Мишкин взгляд забегал, раз за разом сворачивая в угол, где о чём-то разговаривали наш куратор и мадам де Грорувр. Мозги заскрипели так, что слышно, подозреваю, было на всё здание — решалась тяжёлая дилемма: дурачиться хотелось, а вот из Академии из-за прогулов и опозданий вылететь не очень. Месье Савиньен задания принимал спустя рукава, и зачёты ставил также, но терпеть не мог опозданий и прогулов. Мог задержавшегося хоть на пять минут студента не пустить, а потом заставить прийти после занятий и отработать — причём только лично, под непосредственным присмотром и драл на таких вот допзанятиях по три шкуры. Мадам де Грорувр, как уже заметил наш куратор, личное и рабочее тоже разделяла — не знаю уж, зачем она явилась сегодня, но завтра на занятиях из похмельного студента вытрясет всю душу.
«Давай, не дури» — мысленно взывала я к его разуму, сверля Мишку укоризненным взглядом. И кто-то из местных божков меня, похоже, услышал.
— Лады, Орешек ты мой, твоя взяла! Я домой, народ! З-з-закончен… ось… — икнул Мишка, спрыгивая со стола. — А вы это, кто хочет — веселитесь ещё, всё оплачено уже.
В холле на первом этаже Мишка сидел уже мрачнее тучи, и это был не очень хороший признак. Вдобавок его плохое настроение явно подогревали косые взгляды швейцара. Парень, да ещё в пальто — а до стоянки такси у него бегает девушка, зимой и в одном платье. Хотя, если уж так сильно пьян, мог бы и просто заплатить монетку мальчишке из прислуги. Для Бретея, особенно среди дворян и студентов, такое поведение было настолько хамское и вызывающее, что швейцар и не пытался скрывать своё брезгливое отношение. А ведь для заведений вроде «Красной мельницы» репутация важнее любого самого денежного клиента, так что как бы Самохина не внесли в «чёрный список». Мишка всё это понимал, ещё больше злился, но я знала, что он из упрямства никуда не сдвинется и не попросит кого-нибудь помочь, а продолжит гонять меня. Ведь он же мужик, а настоящий мужик своих решений не меняет.
Как назло, стоянка была пуста, и мне пришлось бегать раза три, прежде чем там появился свободный кэб. Хорошо ещё не машина, туда бы нас точно не пустили, но возницы не так разборчивы в клиентах, как шофёры. Едва мы сели, Мишка заплетающимся языком назвал адрес. Свой, конечно. Высотка имеет отдельный «преподавательский» выход в город, но войти через него студентам можно. Ну а девушку до общежития провожать необязательно, сама дотопает, ничего с ней не случится. Всё как обычно — и хорошо. Главное сейчас доставить «тело» в целости и сохранности до кровати, а завтра обеспечить ему явку на занятия. Ибо именно завтра у нас как на подбор: сначала Савиньен с его лабораторками, затем мадам де Грорувр, а следом практика у Дюрана.
Часть пути прошла в молчании. Я как раз подумала — неужели повезёт — как у Мишке в башке что-то перемкнуло:
— А чё не машина? — и тут же сам себе ответил. — Не было, шо ли? Так бы сразу и сказала. А нверна ты пра… ик… права. Надо было валить, а то этот дядька так на тебя смотрел. А чё ему надо было?
Отвечать я не собиралась, ибо начались придирки на ровном месте. В таком состоянии с Мишкой по опыту чем меньше общаешься, тем лучше. Если хоть капельку повезёт, он весь остаток дороги сам себе будет отвечать.
— Что с таким видом с-с-сидишь? — продолжил он, грозно нахмурившись. То есть ему казалось, что грозно, а на деле так комично вышло, что, не смотря на опаску, я еле сдержалась, чтобы не расхохотаться.
— Не понравилось? Чё такая хмурая сидишь, я гав… ик… рю?
— Просто плохо себя чувствую, — может, отстанет? Есть у Мишки особенность: даже пьяный в хлам бить он начинает, только если имеется повод. Пусть этот повод возник исключительно у него в голове.
— Чё, жратва в ресторане не понравилась? Или бухло? Ты чё, трезвая, да? А чё не пила?
— Не знаю.
— Ты портишь мне нас-с-строение своей кислой рожей! — он больно хватанул меня пальцами за подбородок и заглядывая в глаза. — Ты почему трезвая, а я пьяный? Ты меня не уважаешь?
Та-а-ак… Мишку понесло. Интуиция просто взревела белугой, что дело пахнет керосином и лучше завтра объясняться с Мишкой, почему он не пошёл на лабораторки, чем сейчас везти его домой.
— Остановите, пожалуйста, я выйду, — застучала я в стенку со стороны кэбмена, одновременно вся сжалась изнутри, ибо водитель, кажется, меня не услышал.
— Вообще оф-ф-фигела? — распалялся Мишка, — Да как я могу девушку посреди города из экипажа выкинуть? Нет, ты едешь со мной. Поговорим.
Здешние боги, черти и кто ещё там?! Чтоб вас всех! Мишку окончательно понесло он же пьян намного сильнее, чем думала.
— Чё, думаешь, умная нашлась? Ч-ч-чё, думаешь, если контрольные за меня пишешь, то я тупой? Это ты тупая, курица безмозглая! Не смей про меня думать п-п-плохо! И вообще, ты моя. Чё, думаешь, жопой перед Дюраном покрутила и всё? Я тебе разрешения не давал. А ты вообще шлюха. Ты меня отшила, да? А потом специально пошла и сегодня сначала с одним, потом с этим Дюраном? Смотри да, я шлюха и всем дала, а тебе обломится?
Дальше всё происходившее окуталось туманом, ну или я получила-таки сотрясение мозга. Смутно помню его налившиеся кровью и яростью глаза. Занесённый кулак с побелевшими костяшками пальцев. Встречу моей спины с противоположным диванчиком в салоне экипажа. Весь его вес, навалившийся на меня. Заледеневшие от ударов скулы. Что-то горячее и мокрое на лице. Последнее, что я смутно ощутила — короткий полёт и удар о тротуар в переулке.
***
Как дошла до своей комнаты — вообще не помню. Хорошо хоть охранник на пропускном пункте в Академгородок сличил контрольный отпечаток ауры не особо вглядываясь, к поддатым студентам-полуночникам ему не привыкать. А тут не буянит, не шумит. Остальное не его дело, тем более куратор на сегодня дал мне карт-бланш на вход и выход в обитель студентов в любое время суток. Уже на крыльце общаги, я отстранённо подумала, как встретит меня вахтёрша, ведь сегодня как раз смена той самой ведьмы, которую отчитал Дюран. Видок у меня наверняка тот ещё… ни о чём другом я не думала. Да, сегодня Мишка перешёл грань дозволенного даже в нашей с ним ситуации. Но что мне делать и как себя вести дальше — об этом я подумаю завтра. А сейчас нужно просто попасть к себе в комнату, добраться до зеркала и оценить масштаб катастрофы. Пока я не разберусь и не решу всё с Самохиным, никто не должен узнать об инциденте. Что самое поганое, после занятий я иду к Дюрану, сдавать те самые формулы. И как подсказывает интуиция, вряд ли профессор после сегодняшнего «отдыха» будет в хорошем настроении, скорее наоборот. Вот о чём нужно думать. Это — самое важное.
Мысленно перекрестившись, я дёрнула массивную ручку двери. Повезло! Наверно местные божки всё-таки решили сжалиться надо мной и отослали ведьму, то есть вахтёршу, куда-то со своего поста. Пошатываясь и на последнем издыхании, я поковыляла по лестнице. Осторожно вошла в комнату — хорошо, что соседка, зная насчёт вечеринки, когда ложилась спать, предусмотрительно не закрылась на замок. Сил искать ключи и отпирать дверь уже не было. Скинула с себя ободранное грязное платье, всё-таки хорошенько приложил меня этот гад о тротуар. Прямо в белье растянулась на кровати.
«Сейчас одну секундочку передохну, очень голова уж кружится» — успела подумать я, а когда открыла глаза, вернее, с трудом разлепила их в следующий раз, за окном занималась заря. Попыталась вскочить, но какой там. Всё тело нещадно болело, будто по мне гружёный кирпичами грузовик проехал, и не один раз, а спину что-то кололо. Стараясь задушить стон, бочком-бочком подкатилась к краю, рукой пошарила под собой. Я точно помнила, что аптечку держала под кроватью. Боль во всём теле была адская, но боль сейчас можно и нужно заглушить таблетками, а вот на себя перед занятиями посмотреть необходимо. Тихо-тихо шипя сквозь зубы — ещё не хватало мне для полного счастья проснувшейся Ульрики — зашарила в поисках нужного лекарства. Я говорила, что местным препаратам не доверяю? Но вот кое-что я всё-таки купила, очень уж это лекарство хвалила соседка, когда маялась зубной болью и боялась идти к врачу. Вдобавок оно было в виде пластыря, а не таблеткой, значит, не надо выжимать из себя остаток сил и наливать стакан с водой, чтобы запить.
Для надёжности я шлёпнула на запястье сразу три штуки. Вот оно какое, счастье! Почти мгновенно по телу пробежала тёплая волна, появилась невероятная лёгкость от ступней до макушки. Я вскочила с кровати легко и непринуждённо, и рысью ринулась в ванну. Твою мать, все семь демонов Греха и все черти, наши и местные. Как мне это замазать?! Сволочь! Не лицо, морда леопарда. Ни один тональный крем или пудра, хоть обычная, хоть магическая, неспособна перекрыть кашу, которую напоминало моё личико. Да и руки, грудь и везде, куда достал мой взгляд, покрывали синяки. Фиолетовые такие, набрякшие. Мишка, ну, тварь ты последняя. Чтобы тебя такой же красотой расписали. Только попробуй меня ещё раз тронуть и попробуй мне это не компенсировать. Даже ради диплома есть предел и я…
На этом злость резко поутихла и возобладал голос разума. Эх, жаль под рукой нет Кодекса, прочитать те самые параграфы, которым наш куратор стращал Базиля. Ибо сейчас, сопоставив факты, я трижды обозвала себя пугливой дурой, которая боится лишний раз привлечь внимание к своему полулегальному статусу. Наверняка там что-то по поводу рукоприкладства, не могли все студенты за все века поголовно быть паиньками. Раньше бы прочитала и вообще читала Кодекс внимательнее каждую строчку — давно руки бы укоротила. Но и сейчас не поздно, Мишка ведь трус, я это хорошо знаю. Пугануть… а для этого нужна мелочь. Мы оба должны остаться студентами Аконской академии. И значит, каким-то образом я должна скрыть вчерашний инцидент. Но если на синяки не обратят внимания, это станет самым большим везением в моей жизни. Просто невероятной удачей…
— Удачей… удача… — тихо повторяла я, пытаясь выловить ускользающую по краю сознания мысль. — Если мне повезёт… Почему мне это так важно? Потому… потому что…