— Мадемуазель, вы замёрзли? У вас пальцы прямо ледяные.
Тут же уверенно содрал вторую перчатку и попытался взять мои руки в свои. При этом его голос прозвучал хрипловато, но как-то по-особенному, была в нём, я бы даже сказала, интимная такая, располагающая хрипотца. И это мне категорически не понравилось. Я торопливо села обратно на своё место и решительно засунула свои руки в карманы.
— Благодарю, но сейчас они и сами быстро согреются, — постаралась ответить как можно более резким тоном.
Пожав плечами, мужчина ещё задвинул стекло, несколько мгновений сосредоточенно всматривался в подступающую темноту, а затем, поднявшись с места, пошёл к дрожащей дверце тамбура. И что это были за домогательства в общественном месте? Фу, как же противно. Рассерженная и злая, я привстала и взяла забытую соседом газету. Хоть какая-то от этого странного типа польза. Не только отвлечься и скоротать путь. «Газета политических и литературных дебатов» давно уже не имела отношения ни к политике, ни к литературе, а была старейшим в Шатодене новостным СМИ типа наших «Известий». Для меня же самой актуальной страницей сейчас была та, где располагались объявления и вакансии, но к сожалению, предыдущий читатель сложил газетные листы в полном беспорядке. Я торопливо листала страницы в поисках нужной колонки… И непроизвольно вскрикнула от страха, чуть не выронив газету, когда увидела фотографию. Крупным планом там была моя сокурсница Лоран, к слову, одна из тех, кого вместе со мной тогда приглашали к следователю и просили поберечься. Красивое цветное изображение её изуродованного трупа украшало вторую страницу «Газеты», а текст сопровождающей статьи сухо констатировал обстоятельства. Сегодня днём была найдена убитой ещё одна студентка Академии. Слухи, которые руководство Академии и полиция в прошлый раз опровергали, подтвердились: защита сломана и тело обескровлено. Вот только каким образом тихая скромница Лоран оказалась за пределами Академгородка на самой окраине Университетского города? И ещё мне было стыдно, но я не могла отделаться от мысли, что теперь-то уж профессору Дюрану точно не до меня и моих поисков.
***
Центральный вокзал, куда и приехал наш поезд, меня впечатлил. Наверное, потому что я здесь и вообще в Шатодене оказалась первый раз. Дело в том, что Лист Бретей напрямую со столицей Книги миров связи не имел — чем дальше ты шагаешь за раз и чем больше твой груз, тем заметнее взлетает расход энергии. Зато Книгу миров насквозь пересекали словно бусины на нитке особые Листы, которые образовывали Тропы миров. Переход между соседними Листами тропы получался очень дешёвый и не вызывал завихрений пространства, так что входы и выходы располагались совсем рядом. Из дома мы с пересадками аж несколько суток мы добирались до Тропы миров. Зато там сразу же сели в экспресс и не останавливаясь домчались прямо до портального вокзала на Бретей, а уже здесь пассажирским дирижаблем добирались сначала в один из аэропортов Шатодена. От него же на машине в Университетский город. Ну а потом у меня не нашлось ни одной свободной минутки, чтобы съездить в столицу, да и Мишка предпочитал искать развлечения под боком.
Усиленный каким-то амулетом голос машиниста разнёсся по вагонам и возвестил о скором завершении пути. Пассажиры немедленно повскакивали со своих мест, одни на ходу застёгивали пальто, другие пытались забирать багаж, все не стесняясь друг друга пихали и толкали. Наконец поезд начал замедляться, встал, а толпа ломанулась к выходу. Я вышла одной из последних. Мне торопиться особо некуда. Ничего подходящего я в газете не нашла, так что пока нужно комнату снять, а для начала хорошенько поискать и поторговаться — с финансами у меня не густо.
Уже на перроне растолкала Зубастика и пересадила на плечо:
— Давай, соня, вставай. Прибыли.
— Ма-а-ам! — драконёнок зевнул, сонно причмокнув клыками. Но всё же замер на новом месте, распушив чешуйки и зорко оглядываясь, нет ли для меня какой-то опасности.
Странного попутчика нигде не было, остальная толпа мирно обтекала нас с Зубастиком, торопясь на встречу с семьями и друзьями, в тёплые дома или забегаловки. Я же немного растерялась, соображая куда идти. Тут было просто невероятное количество платформ и линий, причём все они находились под крышей — что-то вроде огромного пристроя к вокзалу, только без одной стены. Из непонятных глубин памяти выскочило правильно название этого пристроя — железнодорожный дебаркадер.
Для начала я решила выйти на Привокзальную площадь. Как оказалось, посмотреть на вокзал снаружи стоило, тем более что уже включили подсветку, так что видно было не хуже, чем днём. Фасад вокзала был выполнен в форме триумфальной арки, само же здание имело два этажа, но каждый такой высоты, что крыша оказалась где-то на уровне соседних пятиэтажных домов. Да и в ширину вокзал занимал не меньше квартала. Гранитная облицовка, крышу поддерживали очень красивые ажурные чугунные конструкции, фасад украшен скульптурами — судя по гербам, которые держали в руках скульптуры, каждая символизировала какой-то город? Наверное, туда с вокзала уходят поезда? А ещё, хотя ближние вокруг вокзала дома напоминали мне Университетский город, зато дальше начинались самые настоящие иглы высоток, этажей тридцать стекла, бетона и ещё каких-то местных техномагических материалов, по крайней мере, нормальный бетон не светится и цвет не меняет, а это точно не подсветка.
Несколько минут полюбовавшись, я со вздохом пошла обратно на вокзал. Вся эта красота не для меня, мне нужен район попроще. Если я правильно поняла большой план города, который видела на стене напротив платформ, и правильно соотнесла его со своими знаниями о Шатодене, мне надо уехать из центра на заводскую окраину. Туда проще всего добраться внутригородским поездом, который должен уходить тоже с вокзала. Осталось сообразить с какого перрона.
— Мамзель, мамзель! — скрипучий старческий голос окликнул сразу как я вернулась на вокзал.
Обернувшись, я обнаружила знакомого сморчка-старичка в коричневом кепи и выцветшем клетчатом пальто почти до земли. Мой несостоявшийся сосед, которого отправили ехать в другой вагон.
— А вы разве не с тем монсеньором, который был так любезен? — прошамкал старичок.
— Э-э-э… не знаю, — растерялась я. — А зачем он вам?
— Дык, удивительно так получается, это, — улыбнулся своим беззубым ртом старичок, и глазки его, блёклые в свете фонарей, забегали из угла в угол. На дракошку на моём плече он тоже покосился осторожным каким-то взглядом. — Пересадил меня монсеньор в первый класс, ещё и приплатил.
— Зачем? — искренне удивилась я, а внутри насторожилась.
— Дык, и я эть не пойми зачем, — взгляд дедули стал хитрым и сальным. — Думается, понравились вы, мамзель, вот и решил знакомство того, поближе приделать. Думал, вы вместе выйдете. Не сложилось?
— Не сложилось, — отрезала я.
Внутри я вся кипела от злости. На себя за наивность — решила с чего-то, что этот тип и в самом деле надумал мне помогать просто так. На то, что этот извращенец надумал подцепить шлюшку на ночь, но увидев браслет невесты решил не рисковать. Старый пень, который решил позлословить на эту тему, было уже слишком.
— Дела ваши, мамзель, дело, эть, молодое, — крякнул старичок, — На вот, возьми, — он протянул мне несколько банкнот.
Я непонимающе смотрела на дедка в ожидании подвоха.
— Да бери! — потряс старичок денежкой и буквально пихнул банкноты мне в руку. — Монсеньор дал мне денег. Просто так, за тебя. А тебе — ничего. Вот, делюсь с тобой.
— Почему?
— Возьми, а то таким лёгким деньгам удачи не будет. Иначе получается, я как бы продал девку-то. Ты держи, пригодится. Тебе, вон. И самой жить, и зверушку твою кормить.
С этими словами дедок сложил мою ладонь в кулак, чтобы деньги точно не выпали, и с прытью, не хуже чем у молодого зайца, рванул прочь с вокзала. Я горько усмехнулась: видимо, этот Фурнье отвалил ему немало. Вот дедок и торопится, пока я не поинтересовалась. Так-то он вроде и не пожадничал, поделился. Впрочем, посмотрев номинал банкнот, я бережно убрала деньги в кошелёк. Даже с учётом трат на билет внутреннего поезда, мои капиталы неожиданно удвоились, пусть остаток денег принесёт этому дедку удачу, он поделился честно.
В хорошем настроении я пошла искать нужный перрон, который в итоге обнаружился в самом дальнем и тёмном углу. Поезд был маленький, рядом с остальными на вокзале казался игрушечным. А ещё в нём было много-много гружёных под завязку товарных платформ и всего два пассажирских вагона. Причём эти два вагона были скорее теми же самыми платформами, которые просто огородили, понаставили скамеек и прилепили хилую крышу. На ходу дул холодный встречный ветер — чем дальше от центра, тем сильнее он пах железом и заводами, иногда заносило клубы гари и дыма от паровоза, зато за Зубастика с меня не взяли никакой дополнительной платы. И вообще, всем на то, с кем я еду, было плевать, разве что кондуктор удивлённо приподнял фуражку и почесал макушку, да какой-то парень попробовал втихаря засунуть руку в мой чемодан и получил ощутимый укус в запястье. Остальные вокруг одобрительно засмеялись, бдительного охранника поздравили, а несостоявшегося воришку двое дюжих работяг выкинули на ближайшей остановке, попутно дав как следует пинка на прощание.
Когда мы приехали на конечную станцию, ночь окончательно вступила в свои права. Возле Центрального вокзала улицы были ярко освещены, повсюду иллюминация витрин магазинов, ресторанов и ночных клубов, таверн и прочих увеселительных заведений. Сновали автомобили, ездили пафосные экипажи с необычными тягловыми животными — насколько у заказчика хватит денег и фантазии заказать химеру, красиво одетые горожане неспешно текли вдоль тротуаров и сидели за столиками прямо на улице. Там Шатоден выглядел франтоватым красавцем. Здесь же была изнанка и бедность. Это была не полная карикатурности нищета, которую писатели обожают рисовать как фон для драмы. Бедность была здесь настоящая и потому благопристойная, прилично и чистенько причёсанная под скромный достаток. Фонари имелись, но горели хорошо если один из четырёх. Квартал за кварталом одинаковых кирпичей зданий без единого завитка лепнины или мозаики. Ещё не старые — как будущий амулетчик я машинально приложила руку и как меня учили, попробовала провести диагностику материала стены ближайшего ко мне здания — здешние четырёхэтажные дома уже казались обветшалыми. Зато солидная табличка под мрамор оповещала, что я стою на улице Данмуа.