой вопрос, Исраел! Недавно в другой форме его задал и отец Мхитар… Не будет у нас пока отдельного правительства в Ани, не будет и совета, да и вазиратов заводить я не стану. Но все налоги и пошлины пойдут в мою казну. И суд будет в моих владениях собственный, — ответил задумчиво правитель, потом неожиданно добавил: — А главным казначеем и дворцовым писцом будешь ты, Исраел! Дело знаешь, к наукам приобщен, человек испытанный… Считай себя вазиром нашего казначейства!
Пораженный решением правителя, Исраел забормотал о своем малознатном происхождении. Захарий прервал его возражения:
— Ничего, Исраел, отец царицы Тамар — мудрый Георгий всегда предпочитал иметь незнатных сановников! Придется тебе заняться и нашими лазутчиками, что за рубежами находятся. Приступай к делу без промедления…
Глава IV. КУВШИНЫ ЦАРЯ ГАГИКА
Вананэ осталась гостить у царицы Тамар на всю зиму и по вечерам, освободившись от дел, Захарий скучал, сидя один у камина. Его одиночество разделял верный Ростом, назначенный дворцовым комендантом. Забот у сотника оказалось немного, свободного времени было в избытке, и однажды в поздние сумерки между Захарием и сотником состоялся такой разговор:
— Вижу, совсем обленился ты, Ростом! Никакой работы себе не придумаешь. Даже толстеть начал…
— Правда твоя, государь Закарэ. Только даром жалование получаю. А дел нет мне в этом жилище для сов! — в тон ответил Ростом.
— Возьми тогда на себя труд осмотреть подземелья дворца. Ведь где-нибудь здесь захоронен мой дядя — князь, Садун Арцруни, которого отравили некогда в дворцовой темнице. Я обещал покойной матери разыскать его прах и предать земле по христианскому обычаю. Вспомни время, когда мы с тобой мальчишками по медным рудникам лазали… Здесь немалые подвалы, так что запасись терпением… Свечей побольше захвати да тщательно проверь все лазы и подземелья! — предложил Захарий.
— Слушаю, государь Закарэ, — отозвался сотник.
Обследование Ростом начал с изучения плана дворца, от главного входа в западном конце коридора, делившего дворец на две половины. Вход обрамляли базальтовые колонны, на которые сразу же обратил внимание сотник. Из коридора два хода вели в нижний этаж северной половины. Один из них сворачивал в крестообразный зал, куда выходили двери бани, караульного помещения и была видна дверь с железной решеткой. Она-то и вела в дворцовую темницу.
«Там и умер князь Садун!» — подумал Ростом.
Вернувшись обратно к главному входу, он стал внимательно изучать наружные колонны и вскоре обнаружил, что вход в главный коридор был двойным: один — явный, через ворота, и другой — потайной, под ним. В туфовой скале под полом коридора был выдолблен узкий ход, сами же колонны проходили сквозь деревянный пол в этот тайник. Идя по тайному коридору, сотник попал в подземелье и здесь сделал необычайное открытие, о чем тотчас сообщил правителю.
— Ищи здесь, Ростом, колодцы-кладовые, о которых есть предание, что в них Багратуни берегли свои сокровища и упрятывали навечно ворогов… если их удавалось заманить в гости! — наставлял Захарий.
Запасшись светильником, Ростом с раннего утра спустился в подземелье. Об открытии Захарий тотчас сообщил настоятелю Нор-Гетика:
«…Странную находку вчера сделал Ростом в подземельях царского дворца. По завету матушки, я поручил ему разыскать захоронение ее брата — князя Садуна, сорок лет назад отравленного в дворцовой темнице. Во время поисков Ростом обнаружил в яме под большой кучей глины и камней четыре мужских скелета. Около скелетов лежал разный инструмент каменщиков; черепа у бедняг были расколоты сильными ударами. Ясно было, их убили… Я велел похоронить останки бедных людей на анийском кладбище. Священник сначала заупрямился: «Нужно-де разрешение владыки Барсега, откуда я знаю, кто эти люди? Быть может, агаряне нечестивые?» Ростом тогда показал медные кресты, найденные им около скелетов, а я велел сказать строптивцу, что придется ему убраться из Ани, если он не выполнит моего повеления. Скелеты с честью после отпевания похоронили на кладбище. Так вот, отче Мхитар, прошу тебя прислать ответ с моим гонцом, что ты думаешь о всем этом деле? Письмо запечатай».
Мхитар Гош не замедлил с ответом:
«Несомненно, Закарэ, те несчастные люди — анийские каменщики, которых некогда злодейски убили по чьему-то приказу. Но почему их убили, в чем провинились бедняги? Я думаю, преступление содеяно по царскому повелению. Государи нередко так поступают, когда хотят сохранить тайну, а бывало, что и своеручно приканчивали рабочих, которые замуровывали их сокровища. Известно, что у царей Багратуни были неоценимый золотой трон и дивная корона, подобных которым не имели никакие другие цари. Когда пал их дом, по наследственному праву сокровища сии перешли к родичам их — грузинским царям. Куда делись остальные коронные ценности, летописцы как будто не упоминают… Впрочем, Закарэ, советую внимательно почитать историографов Матевоса Урхаеци и Аристакеса Ластиверци (этих рукописей нет у меня в библиотеке). Быть может, что-нибудь найдешь там, и откроется тебе тайна дворца Багратуни…»