Мой отец тяжело сглотнул и опустил глаза.
— Все очень расстроены из-за того, что случилось с этой девушкой.
— Амнезия, — сообщил я, мой голос прогрохотал по магазину, словно свалившийся с горы камень. — Она попросила называть ее Амнезией. Знаешь почему? — Я вскипел, внезапно выплеснув все дерьмо, которое держал внутри. — Потому что она думает, что это все, чем она является. С полностью стертой памятью. У нее, буквально, нет ничего. Я отдал ей свою толстовку этим утром, потому что из одежды у нее есть только эта чертова больничная накидка.
— Тебе лучше следить за языком, — предупредил он, звуча по-отечески. — Мы на рабочем месте. Любой может услышать.
— А может, больше людей должны услышать! — продолжал я. — Она одна из нас! Одна из жителей озера Лох. Этот город заботится о своих. Вот что этот маленький городок делает. Но не сейчас. Сейчас все мелят языками и любопытничают, но никто не хочет хоть что-то сделать.
— Я вижу, что ты расстроен, — папа пытался урезонить меня.
Я засмеялся.
— Я не отвернусь от нее. Если бы я оказался там раньше, она бы не сидела в больничной палате без ничего. — Вина угрожала сокрушить меня. — Все было бы совсем по-другому.
— Эдвард, — сказал папа суровым голосом. — Это была не твоя вина. Мы с твоей матерью думали, ты это понимаешь. Что ты наконец-то начал отпускать это. Но теперь она здесь, и тебя снова затягивает. Мы не хотим видеть, как ты бросаешь все ради той, кто, возможно, уже совсем не та, что раньше.
— Даже если это не она… разве она не заслуживает помощи? — осведомился я, а моя грудь сжалась. Мне казалось, будто я цепляюсь за воздух, пытаясь найти хоть что-то, за что можно было ухватиться. Что-то прочное и реальное.
Выражение папиного лица смягчилось, и чувство вины зажглось на нем.
— Да. Да, она заслуживает.
— Я хочу, чтобы это была она, — прошептал я.
Папа накрыл мою руку своей.
— Я знаю это, Эдди. Но ты должен понимать, что это, скорее всего, не она. А даже если и она, то уже не та девушка, которую ты знал когда-то.
Доктор говорил то же самое. Я понимал это. Но это все равно не помешало мне привязаться к ней.
— Я даже не могу спросить ее. Или затронуть эту тему. Доктор сказал, что ее разуму нужно время, — признался я.
— Мы с твоей мамой заглянем в больницу и навестим ее, — сообщил папа. — Если она так важна для тебя, значит, она важна и для нас.
— Правда? — Я слегка удивился, что он одумался.
— Конечно. Но ты должен мне кое-что пообещать. — Он встретился с моим взглядом. — Не позволяй этому поглотить тебя. Сосредоточься на своей работе, друзьях, доме. Не позволяй всему, что ты построил, рассыпаться в прах.
— Не позволю, — поклялся я. Я был сильнее, чем он думал. Может быть, это просто родительские заскоки. Я не знал, и по правде говоря, мне было все равно.
Он кивнул.
— Хорошо. Я вернусь домой и поговорю с твоей матерью. Уверен, она захочет купить цветы или что-нибудь еще для твоей… для, эм, Амнезии.
— Спасибо, пап.
— И если тебе понадобится больше свободного времени, позвони мне. Я, может, и старею, но все еще могу держать оборону здесь.
— О, в этом я не сомневаюсь, — усмехнулся я.
Прозвенел колокольчик над дверью, и вошел покупатель. Под прилавком зазвонил телефон.
— Лучше займись работой, — сказал папа, взял упаковку салфеток и направился к двери.
Махнув рукой, я ответил на звонок, наблюдая за тем, как он уходит.
Положив трубку, я заметил, что кто-то завис в проходе недалеко от прилавка.
— Доброе утро, Мэгги. — Я окликнул ее и широко улыбнулся. — Я не видел, как ты вошла. Как ты?
Она двинулась вперед, неся в руках корзину, наполненную продуктами.
— Думаю, ты находился в задней части с отцом, когда вошла. Дверь была открыта.
Она была здесь все то время, что мы разговаривали с папой. И должно быть, все слышала. Мы определенно не старались быть тихими.
— Ты слышала, — сказал я, не потрудившись притвориться. Сплетни быстро распространялись по городу.
Кроме того, Маргарет Фостер имела право на любопытство.
Мэгги поставила корзину на прилавок между нами, выглядывая поверх верхушки листового салата.
— Ты действительно думаешь, что это она? — тихо спросила женщина.
На этот раз я знал, что в магазине есть и другие посетители, поэтому старался вести себя тише:
— Да, думаю.
Глаза Мэгги наполнились непролитыми слезами, а нижняя губа дрогнула. Маргарет всегда выглядела собранной, на ней всегда был идеальный макияж, а каштановые волосы — стильно уложены. Это не казалось чрезмерным, а так, чтобы показать, что она заботилась о своей внешности. Ее одежда была обычной: джинсы и футболка с названием нашего озера.
— Ты говорил правду? Ее память до сих пор не восстановилась? — Она облокотилась на стойку и прошептала: — И кто-то пытался убить ее?
Я кивнул.
— Пытался утопить ее.
— Мне так стыдно, — приглушенно произнесла она.
— Почему? — нахмурился я.
— Я не приходила в больницу. Боялась, что это воскресит слишком много воспоминаний. Но я была эгоисткой. Она потеряла гораздо больше, чем я.
— Это сложная ситуация. Кроме того, пару дней назад она была еще в коме.
— Но сейчас она в сознании.
— Да, в сознании, — я улыбнулся. — Она сильная. Настоящий боец.
Глаза Мэгги загорелись.
— Ты действительно заботишься о ней.
— Да, это так.
— Я хочу помочь. Что я могу сделать?
Сначала мои родители, теперь Мэгги. Люди приходили в себя, и я точно знал, что когда они познакомятся с Амнезией, то примут ее с распростертыми объятиями.
— Что ж, — протянул задумчиво, — ей нужна одежда. Ничего модного и изысканного, что-нибудь простое. Все, что у нее есть, это больничная накидка.
— Бедняжка, — прошептала Мэгги. — Я сделаю несколько звонков, соберу пожертвования и несколько предметов первой необходимости.
— Было бы здорово, — я улыбнулся. — Я все передам ей, когда пойду проведать.
— Вообще-то я сама отнесу. Мне нужно проведать ее. Пришло время.
Беспокойство омрачило мое лицо, и Мэгги не могла этого не заметить.
— Я ничего не скажу. Я все понимаю.
— Спасибо, Мэгги. Это будет много значить для нее.
— Как ты и сказал, люди в Лейк-Лохе заботятся друг о друге. Не знаю, где бы я была сегодня, если бы у меня не было поддержки после смерти моего Криса.
Я сложил ее покупки, и она бегом отправилась собирать одежду для Амнезии с искрой решительности в глазах.
И пусть никто, казалось, не верил в то, что она была именно той, о ком я думал, они не могли доказать, что я ошибался. В настоящий момент девушка была жертвой чего-то ужасного, и ей требовалась помощь. Люди начинали замечать это, и они протягивали ей руку помощи.
Этого было достаточно.
Пока.
Глава 12
Амнезия
Казалось, что мне как никогда важно все помнить. Несмотря на важность этого, мой мозг просто не хотел сотрудничать. Я так часто заглядывала внутрь себя, что порой начинала думать, будто теряю настоящее, стремясь догнать прошлое. Я торговалась с самой собой, даже умоляла, но безрезультатно.
Мой разум просто не хотел выдавать свои секреты. Я не раз задавалась вопросом, насколько плохи эти скрытые воспоминания, если мой разум не желает от них отказываться.
Все врачи убеждали меня, что это защитный механизм, что мое тело и разум защищали меня от дальнейшей боли. Часть меня была благодарна за опеку, но другая была расстроена.
Как я могла двигаться дальше, если не знала, где нахожусь? Что, если там была жизнь, — жизнь, которая принадлежала мне и которая все это время стояла на паузе? Что, если меня ждали люди, гадая, куда я запропастилась?
«Но эти люди никогда не искали меня. Этим людям, должно быть, наплевать».
Это словно постоянное перетягивание каната. Постоянная борьба между знанием и незнанием. Что из этого лучше?
Любой из вариантов казался адом.
Больше всего меня беспокоило именно незнание: я не могла доказать, что кто-то пытался меня убить. Они по-прежнему не верили мне, и чем больше времени проходило после нападения, тем меньше шансов у меня оставалось, чтобы их убедить в обратном.
Черт, в некоторые дни им почти удавалось убедить меня в том, что все это было просто сном. Когда такое случалось, я вспоминала, что сказал мне Эдди тем утром. «Не позволяй им изменить твое мнение».
Конечно, я о многом еще не знала, но понимала разницу между сном и явью. После того первого кошмара мне приснилось немало снов. Все они были одинаковые: я тону, плывя в подводном мире тишины и покоя. Но это не тот покой, который мне нравился, этот был мрачным. Даже жутким. И всегда там стояла фигура, иногда просто тень — ожидающая, скрывающаяся, пытающаяся поглотить меня полнейшей темнотой.
У человека никогда не было лица. Оно никогда не открывалось мне.
И все же я не сомневалась в том, что он был реален.
Врачи сказали, что это, вероятно, память пыталась выбраться на поверхность. Воспоминание о той ночи, когда кто-то пытался меня убить. Я не знала, как мне удалось сбежать. Никто не знал. Моя единственная догадка заключалась в том, что человек чем-то ударил меня, затем погрузил глубже под воду, и я затерялась. Они не смогли найти меня. Течение в ту ночь было сильным, и это, похоже, спасло мне жизнь. Вода оттолкнула меня от убийцы туда, где меня, в конце концов, нашел Эдди.
Несмотря на то, что никто не верил, будто кто-то в больнице пытался убить меня (кроме Эдди), никто не оспаривал тог факт, что я почти стала жертвой убийства. Кроме того, была поднята тема, — очень осторожно, конечно, — что я на протяжении многих лет подвергалась насилию, прежде чем оказалась в озере. Состояние, в котором меня нашли, и множество травм (заживших и свежих), указывали на жестокое обращение.
Опять же, возможно, мне лучше и не вспоминать. Казалось, что узнавать об этом гораздо тяжелее, чем начинать все с начала.