Долго страдать мне не дали. Рядом со столом появился новый персонаж. Чином этот уже седой, низенький, но очень широкий мужик был явно постарше остальных, не зря все сидевшие вскочили было на ноги. Новый жандарм жестом показал, мол, не надо, не за вами. Одним глотком опустошил предложенную кружку кофе, после чего подошёл к моей камере и зазвенел ключами.
— Со мной пойдёшь. Зверушка твоя пусть здесь подождёт, вещички посторожит. А то ещё лейтенанта напугаешь, он твоей хозяйке потом такого выпишет, — хохотнул жандарм.
Я молча кивнула, ткнула пальцем Зубастику на рюкзак. Драконёнок важность момента осознал и спорить не стал. Дальше меня привели в кабинет к офицеру, и сразу стало понятно, с чего в участке так относятся к начальнику ночной смены. Молодой парень, не сильно старше меня. Смазливая и немного женственная красота, новенькая и необмятая форма. При этом смотрит на седого так высокомерно-снисходительно, будто лейтенант — опытный и всё знающий полицейский, а пришёл к нему зелёный салага. Замахав рукой подчинённому — пошёл отсюда, лейтенант толкнул меня на стул, направил мне в лицо лампу, сам же занял место с обратной стороны стола. Я немедленно заработала неприязненный взгляд, потому что хихикнула, до того мне эта сцена напомнила низкопробный кинофильм-детектив.
— Елизавета Орешкина, — произнёс лейтенант мои имя-фамилию, не переставая шуршать каким-то бумагами, разложенными перед собой. — О-о-очень интересно!
— Мне вот тоже интересно, кто вы такой и с чего меня здесь заперли. Меня, жертву ограбления как преступницу какую-то, — эх, пропадать — так с музыкой, тем более терять мне уже нечего. Дальше я вспомнила кое-что из книжек, которыми меня пихал месье Дюран: законы я читала и зубрила особенно усердно. — Между прочим, мадемуазель Орешкина. А вы даже не представились.
Лейтенант смутился, но на секунду, а дальше продолжил гнуть свою линию.
— Я проверил ваши данные, вы принадлежите знатному роду. Вас, чужачку с другого Листа, приняли как свою, и какой чёрной неблагодарностью вы им отплатили? Подумайте, что вы делали в столь позднее время на улице в районе Бельвю и в такой компании?
— Грабили меня, — сердито буркнула я, поняв, что толку с этим лейтенантом не будет. Наверняка в моей татуировке есть нужные данные, но он не смог прочитать или у него нет доступа. Проторчу я тут до утра, а этот фарс только измотает мне нервы и не даст выспаться. — Сколько можно спрашивать одно и то же? Я уже всё рассказала, когда меня привели. Неужели думаете, что отвечу что-нибудь новое?
Лейтенант на мои насмешки ухом не повёл, хотя и не ручаюсь — свет в глаза сильно мешал смотреть на его рожу.
— Гра-а-абил? — в голосе лейтенанта прозвучала издёвка. — А вот жандармы и Горс утверждают обратное.
«Он бы его ещё месье Горс назвал!» — я хмыкнула, представив себе такое обращение к этому гопнику. Лейтенанта моё поведение разозлило, видимо подумал, будто я над ним смеюсь. Он подскочил со своего кресла, в мгновение ока оказался рядом, нависая и сверля меня глазами.
— А вы не хмыкайте. Знатный род решил с вами породниться, а вы в подворотне развратом занима…
На полуслове лейтенант своей пафосной речью захлебнулся и с испугом покосился на дверь. Я тоже обернулась. В проёме стоял и хмуро наблюдал за действиями полицейского мой таинственный попутчик.
— Месье Фурнье! — лейтенант вытянулся по струнке.
— Монсеньор Фурнье, — хмуро поправил его неожиданный гость. — Вам напомнить, что вы нарушили, не уведомив как полагается о задержании дворянина центральное управление? И почему не переправили задержанную немедленно к нам? Не знаю уж, повезло вам или нет, что там сегодня дежурил именно я. Оставьте нас, — ледяным тоном потребовал незнакомец.
— Так точно, монсеньор Фурнье, — засуетился лейтенант, за что получил ещё один тяжёлый взгляд и пулей вылетел из кабинета.
Фурнье дождался, пока мы останемся вдвоём, дальше захлопнул дверь, подошёл и выключил лампу на столе. Я не знала, как на него реагировать: встать или продолжать сидеть? Судя по всему, мой попутчик был каким-то большим полицейским чином, не зря этот самоуверенный юнец суетился как ошпаренный. Строгие брюки, белоснежная сорочка, галстук, пиджак без единой складочки. Похоже, его выдернули с какого-то совещания или официального мероприятия, в поезде он не выглядел как жених на свадьбе. Помнится, там он был одет недёшево, со вкусом, но более утилитарно. Холодные серые глаза встретились с моими и поползли дальше, остановившись на руках, которые лежали на коленях.
— Хорошо хоть этот баран не догадался наручники надеть, — скривился Фурнье. — Ваш жених знает, где сейчас находится его невеста? — мужчина внимательно наблюдал за мной.
Даже захоти я солгать, не смогла бы этого сделать под столь проникающим в душу взглядом.
— Нет, — и всё же заставила себя спросить: — Кто вы?
Незнакомец обошёл стол и опустился в кресло лейтенанта. Пригнул абажур, чтобы свет не бил мне в глаза и включил лампу обратно. Поморщился, глядя на беспорядок на столе, быстро и профессионально выправил разбросанные листы, сложил всё так, чтобы я случайно не могла ничего прочитать. Поставил локти на столешницу и, опираясь подбородком на переплетённые пальцы, посмотрел мне в глаза:
— Меня зовут Рене Фурнье, я начальник пятого управления городской полиции Шатодена.
Видимо, это обязано было сразу и всё объяснить, но не для меня. Впрочем, я на всякий случай кивнула и нацепила на себя умный вид. Угадала, важный генерал, но чем занимается это пятое управление? Хотя, если судить по реакции лейтенанта — не внутренним ли надзором?
— Ваш жених выставил вас на улицу?
Вот умеет же человек спрашивать.
— Нет.
— Вы ушли сами. Почему? Несмотря на то что кто-то убивает студенток с вашего факультета? Вы ведь уже слышали про новое убийство?
Кивнула и вздрогнула, вспоминая врезавшийся в память снимок из газеты.
— Вы меня узнали в поезде, из-за этого и заплатили тому старику, чтобы сесть рядом со мной?
Я решила по возможности говорить с этим Фурнье честно. Во-первых, он не пытался обвинять меня в проституции, такому высокому начальнику на формальные показатели по участку плевать. И во-вторых, если врать напропалую, особенно профессионалу, то легко запутаться и проболтаться о чём-то действительно важном. А этого полицейского генерала я хоть и не считала пока врагом, но и в друзья записывать тоже рано.
— Да. Ты это узнала?
— Он сам рассказал. И поделился деньгами, которые вы ему дали.
— И сколько? — не удивившись, уточнил Фурнье. Когда я назвала сумму, его серые глаза блеснули ледяным холодом. — Понятно. Мадемуазель Орешкина, я и в самом деле решил передать через него деньги, потому что был уверен — если благородная леди по какой-то причине едет инкогнито в третьем классе, да ещё в таком виде, то от меня она денег не примет. Но этот мошенник должен был отдать вам всю указанную мной сумму, а не свой гонорар за услуги. Этой суммы было достаточно, чтобы вы могли прожить как минимум неделю в приличном месте, а за это время решить свои проблемы.
«Да, не хило ты наварился, дед», — подумала я. И даже немного старичка-сморчка пожалела. Судя по недовольному виду сидевшего передо мной полицейского, монсеньор Фурнье без ответа наглый обман не оставит. Отыскать же старикана для руководителя аж целого департамента труда не составит. И можете считать меня чёрствой и неблагодарной, но этот жулик получит по заслугам. Поступи он честно — я бы здесь сейчас не сидела. Но вот интересно. У него память, что он случайно меня раз тогда в кабинете увидел — и сразу опознал на вокзале? Или же этот Фурнье, не просто так меня в поезде щупал, а каким-то образом мой паспорт считывал?
— Поймите меня правильно, мадемуазель Орешкина. Я с самого утра, с момента обнаружения тела Лоран Габен, находился в Университетском городе. Дело на моём личном контроле…
На несколько секунд я выпала из разговора, не воспринимая слова, которые продолжали изливаться из полицейского. Матка Боска Честноховска, как по любому поводу обожала говорить жившая у меня дома жившая этажом выше одна старушенция. Да это же тот самый полицейский, который был в кабинете, когда меня и остальных девушек вызывали насчёт предупредить. Похоже, вовсе не внутренним надзором занимается это самое Пятое управление, а убийствами. И ещё — волком Дюран и этот Фурнье тогда друг на друга смотрели вовсе не из-за юридических заковырок «кто главный самец на территории Академии», между ними что-то посерьёзнее. Не просто так по доброте душевной этот Фурнье мне помогать решил. Лизка, во что ты опять вляпалась? Вот уж точно из огня да в полымя. Интересно, меня сразу прямо тут вербовать начнут или сначала куда-то понадёжнее и поглубже запрячут?
— Вы меня не слушаете, Елизавета. Не переживайте вы так, не буду я задавать вам наводящие вопросы, ночевал ли сегодня ваш жених дома. Я уверен, что вы в силу вашего особого состояния, — на этом я невольно покраснела, — ночуете раздельно. Но ради своего жениха вы наверняка готовы даже под присягой солгать. Поверьте, это не нужно. Человек с возможностями профессора Дюрана не станет так глупо подставляться с телом — а вчера вывезти и спрятать его не успели исключительно потому что помешал самый обычный дворник, раньше времени начал утренний обход. Тем не менее, полиция обязана и проверяет любые, самые невероятные версии. У вашего жениха есть алиби на оба случая, и его подтверждают источники, которые я признаю достоверными. Нет, Ладислас не убийца, если вы подумали об этом. И потому у меня, сами понимаете, вопрос. Позвольте узнать, мадемуазель, почему вы так спешно покинули свой дом на ночь глядя и уехали вот так и в таком виде в Шатоден, хотя точно знаете, что рядом находится убийца, а вы в списке его потенциальных целей?
Надо признаваться? А в чём? Что я обиделась на любовницу? Как бы ни была зла на Ладисласа Дюрана, подставлять его будет подло. И дело не в том, что коллеги и родственники потешаться будут, этот Рене Фурнье наверняка сразу же за меня зацепится, и в дерьме топить будут нас обоих. Но что-то сказать надо. Только что? Набрала