Беспощадная тишина в ответ резанула больнее, чем лезвие ножа. Устав сдерживать себя, Тоня повалилась на диван и разрыдалась навзрыд, прямо как в детстве. Те зимние каникулы она вспоминала потом как долгий черно-белый сон и теперь понимала фразу героини Одри Хепберн из «Завтрака у Тиффани»: «Грустно – это когда толстеешь или когда идёт дождь, а когда лезешь на стенку, это по-другому».
Теперь же на дворе было лето, и Тоне хотелось верить, что эту поездку она переживет легче, чем тогда зимой. Но было еще тяжелее. Зеленый тенистый сад, шелест листьев за окном, похожий на звук проливного дождя, мычание соседних коров оживляли в ее сердце воспоминания о тех временах, когда мама была рядом. И Фомка еще был живой. А теперь его покренившаяся конура уныло выглядывала из-за кустов, готовая развалиться на доски от натиска чересчур сильного ветра. Он умер, когда Тонька училась на первом курсе.
Новость о том, что дочка Гуровых приехала продавать дом, облетела деревню за минуты. Для нее было полной неожиданностью предложение, прозвучавшее по телефону еще накануне летней сессии. Через деревню собирались проводить федеральную трассу, по плану дорога должна была проходить как раз через то место, где стоял Тонин дом, и за его снос ей предложили неплохие деньги. Все детали регулировались по электронной почте, и после сдачи последнего экзамена Тоне оставалось только приехать и подписать бумаги. Она хотела поскорее покончить с этим и уехать в тот же день, чтобы оставить свое прошлое в прошлом.
Тоня сортировала вещи в своей комнате, когда во дворе скрипнула калитка и через несколько секунд в дверь постучали.
Она никак не ожидала увидеть на пороге Андрея Петровича, того самого любовника матери, который украл все ее накопленное золото и удрал в Москву. Он выглядел гораздо хуже, чем тот, каким она его вспомнила. Постарел за эти годы и выцвел, как и его старая клетчатая рубашка. Бледный, с нервным тиком на правом глазу, потрепанный, теперь бывший мужчина ее мамы напоминал ей наркомана, и Тоня даже испуганно отпрянула назад при мысли о том, что он пришел, чтобы снова обокрасть ее. И никто ведь не поможет, она тут совсем одна!
– У меня нет наличных! Деньги переведены на счет! – начала было Тоня, но Андрей Петрович перебил ее, схватив за руку, и умоляюще посмотрел ей в глаза.
– Ради Бога, прости! Прости меня грешного! Вот, возьми! Забери это, забери!
Мужчина всучил ей в руки тяжелый сверток.
– Что это? – недоуменно спросила Тоня.
– Золото твоей мамки. Ну, то, что осталось. Часть я обратно выкупил из того, что удалось найти. А остальное деньгами. Только умоляю, скажи своей бабке, чтобы она оставила меня в покое.
– Кому?!
– Бабка твоя каждую ночь ко мне приходит во сне, изводит, говорит, на тот свет за собой затащит, если я не верну то, что причитается тебе. Я за этот месяц два раза в аварию попал, а на днях чуть шею не свернул, когда со стремянки упал. Это она так предупреждает меня…
Только когда он ушел, прихрамывая на левую ногу, как побитая собака, Тоня развернула сверток и обалдела, не веря своим глазам.
«Спасибо, бабушка!»
Этих денег было достаточно для того, чтобы действительно оставить свою жизнь в прошлом.
Белка почувствовала леденящий холод до того, как открыла глаза и обнаружила себя на полу продуваемого насквозь вагона грузового поезда. Пуховик, оставленный на спинке стула в «Маленьком Принце», был бы здесь весьма кстати.
Мысли об этом прервал чей-то стон. Белка огляделась по сторонам и с ужасом обнаружила вокруг себя полураздетых, измученных калмыков, судя по тому, что героиней ее очередного путешествия по времени и пространстве была некая Герел Манкирова из Калмыкии.
В вагоне находилось не менее сорока человек. Изможденные старики беспрестанно кашляли и сиплыми голосами бормотали молитвы на калмыцком языке. В углу грудной младенец разрывался в приступе плача, а его мать, метавшаяся в лихорадке с безумными горящими глазами, в отчаянии пыталась согреть его своим телом, но одетая в тонкую длинную рубашку, она сама нуждалась в тепле. Рядом плакали ее дети постарше – девочка лет пяти и мальчик лет десяти. Осунувшиеся, с голодными глазенками, напуганные, они с отчаянием смотрели на умирающую мать.
Белка повернула голову в другой угол вагона и наткнулась взглядом на безжизненное тело старушки. Рядом с ней лежал ее муж. Он бережно обнимал ее, молча глядя невидящими глазами в никуда. Наверное, он смотрел в прошлое и видел, как они, еще молодые и счастливые, скачут по бескрайней степи на лошадях в лучах весеннего солнца.
Белка обвела вагон взглядом. Кашель, стоны, плач, вздохи – все перемешалось с завыванием ветра. Повсюду одна и та же картина – убитые горем, убитые холодом, убитые голодом, эти полуживые люди…
Она знала кто они и почему едут в этом поезде, непригодном для перевозки людей. Знала и то, куда их везут.
Ей вспомнились строчки из стихотворения, которое Белка не раз слышала от своей бабушки-калмычки.
Тогда степные стыли дали,
Война вела кровавый счет…
Послал калмыкам «мудрый» Сталин
«Подарок» свой под Новый год.
Звучали песни о «родимом»,
А он забросил все дела,
Чтоб тень усов, пропахших дымом,
Над вольной степью вмиг легла.
В Кремле бумаги шелестели,
Считал наш «вождь» людей улов,
На сапогах его блестели
И слезы вдов, и пыток кровь.
И скот ревел, и вдовы выли,
Над Волгой мчались поезда,
Людей насильно увозили
В Сибирь на долгие года!
Кто жил доносом, кто надеждой…
Державной воле вопреки
Делились хлебом и одеждой
С калмыками сибиряки.
Белка поняла, что очутилась в злосчастном 28 декабря 1943 года, о котором ей с детства со слезами на глазах рассказывала бабушка, когда по указу президиума Верховного Совета СССР от 27.12.1943 началась беспощадная операция «Улусы». Вот так, одним махом, было решено ликвидировать Калмыцкую автономную республику, а калмыков отправить в далекую холодную Сибирь. Это был сорок третий – время ожесточенных боев с фашистами, когда каждый солдат был на счету, в них так нуждались на фронте. Но, видимо, спецпереселение калмыцких женщин, детей и стариков, для чего было привлечено более десяти тысяч военных и сняты с фронта тысячи железнодорожных вагонов, посчитали куда более важным делом…
Ранним утром военные из войск НКВД-НКГБ ворвались в дома мирных жителей. Плохо знающие русский язык, эти перепуганные старики, женщины и дети толком и не поняли в чем дело. По прибытии в дом опергруппы должны были объявить об указе Президиума Верховного Совета СССР от 27 декабря «О ликвидации Калмыцкой АССР и образовании Астраханской области в составе РСФСР», произвести тщательный обыск и предложить собрать необходимые вещи, затем немедленно погрузить вывозимое имущество на транспортные средства и в сопровождении бойцов войск НКВД направить калмыцкую семью к месту сбора. Но на деле несправедливо обвиненные в предательстве напуганные семьи растерянно выходили из дома без теплой одежды и продуктов. Они были первыми обречены на смерть…
Немощные старики, беспомощные дети и бедные женщины неделями мучились в грязных холодных вагонах, предназначенных для перевозки скота, тысячами умирали в дороге от холода, голода, воспаления легких и дистрофии. Поезда с выселенными калмыками были первыми, опробовавшие мост через Волгу. Если бы он не выдержал, невелика была бы потеря, как посчитали «наверху». И за эту операцию «Улусы» Лаврентий Берия и его заместитель Серов получили ордена Суворова I степени…
Потрясенная Белка сидела в углу вагона, прижав колени к груди, чтобы хоть немного согреться, и смотрела по сторонам, не зная что делать. Если ее отправили сюда, значит, это как-то связано с Герел Манкировой. Наверняка она где-то поблизости. Но вот где ее здесь искать?
В это время девочка лет пяти, плакавшая возле умирающей матери с грудным ребенком, подняла глаза на Белку, и в них как будто бы загорелся радостный огонек, какой появляется при виде людей, которых рады видеть.
Девочка поднялась с пола и зашагала прямиком к ней с улыбкой, озарившей ее маленькое личико. Она шла, протягивая свои худенькие ручонки, и Белке даже показалось, что девочка шепчет ее имя!
Вдруг в этот момент, когда маленькая калмычка была на полпути к изумленной кочевнице, поезд резко стал останавливаться. Пронзительно завизжали тормоза. Девочку отбросило в сторону.
Тут Белка с ужасом заметила, что ее отшвырнуло к стене, из которой торчал одинокий длинный гвоздь. И малышка летела прямо на него! Еще несколько мгновений, и гвоздь проткнет ее насквозь!
– Герел! Герел! – отчаянно закричал ее десятилетний брат.
За считанные секунды он сделал рывок к сестренке и заслонил ее собой.
Поезд резко затормозил, и мальчика отбросило к стене. Гвоздь вошел ему в сердце.
– Хоня! Хонька! – закричала маленькая Герел.
Белка с ужасом смотрела, как бурое пятно крови расползается по его серой рубашке. И в этот момент ее словно накрыло волной. Она погрузилась в темноту. Звук как будто отключили. Тишина. Никаких криков девочки и завываний ветра. Она потеряла сознание.
Очнулась Белка в незнакомом месте. С облегчением она обнаружила, что находится не на морозе на улице, как в прошлый раз, а в довольно теплом помещении. Вокруг нее не спеша бродили люди, переговариваясь негромкими голосами и что-то разглядывая на стенах.
Белка огляделась по сторонам. Только теперь она обратила внимание на то, что люди вокруг рассматривали на стенах картины.
Неужели я попала на какую-то выставку?
Белка встала с диванчика и глянула на полотна. На них всех были изображены горы. Высокие заснеженные Гималаи, величественные и манящие своей безукоризненной чистотой. На табличке гласило имя автора – Николай Рерих.