Журавлев засмеялся простуженным лающим смехом, но быстро прервал веселье.
– Короче, возникли некоторые сложности, – продолжил он. – У Субботина семейные неприятности. Трагически погибла жена его сына. Обстоятельства её гибели мне пока не известны. О нашей встрече Субботин и слышать не хочет, вообще не желает ничего со мной обсуждать.
– Что же нам теперь делать? Субботин был последней надеждой…
– Что делать? – переспросил Журавлев. – Ничего. Нужно набраться терпения и ждать. Нужно время, пусть клиент дозреет. Пусть поумнеет. Поймет, что сотрудничество с нами его шанс. Думаю, Субботин спохватится и найдет меня сам. Если к тому времени ещё будет жив.
– И сколько нужно ждать?
– Не задавай наивных вопросов. Возможно, пару дней. Возможно неделю или месяц.
– Но у меня нет в запасе этого месяца.
– Хорошо. А что можешь предложить ты лично?
– Ничего, – сказал Локтев.
– Тогда придется ждать. Счастливо.
Локтев положил трубку. Он побродил по квартире, вышел на кухню. Мухин сидел за столом и заправлялся манной кашей. Пальцы правой руки, скрюченные подагрой, плохо держали металлическую ложку, жидкая каша капала на стол.
– Давай ещё в шахматы? – предложил Мухин.
Локтев покачал головой. В эту минуту он вдруг вспомнил о пейджере, ещё до отъезда в Карелию забытом в ящике прикроватной тумбочки. Локтев вернулся в комнату, выдвинул ящик, включил пейджер.
Точно, висит сообщение: «Алексей, на улице Косточкина я хорошо повеселился. Спасибо за развлечение. Думаю, и в дальнейшем мы сможем приятно проводить время. Привет тебе от Лиды Смирновой. Кстати, у неё неприятности. Если соскучишься, кинь сообщение на пейджер. Всегда твой М.Т.»
Локтев поднял руку, уже хотел грохнуть пейджер об пол, но в последний момент сдержался. Что произошло на улице шахтера Косточкина? И какие неприятности у Смирновой? Он полистал телефонный справочник, дозвонился в справочную Ленинградского вокзала. Поезд, на котором работает Смирнова, прибывает из Питера завтра в четыре вечера.
Локтев выключил свет, упал на разложенный диван и отвернулся к стене. Меланхолия навалилась на него, как кирпичная стена. Навалилась и погребла под собой. Такую тоску и безысходность человек может испытывать поздней осенью в залитым бесконечными дождями провинциальном городишке.
Столько усилий, столько риска, столько времени ушло на поиск Тарасова, а этот сукин сын не стал ближе ни на шаг.
Если все и дальше так пойдет, Руденко сдержит обещание. Все московские приятели Локтева узнают о том, что он изъявил желание стать внештатным стукачом… За деньги, за грошовую милицейскую подачку, наушничал, записывал разговоры знакомых, стучал на них. О, Господи, лучше не думать о последствиях. Будь проклята вся эта мышиная возня.
Локтев не заметил, как задремал.
Утро не принесло новостей. Телефон хранил гробовое молчание.
Локтев умылся, но вместо того, чтобы энергично начать день, снова повалился на диван. Он долго лежал на спине и разглядывал серый потолок. Затем перевернулся на бок, зацепил ногтем кусочек обоев и оторвал бумажку от стены. Слюнявя палец во рту, он стал ковырять стену. Сухая штукатурка, смоченная слюной, становилась мягкой и податливой, крошилась в серую муку.
К полудню Локтев устал ждать.
Итак, все концы оборваны, фокус с пейджером разгадан. Поиски Тарасова приходится начинать по второму кругу. Начинать с нуля, начинать на голом месте. И никакого просвета впереди, ни единой зацепки. Нужно сидеть, ждать у моря погоды. Нужно запастись терпением… Сколько там потребуется этого терпения? Мешок? Или вагон? Все равно сколько. Нужно сидеть и ждать.
И ни единой зацепки… Стоп.
А как звали того мордастого бугая, который едва не убил Локтева своими кулаками в пансионате «Сосновая роща»? Звали его Марат. Редкое имя. На вид ему года тридцать два, возможно, тридцать пять. Локтев немного разбирается в спорте. Он способен отличить культуриста, даже качка профессионального, от штангиста. Марат не качок.
Без сомнения этот тип в прошлом занимался силовыми видами спорта. Борьба, бокс, метание молота, штанга. Что-то из этой оперы. Борьба отпадает. Локтев увлекался борьбой. И если бы этот Марат добился каких-то успехов в греко-римской или вольной борьбе, его физиономия была бы памятна Локтеву. Марат малоподвижен, неуклюж, мышцы закрепощенные. Нет, борцы так не двигаются. Бокс? С такой талией, полутораметровой, боксеров не бывает.
Скорее всего, десять к одному, этот Марат отдал молодость тяжелой атлетике. Наверняка, чего-то добился. Имеет парочку медалей, надевает их по праздникам, важничает, позвякивает своими медальками.
Так, так… Спортсмен, тяжелоатлет, да ещё с таким редким именем.
Нет, не на пустом месте приходится начинать поиски Тарасова, не на пустом. Локтев сел, обхватил руками голову. Где именно, в какой организации или учреждении можно узнать о спортсменах все или почти все? Разумеется, в Комитете по физической культуре и туризму.
Но в этой конторе у Локтева нет ни одного знакомого. Стоп, стоп… Нет знакомого, так есть знакомые знакомых. Он наморщил лоб, вспоминая телефон старого приятеля, заведующего редакцией спортивной жизни журнала для настоящих мужчин «Витязь». Локтев придвинул к себе аппарат.
Когда на другом конце провода раздались длинные гудки, попросил позвать Михаила Кузьмина. Тот не заставил себя долго ждать.
– Сколько лет, сколько зим, – воскликнул Кузьмин.
– Нисколько лет, – ответил Локтев. – Всего два месяца не виделись. Как твои журналистские успехи? С женой помирился?
– Успехи так себе. Все в отпусках, я тут один пашу, как каторжный. А с женой подали заявление. Суд через месяц. Если скучно, приходи, заседание открытое. Послушаешь, как мы будем делить совместно нажитое имущество. Ты поболтать звонишь или по делу?
– По делу. И ты единственный человек в этом городе, который может мне, земляку, помочь. Позарез надо найти одного бывшего спортсмена по имени Марат, фамилию не знаю. Ему года тридцать два, тридцать пять. Кажется, он в прошлом штангист. Я просто умираю с ним встретиться. Это вопрос жизни и смерти.
– Смерти для тебя или для него?
– Вопрос смерти – для него. Для меня – вопрос жизни. У тебя есть знакомые в Госкомспорте? Ну, чтобы помогли мне найти этого Марата?
– Запиши, его зовут Сазонов Валера, – Кузьмин продиктовал телефон пресс-секретаря комитета. – Звони этому малому, он найдет тебе десяток Маратов, которые в прошлом штангисты. Позолоти ему ручку, но сильно не балуй. Он тебе все расскажет. И представься корреспондентом нашего журнала.
– У меня спросят удостоверение.
– Слушай, я пятнадцать лет занимаюсь журналистикой. И за эти годы предъявлял удостоверение чиновникам, может, раз пять. Или того меньше.
– А вот у меня удостоверение обязательно спросят. Я выгляжу неадекватно. Побрился наголо. Бровь разбита, и синяк под глазом ещё не зажил.
– Что, муж подруги вернулся домой раньше времени? – Кузьмин засмеялся. – Знакомая ситуация. У меня вот жена вернулась раньше времени – теперь у меня нет семьи. Ладно, на всякий случай я сам позвоню. Скажу, что присылаю своего корреспондента. А ты держись поувереннее, но без лишней наглости.
Локтев поблагодарил Кузьмина, положил трубку и отправился на кухню завтракать. Правильно, что дельные мысли приходят на голодный желудок. Через час он дозвонился в Госкомспорт и условился о встрече с пресс-секретарем.
Внизу на вахте Локтева встретил Валерий Сазонов.
Пресс– секретарь вгляделся в лицо корреспондента журнала «Витязь», покачал головой, но вопросов задавать не стал. Он проводил Локтева мимо вахтера, впавшего в летаргический сон. Лифт, застряв между этажами, стоял на приколе уже второй день. Пришлось подниматься на третий этаж по лестнице.
На период летних отпусков длинные коридоры Комитета по физической культуре и туризму вымирали. На пути Локтеву не встретился ни один человек.
Остановившись перед полированной светлого дерева дверью, Сазонов долго возился с замком, наконец, открыл кабинет и усадил корреспондента журнала для настоящих мужчин за стол для посетителей.
Локтев осмотрелся по сторонам. Типичная обитель мелкого спортивного функционера. Казенная рухлядь, отдаленно напоминающая мебель, деревянная кадка фикусом, пожелтевшим от сквозняков, небольшой холодильник в углу. На стенах несколько спортивных вымпелов и плакатов.
Покрутившись возле гостя, Сазонов, нутром угадал желание Локтева, залез в холодильник и поставил на стол запотевшую бутылку фруктовой воды. Придвинул стакан и открывалку. Подумав минуту, вытащил из холодильника тарелочку, на которой покоились два бутерброда с давно завядшим сухим сыром.
Локтев, томимый жаждой, от бутербродов отвернулся. Он поблагодарил Сазонова за воду, открыл бутылку и, плеснув в стакан пенистой ядовито желтой жидкости, сделал большой глоток.
– Я ваш журнал читаю, – сообщил Сазонов, занимая место не за рабочим столом, а за гостевым, напротив Локтева. – Как же, журнал для настоящих мужчин. Фотографии хорошие, бумага. Но вот сами статьи не всегда профессиональные. Жиденькие.
– Да, но бумага-то очень хорошая.
Локтев кивнул головой, соглашаясь с собеседником, и подумал, что хорошую бумагу жалко переводить на ту чепуху, что печатают в «Витязе». Он хотел сказать что-то хорошее о журнале, но так ничего и не придумал.
Последний номер издания для настоящих мужчин, чтобы ознакомиться с его спецификой и не сесть в лужу в разговоре с пресс-секретарем, он полистал по дороге в метро. Но не нашел на глянцевых страницах ничего содержательного. Порочные женские лица, красивые автомобили, интерьеры богатых домов. Вот и все. Локтев бросил журнал в урну.
– А как Гладковский поживает? – спросил Сазонов.
Локтев неопределенно пожал плечами. Он представления не имел, кто такой Гладковский и как этот незнакомый человек в данный момент поживает.