Кэйл развел руками:
– Ты видел и слышал ровно столько же, сколько и я. – Казалось, он приуныл.
Действие наркотика слабело. Эверетт это чувствовал.
– По дороге сюда, в пустыне, я видел машину вроде этой, на которой мы сейчас летали. С нее мою тачку пометили.
– Да, такие машины тут встречаются. А может, просто снятся. Ты когда-нибудь видел соты? Ведь не видел, правда?
– Правда.
– И я. В вэнсовском Лос-Анджелесе с ними не соприкасаешься. Только летаешь и лупишь по ним издали.
Эверетт вдруг подумал: а вдруг он и впрямь способен на то, чего ждет от него Кэйл? Вдруг он способен во сне сделать пробирочный мирок Кэйла явью? И если в настоящем мире Вэнс действительно мертв, вдруг он оживет?
Может быть, он обязан это сделать ради Гвен?
– Конечно, я помню Вэнса, – сказала Даун Крэш. – Тупой самонадеянный мужлан.
– Значит, он настоящий, – сказал Эверетт. – Не просто выдумка Кэйла. – Ему приходило в голову, что сцена над Лос-Анджелесом могла быть всего-навсего риторическим вымыслом, пропагандистским трюком в холодной войне Кэйла с Илфордом.
– Конечно, настоящий. И скандалы тут устраивал настоящие, пока его Илфорд не выгнал. – Она усмехнулась. – Если хочешь знать, я с ним даже спала.
– Выходит, пришельцы…
– Вэнс настоящий, но из этого еще не следует, что инопланетяне тоже настоящие, – возразил Фолт. – Всего-навсего еще один сон. Знаешь самый легкий способ держать народ в узде? Покажи ему какого-нибудь грозного врага, и тогда все твои глупости можно будет оправдать военной необходимостью.
Едва наступил вечер, Даун и Фолт приехали на машине и предложили Эверетту развеяться. Эверетт сидел в комнате Фолта у подвального окна, смотрел, как меркнет в тумане закат, и отходил от визита к Кэйлу. При виде взломанного холодильника Фолт нахмурился, но ничего не сказал.
Они спустились с холма в Прикрепленный район, к злачному местечку под названием «Пустота», где подавали мерзкое пиво в объемистых грязных кувшинах. Бар показался Эверетту знакомым, но воспоминания ускользали и на фоне всего прочего, что никак не удавалось припомнить, испортили ему настроение. В баре было людно, в кабинках и за столами – уйма мексиканских подростков с жидкими бороденками и стареющих шлюх, охотниц за дармовой выпивкой. У бильярдного стола, примеряясь стукнуть по шару, скалил зубы негр. Бармен непрестанно пихал монеты в проигрыватель, будто ему давно осточертела болтовня посетителей и он хотел заглушить ее музыкой. Эверетт, Даун и Фолт расположились в сумрачной кабинке у черной стены.
Эверетт почувствовал, как по жилам побежали хмель и ритм музыки. Показалось, что сам он – всего лишь сумма этих ощущений.
– Ты моих родителей помнишь? – спросил он Фолта.
– Ни разу их не видел, – осторожно ответил Фолт. Его, похоже, встревожила угрюмость в глазах Эверетта.
– Неужели я про них никогда не рассказывал?
– Может, и рассказывал, да только я не припоминаю. – Фолт поднял пивную кружку, спрятал за ней лицо.
– А я-то думал, если возвращаюсь, значит, кого-то найду. Себя.
– Когда я тебя в Вакавилле отыскал, ты был Хаосом. Радуйся тому, что имеешь.
– Понять, кто ты такой, воспоминания не помогут, – сказала Даун. – Тем более сейчас.
– Ну а что поможет? – спросил Эверетт с горечью и сарказмом. Лишь оставшись ни с чем, он понял, как ему был необходим ответ.
– Ты – это то, что ты делаешь. Ты – это твой выбор. – Она глотнула пива. – Тот, в кого себя превратишь.
– Значит, мне не надо беспокоиться насчет того, кем я был раньше? Даун пожала плечами.
– Беспокойся, если охота, только не зацикливайся. Потому что никогда не будешь знать наверняка.
– А как насчет тебя? – Эверетта вдруг разозлил ее самоуверенный тон. – Почему для тебя все так просто? Или ты помнишь, кем была до Развала? И считаешь, что нынче тебе живется ничуть не хуже, чем тогда?
– Мне бы очень хотелось забыть, кем я была раньше.
Эверетт поразмыслил над этим откровением и почувствовал жгучую зависть. Хотя, возможно, тут мало разницы с желанием не видеть снов, подумал он. С беспробудным пьянством, чтобы не видеть Келлога.
– Ведь ты и раньше была замужем за Гарриманом, да? – спросил он. – Ты ведь его жена?
– Мы уже давно вместе. Но это, пожалуй, не то, что ты думаешь.
– Он кто, ученый? Спец по снам? Кем он раньше был?
– Да, он вел исследования в этой области, но Развал, конечно, ему помешал, как и всем остальным. Не хочу говорить о Гарримане. Скучная тема.
Эверетт забрался поглубже в кресло. Он устал вытягивать из собеседников ответы, не проливающие ни капли света. Его взгляд медленно прошелся по стойке бара к в фасадному окну с полосками липкой ленты на трещинах в стекле и пыльной ветхой рамой. Он узнал стоявшего на улице человека, вернее, человекоподобного робота, телевангелиста. Он то ли проповедовал, то ли выговаривал двум пацанятам, которые сразу напомнили Эверетту Рэя и Дейла. Но это, конечно, были другие, совсем незнакомые дети. На глазах у Эверетта они вырвали из карманов андроида кипы брошюр, швырнули на асфальт и дали деру. Робот невозмутимо нагнулся и подобрать свое добро.
– Почему бы тебе на бильярде не поиграть? – сказала Даун Фолту.
Тот послушно кивнул и выскользнул из кабинки. Эверетт смотрел, как он подходит к столу, как, заговаривая с игроками, нервно дергает головой.
– Я хочу потолковать о девушке из снов, – произнесла Даун.
– Это ты о ком?
– О Гвен. Ее ведь так зовут? Ты ее любишь. Потому и вернулся.
Эверетт кивнул. Он слишком устал, а может, был слишком пьян, чтобы возражать.
– Кэйл хочет, чтобы ты сделал его мир настоящим.
Он отвернулся, не желая подтверждать. На вечеринке от него не укрылось, что Даун презирает Кэйла.
– Чтобы они с девушкой могли жить, – напирала она. – Только не лги, Билли мне все рассказал.
Он снова встретил ее взгляд. Все равно что кивнул.
В полумраке кабинки она придвинулась к нему – соприкоснулись плечи, бедра и колени.
– Знаешь, – сказала она, – а ведь у меня есть идея получше.
– Получше, чем какая?
– Преврати меня в Гвен.
– Не понял.
– Воспользуйся своей силой, чтобы сделать из меня ту, кого ты хочешь. Тогда она станет живой, и ты ее получишь. Ты ведь способен, сам знаешь. Сделай меня ею, и уедем отсюда вместе. Если хочешь, переберемся в тот дом из твоих снов.
Он закрыл глаза, поднял и осушил кружку. И почувствовал на своем бедре ее ладонь.
– Это не очень порядочно, – выдавил он.
– Благодарю.
– Можно спросить, какая тебе в этом выгода?
Она рассмеялась и вонзила пальцы в его ногу.
– Эверетт, я бы могла ответить: не твое дело. Но я скажу. Я снова стану молодой. Конечно, я еще не старуха, но твоя Гвен совсем молоденькая, как и ты. А мне хочется новой жизни. И ты способен посодействовать. У тебя есть сила.
Он промолчал.
– Эверетт, она же не настоящая. И я знаю, как тебе этого хочется. А после тебе не придется творить чудеса.
– Ну а как же Гарриман и Илфорд? Как насчет их планов?
– Милый, я с удовольствием погляжу, как их планы развеются в дым. – Не убирая руки с его бедра, она повернулась, и ее лицо оказалось напротив лица Эверетта.
– Поцелуй меня.
Он приник к ее губам и ощутил вкус ее дыхания. Сладкое, как яблочный сок. Но с горьковатой примесью. Вроде сажи или уксуса.
Даун оторвалась от скамейки, прижалась к Эверетту грудью и животом. Эверетт почувствовал, как она расстегивает ему ширинку. Рев динамиков, запах пота и застоялого дыма, стук бильярдных шаров, язык Даун у него во рту и рука на его бедре – все отодвинулось прочь, точно айсберг. Перед Эвереттом остались только море и туман.
Он выпрямил спину и потряс головой. Даун открыла глаза, усмехнулась и отстранилась.
– Ты же знаешь, ты – не Гвен. – Ему хотелось вместе с этой фразой выплеснуть всю свою мировую скорбь.
Но с лица Даун не сходила улыбка:
– Да. Пока – не Гвен. Но я не совсем безнадежна.
Он покинул кабинку, прошел в туалет и встал, покачиваясь, у писсуара. Следом вошел Фолт с кием в руке.
– Ну, чего, Эверетт? Ты как?
– Пошли отсюда, – сказал Эверетт.
Он стоял и смотрел вверх, на низкий небосклон, на толщу тумана, что придавила черные рощи. Даун высадила Эверетта и Фолта у подъездной дорожки перед домом Илфорда, и ее машина скрылась в ночи, и почти тотчас умер гул мотора.
В тот миг Эверетт пожалел, что отпустил ее. Ведь он мог вырваться из этой гнетущей громадины – дома Илфорда, поехать к ней, лечь в ее постель и спрашивать, спрашивать… Похоже, ее влечение было как-то связано с тем, что она помнила… Он ненавидел себя. За то, что толкнуло его к ней. За то, что у него нет прошлого.
Он повернулся к дому и разглядел силуэт Фолта. Тот ждал. Внезапно к горлу подкатила рвота.
– Так ты и нашим и вашим, ara? – спросил он.
– Чего? – Фолт вытаращился на него в потемках.
– Всем подряд меня подсовываешь. Ил-форду, Кэйлу, а теперь и Даун…
– Хамишь, Эверетт.
– Каждому охота отщипнуть от меня кусочек, – сказал Эверетт. – Всем, кроме тебя. Для тебя я – живец.
– Ты очень многого не понимаешь, – сказал Фолт.
– Тебя хоть заботит, на чьей ты стороне?
– Меня одно заботит: выжить, – гордо изрек Фолт. – Как и тебя, как и всех прочих. Что надо делать, то я и делаю. Ты ведь, Эверетт, моих проблем не знаешь. Понятия не имеешь, что со мной было.
Наступила тишина. Эверетт и Фолт стояли друг против друга во тьме на подъездной дорожке. Эверетт слышал собственные вздохи, чувствовал пульс, усиленный хмелем. Впереди сияли окна Илфордовой гостиной, точно маяки в тумане. Окно подвальной комнаты не светилось.
– Ты прав, – сказал наконец Эверетт. – Я не знаю, что с тобой было.
– То-то и оно.
– Ну так расскажи. Что с нами было, когда случился Развал? Что произошло с Кэйлом?
– Да ничего особенного. Могло быть куда хуже.
– Кого защищаешь? Илфорда? Кэйла? Или себя?