34
Я просидел в библиотеке почти пять часов, прежде чем наконец-то послышался скрип отодранной доски и в здание ввалился мой унылый, мокрый, грязный и чрезвычайно дурнопахнущий хозяин. Оставляя за собой грязный след – надеюсь, это все-таки была грязь, а не что иное, – словно какая-то огромная сухопутная улитка, он доковылял до второго этажа, где и сполз по стеночке на пол. Я, ведомый духом научной любознательности, зажег небольшое Пламя и осмотрел мальчишку. Хорошо, что у меня есть опыт общения со стигийскими бесенятами и им подобными – ибо выглядел он неважнецки. Складывалось впечатление, будто его взяли и поваляли по какому-то вонючему болоту или скотному двору, а потом окунули головой в бочку с нечистотами и мелко нарубленной соломой. Волосы его слиплись в жесткие пряди, которые стояли торчком, словно иглы распущенного хвоста дикобраза. На скуле красовался здоровенный синяк, а над ухом – неприятного вида порез. И тем не менее глаза его пылали бешенством.
– Надеюсь, вы приятно провели вечер, сэр? – полюбопытствовал я.
– Костер! – прорычал он, – Разведи костер. Я окоченел.
Столь высокомерный хозяйский тон странно звучал в устах существа, от которого сейчас и шакал отвернулся бы с презрением, но я не стал спорить. Очень уж это все меня забавляло. Потому я собрал деревяшки, какие подвернулись, зажег животворящий огонь и присел (в облике Птолемея) поближе – насколько мог вытерпеть.
– Какая приятная перемена, – бодро заметил я, – Обычно лезть во всякие передряги и измазываться в грязи с головы до ног приходится джиннам. Мне нравятся подобные новшества. И что же заставило тебя покинуть библиотеку? Тебя обнаружили прихвостни Лавлейса? Сюда вломился Джабор?
– Я вышел за газетой, – медленно процедил он сквозь стиснутые зубы.
Все забавнее и забавнее! Я опечаленно покачал головой.
– Тебе следовало бы доверить столь опасное предприятие тем, кто лучше к нему подготовлен. В следующий раз попроси сходить за газетой какую-нибудь бабусю или карапуза-ползунка…
– Заткнись! – Мальчишка яростно сверкнул глазами, – Это был тот мальчишка-газетчик! И его приятель, Фред! Два простолюдина! Они украли мое зеркало – то самое, которое я сделал, – и заманили меня подальше отсюда. Я пошел за ними, а они попытались меня убить. И убили бы, если бы не та девчонка…
– Девчонка? Какая еще девчонка?
– …и все равно я расшиб голову и свалился в лужу, а потом они ушли, а я не мог найти обратную дорогу, а уже начался комендантский час, и везде шныряли следящие шары, и приходилось от них прятаться. В конце концов мне пришлось черт знает сколько валяться в грязюке, сидя под мостом, пока улицу прочесывали прожекторами. А потом, когда патрульные убрались, снова искать дорогу! Несколько часов подряд! И я расшиб колено.
Ну, это, конечно, не Шекспир, однако же мне давно уже не рассказывали на сон грядущий такой великолепной истории. Я веселился от души.
– Они из Сопротивления, – продолжал тем временем Нат, глядя в огонь. – Я уверен! Они собираются продать мой диск – отдать его тем самым людям, которые устроили нападение на Парламент!
Он сжал кулаки.
– Ну почему тебя там не было! Ты был мне нужен! Я мог бы поймать их всех и заставить рассказать, кто у них главный.
– Хотелось бы напомнить, – холодно заметил я, – что я в это время выполнял задание, которое ты же мне и поручил. А что за девчонка?
– Не знаю. Я ее видел всего пару секунд. Она ими командовала. Нет, я когда-нибудь ее найду! Она за все заплатит!
– А мне показалось, будто ты сказал, что она не позволила тебя убить.
– Да, но она забрала мой диск! Она воровка и предательница!
Что-то мне это все напоминало…
Тут меня вдруг посетила одна мысль.
– А откуда они вообще узнали, что у тебя есть это зеркало? Ты им его показал?
– Нет, конечно. Ты что, меня за дурака держишь?
– Это к делу не относится. Ты точно уверен, что не доставал его, когда лез в карман за мелочью?
– Уверен. Газетчик просто знал это, и все. Как будто он сам – джинн или бес.
– Любопытно…
Все это до боли напоминало свору, которая набросилась на меня в ту ночь, когда я украл Амулет Самарканда. Той девчонке с ее приятелями тоже не нужно было видеть Амулет, чтобы знать, что он у меня. А потом они отыскали меня под моими чарами Маскировки. Полезные способности… и ими, судя по всему, привыкли пользоваться. Если этот молодняк и вправду принадлежит к Сопротивлению, похоже, движение против волшебников куда разветвленнее – и куда серьезнее, чем я предполагал. Да, на Лондон надвигаются перемены…
Я не стал делиться этими мыслями с мальчишкой. В конце концов, он мой враг. И я вовсе не рвался предостерегать волшебников.
– Может, ты пожелаешь на время отвлечься от своих злоключений и выслушать мой доклад? – поинтересовался я.
Мальчишка заворчал.
– Ты нашел Хедлхэм-Холл?
– Нашел. И если ты пожелаешь, я смогу доставить тебя туда. Вдоль Темзы на юг идет железнодорожная ветка, в ту сторону. Но сперва я тебе расскажу, какую линию обороны возвел Лавлейс вокруг дома своей подружки. Весьма внушительную, надо признать. С воздуха окрестности патрулируются фол нотами, а на земле – в произвольных местах – время от времени материализуются сущности посерьезнее. Над самим поместьем установлено минимум два защитных купола. Они также меняют расположение. Я не смог пробраться внутрь. А с мертвым грузом на буксире – с тобой, скажем, – это будет еще труднее.
Мальчишка на подначку не повелся. Слишком устал.
– И тем не менее, – продолжал я, – я чувствую, что они что-то прячут в поместье. Защиту возвели заблаговременно, за два дня до начала конференции – а это требует колоссального расхода сил. А значит, назревает грандиозная пакость.
– Долго ли туда добираться?
– Если ехать утренним поездом, то можно успеть к вечеру. Там довольно долго нужно идти пешком. Но нам придется выходить прямо сейчас.
– Хорошо.
И он начал подниматься на ноги; во все стороны полетели брызги. В ботинках у него зачавкало.
– Ты уверен, что нам непременно нужно действовать в соответствии с этим планом? – поинтересовался я, – Я могу вместо этого отвести тебя в доки. На кораблях часто нужны юнги. Жизнь тяжелая, но увлекательная. Представь себе – дышать соленым воздухом…
Мальчишка не ответил. Он уже вышел. Я вздохнул, погасил огонь и последовал за ним.
Выбранный мною маршрут пролегал по пустырю, протянувшемуся узкой полосой на юго-восток, между фабриками и пакгаузами, вдоль притока Темзы.
Речушка была воробью по колено, но она вилась по своей миниатюрной пойме, образуя настоящий лабиринт – холмы, болота и озерца, – и весь остаток ночи ушел у нас на то, чтобы преодолеть этот отрезок пути. Обувь наша увязала в грязи, осока резала руки и ноги, над головами со звоном вились насекомые. А мальчишка скулил, почти не переставая. После того как он напоролся на Сопротивление, он пребывал в прескверном расположении духа.
– Мне хуже, чем тебе! – не выдержав, огрызнулся я, когда он особенно разнылся. – Я мог бы перелететь это все за пять минут, а вместо этого составляю тебе компанию. Ползать в грязи – это твоя привилегия по праву рождения, человек, а вовсе не моя.
– Я не вижу, куда ступаю, – сказал он, – Сделай какой-нибудь свет. Ты же можешь!
– Могу – особенно если тебе не терпится привлечь внимание какого-нибудь джинна, ведущего ночной образ жизни. За улицами следят вовсю – ты сам имел случай в этом убедиться. И не забывай, что Лавлейс тоже может до сих пор продолжать искать нас. Я выбрал этот путь именно потому, что он такой темный и паршивый.
Не похоже было, чтобы это объяснение его утешило. Впрочем, ныть он стал поменьше[85].
Мы, спотыкаясь, шли вперед. А я, пустив в ход свою безукоризненную логику, обдумывал ситуацию. С того момента, как мальчишка впервые вызвал меня, прошло шесть дней. Шесть дней я чувствую себя все хуже и хуже. А конца пока что не видать.
Этот мальчишка. Какое место он займет в моем списке самых паршивых людей всех времен и народов? Нет, он не худший из хозяев, которых мне приходилось терпеть[86], но он представляет собою весьма специфическую проблему. Все здравомыслящие волшебники, знающие толк в разумной жестокости, понимают, когда следует драться, а когда – бежать. Они сравнительно редко рискуют собою (и своими слугами). А вот мальчишка не имел о благоразумии ни малейшего представления. Он раздавлен несчастьем, которое сам же на себя по глупости и навлек, а теперь стремится вцепиться в противника, словно раненая змея. Каковы бы ни были его изначальные счеты с Лавлейсом, прежнюю осторожность и благоразумие сменило отчаяние, питаемое горем. Он шел навстречу своей смерти. И скатертью дорога! Да вот только он и меня с собой норовил утянуть. Я не знал, что с этим поделать. Я был прикован к своему хозяину. И мне оставалось лишь одно: сделать все, что в моих силах, чтобы он выжил.
К рассвету мы дошли по этой пустоши от северной части Лондона почти до самой Темзы. Здесь речушка ненадолго расширялась, а потом, пройдя через несколько водосливов, впадала в Темзу. Пора было выбираться на дорогу. Мы взобрались по крутому берегу к ограде из металлической сетки (я прожег в ней аккуратный проход), перебрались через нее и вышли на мощенную булыжником улицу. Слева от нас находился центр города, справа – район Тауэра, впереди – Темза. Комендантский час благополучно миновал, но вокруг пока что было пустынно.
– Итак, – сказал я, останавливаясь, – станция уже близко. Но прежде чем идти туда, нам нужно решить одну проблему.
– Какую?
– Добиться, чтобы ты не выглядел – и не пах, – как свинопас, – пояснил я.
После похода по пустоши мальчишку покрыл новый слой художественно наляпанной грязи. Хоть оправляй его в рамочку и вешай на стену.
Мальчишка нахмурился.
– Да. Сперва почисти меня. Должен быть какой-то способ…
– А то!
Возможно, мне не следовало хватать его и окунать в реку. Темза ненамного чище того болота, через которое мы прошли. Однако же самое худшее она смыла. Я простирнул его и отпустил. Мальчишка выскочил, отплевываясь и откашливаясь, и издал невнятный булькающий звук. Но я сумел истолковать это бульканье.
– Что, опять? Да ты просто деспот.
Я прополоснул мальчишку еще разок, и он стал как новенький. Тогда я оттащил его в тень бетонной набережной и, аккуратно используя Пламя, просушил ему одежду. Пахнуть от него стало терпимее, а вот настроение отчего-то не улучшилось. Ну и ладно. Нельзя же получить все и сразу.
Покончив с этим делом, мы двинулись в путь и добрались до железнодорожной станции как раз вовремя, чтобы успеть на первый поезд, идущий на юг. Я украл в кассе два билета и, пока работники станции прочесывали платформы в поисках краснолицей женщины-пастора с представительными манерами, преспокойно занял свое место – как раз в тот момент, когда поезд отошел от платформы. Натаниэль уселся в другой вагон – я бы сказал, чересчур демонстративно. Похоже, он все еще злился на меня за импровизированную ванну.
Первые полчаса пути были самыми мирными и спокойными за все время с момента моего первого вызова. Поскрипывая во всех сочленениях, словно больной артритом, поезд неспешно ковылял через бесконечные предместья Лондона, удручающего вида каменные джунгли, более всего напоминающие морену, оставленную гигантским ледником. Мы ехали мимо заброшенных фабрик и неухоженных забетонированных площадок. За ними тянулись узкие улочки, застроенные однообразными типовыми домишками, кое-где из труб вился дымок. Однажды я увидел в небе, на фоне светлого облака, заслонившего солнце, целый отряд джиннов. Они двигались на запад. Даже отсюда видно было, как сверкают на солнце их нагрудники.
В поезд почти никто не подсаживался и почти никто с него не сходил. Я расслабился. Джинны не спят, но я погрузился в некое подобие дремоты: унесся мыслью в прошедшие столетия, созерцая счастливейшие моменты жизни – ошибки волшебников, мою месть…
Из этих грез меня вывел мальчишка, плюхнувшийся на противоположное сиденье.
– Давай составим какой-нибудь план, – угрюмо произнес он. – Как нам пройти через выставленную защиту?
– С этими произвольно перемещающимися куполами и часовыми, расставленными в определенных местах, никакого безопасного способа просто не существует. Нам нужно что-нибудь наподобие троянского коня.
Мальчишка непонимающе воззрился на меня.
– Ну, что-нибудь такое, что выглядело бы совершенно безобидно, что они пропустили бы через ворота. А внутри будем прятаться мы. Слушай, а чему вообще учат нынешних волшебников?[87]
– Значит, нам нужно в чем-нибудь спрятаться, – буркнул мальчишка. – И какие идеи?
– Никаких.
Мальчишка насупился и задумался. Я просто-таки слышал, как его мозги скрипят от усилий.
– Гости прибудут завтра, – пробормотал он. – Их придется впускать, значит, через ворота будет постоянно въезжать всякий транспорт. Возможно, нам удастся подсесть к кому-нибудь в машину – попросить, чтобы нас подвезли.
– Возможно, – отозвался я. – Но все волшебники будут по самые уши закутаны в Щиты и обсажены бесами, раздувшимися от усердия. Нам трудновато будет проскользнуть мимо них незамеченными.
– Ну, а как насчет слуг? – спросил мальчишка. – Они же должны как-то попадать внутрь?
Надо отдать ему должное – мысль была неплоха.
– Большинство из них к этому моменту уже будут находиться внутри, – сказал я. – Но ты прав – некоторые еще могут прибывать. И еду тоже должны подвозить. А может, еще приедут артисты – ну там музыканты или жонглеры…
Мальчишка презрительно взглянул на меня.
– Жонглеры?
– Слушай, кто из нас лучше знает волшебников, ты или я? Жонглеры есть всегда[88]. Ладно, главное, что в поместье должны будут входить какие-то люди со стороны, не волшебники. Значит, если мы заблаговременно займем выгодную позицию на подступах, возможно, нам удастся с кем-нибудь за компанию пробраться внутрь. Во всяком случае попробовать стоит. Ну а пока что… пока что спи. Нам еще предстоит проделать долгий путь пешком.
Судя по виду мальчишки, веки у него были налиты свинцом. В кои-то веки он не стал со мной спорить.
Мне встречались ледники, двигавшиеся быстрее этого поезда, – так что мальчишка вполне успел выспаться. Но в конце концов мы все же доехали до ближайшей к Хедлхэм-Холлу станции. Я разбудил своего хозяина, и мы выскочили из вагона на платформу. Перрон был недалек от того, чтобы вернуться в лоно природы. Сквозь бетон в изобилии пробивалась разнообразная трава, а стены и крышу ветхого зала ожидания обвили предприимчивые лозы. На ржавых фонарных столбах гнездились птицы. Кассы здесь не было – равно как и прочих признаков присутствия человека.
Поезд заковылял дальше с таким видом, будто собирался помереть под первым же забором. Поблизости от путей обнаружились белые ворота, за ними начиналась грунтовая дорога. По обе стороны дороги раскинулись поля. Я приободрился. Приятно все-таки вырваться из зловредной хватки города и очутиться среди полей и лесов[89].
– Мы пойдем по дороге, – сказал я. – До поместья самое меньшее девять миль, так что покамест нам особенно нечего опасаться. Я… В чем дело?
Мальчишка побледнел, и вид у него сделался какой-то неуверенный.
– Ни в чем. Просто… Я не привык… не привык к такому простору. Здесь не видно ни одного дома.
– Ну и прекрасно. Нет домов – значит, нет людей. А значит, и волшебников нет.
– Мне как-то не по себе. Здесь так тихо…
Хотя чему тут удивляться? Он же никогда раньше не был за городом. Скорее всего, он даже в большом парке не бывал. Его пугает простор.
Я перешел через рельсы и открыл ворота.
– Вон за теми деревьями какое-то село. Там ты можешь получить еду и пообниматься с домами.
Моему хозяину потребовалось некоторое время, чтобы избавиться от нервной дрожи. Он словно ожидал, что пустые поля или зимние кусты встанут, словно враги, и набросятся на него, и непрерывно поглядывал по сторонам, чтобы не проворонить нападения. Он вздрагивал от каждого птичьего посвиста. Я же, напротив, по-прежнему чувствовал себя прекрасно – именно потому, что вокруг раскинулась безлюдная сельская местность. Здесь не чувствовалось абсолютно никакой магической деятельности, даже вдали, в небесах.
Добравшись до села, мы устроили налет на единственный здешний бакалейный магазинчик и стащили достаточно провизии, чтобы на сегодня мальчишка остался желудочно-удовлетворенным. Это было даже не село, а деревушка – несколько домиков, сгрудившихся вокруг разрушенной церкви, – настолько маленькая, что здесь даже не было своего волшебника. Те немногочисленные люди, которые попадались нам на глаза, спокойно и неторопливо шли по своим делам, и ни один не волок за собой даже самого завалящего беса. У моего хозяина это просто не укладывалось в голове.
– Они что, не понимают, насколько они уязвимы? – фыркнул он, когда мы миновали последний домик. – У них же нет совершенно никакой защиты. Любая магическая атака – и они окажутся беспомощны.
– Возможно, для них это не самый больной вопрос, – намекнул я. – Им и без этого есть о чем беспокоиться. Например, как прокормить себя и семью. Боюсь, как раз этому тебя не учили[90].
– Ну и что? – возмутился мальчишка. – Быть волшебником – великое призвание! Наше искусство и наше самопожертвование удерживают страну от развала, и эти дурни должны быть нам благодарны.
– В смысле – благодарны людям наподобие Лавлейса?
Мальчишка нахмурился, но промолчал. После полудня мы попали в опасное положение. Мой хозяин узнал об этом прежде всего благодаря тому, что я кинулся на него, сшиб с ног, и мы оба полетели в неглубокую придорожную канаву. Я прижал его к земле – чуть сильнее, чем это действительно было необходимо.
Он вдоволь наелся земли.
– Что ты делаешь?!
– Тихо! Впереди летит патруль. С севера на юг.
Я указал на щель в живой изгороди. Вдалеке среди облаков виднелась стайка скворцов.
Мальчишке наконец-то удалось отплеваться.
– Я их не вижу.
– На пяти прилегающих планах видно, что это фолиоты[91]. Можешь не сомневаться. Дальше нам придется держаться осмотрительнее.
Скворцы скрылись в южном направлении. Я осторожно поднялся на ноги и оглядел горизонт.
– Нам лучше сойти с дороги. Здесь мы слишком заметны. Когда стемнеет, мы сможем подобраться к поместью поближе.
Мы со всеми мыслимыми предосторожностями просочились через дыру в живой изгороди и, обойдя поле по краю, укрылись под деревьями, в относительной безопасности. Ничего угрожающего заметно не было – ни на одном плане.
Через лес мы пробрались без приключений. Спустя некоторое время мы уже сидели, затаившись, на опушке и рассматривали раскинувшийся перед нами край. Местность немного понижалась, и потому нам открылся превосходный вид на осенние поля – вспаханные, бурые, с лиловым отливом.
Поле тянулось примерно с милю, а дальше вставала старая кирпичная стена, обозначающая границу владений, обветренная и полуразрушенная. За ней высились темные ели; там начиналось поместье Хедлхэм. Над елями поднимался красный купол (его было видно на пятом плане). Пока я наблюдал за ним, купол исчез, а несколько мгновений спустя чуть дальше возник другой, синеватый (на шестом плане).
Среди деревьев виднелась высокая арка – должно быть, официальный въезд на земли поместья. Сквозь арку проходила дорога, прямая, словно стрела. В полумиле от того места, где мы стояли, рядом с маленькой дубовой рощицей, был перекресток: там сходились дорога, ведущая к поместью, грунтовка, по которой мы шли, и еще две дороги – не знаю уж, куда они вели.
Край солнца еще виднелся над деревьями; мальчишка сощурился, присматриваясь к чему-то.
– Это и есть часовой?
Он указал на пенек, торчащий между нами и перекрестком. На нем примостилось нечто неясное – неподвижный черный силуэт.
– Он самый. А еще один только что материализовался на краю вон того треугольного поля.
– Ой! А первый исчез!
– Я же тебе говорил: они материализуются в произвольной последовательности. Мы не сможем предсказать, где и когда они будут появляться. Видишь этот купол?
– Нет.
– Тогда грош цена твоим линзам. Мальчишка выругался.
– А ты чего ожидал? У меня нет такого зрения, как у тебя, демон. Где этот купол?
– Не скажу. Грубость до добра не доводит.
– Не мели чушь! Мне нужно знать!
– А какое до этого дело демону?
– Где он?!
– Смотри под ноги. Ты на что-то наступил.
– Да скажи же наконец!
– Я, кажется, уже как-то упоминал об этом. Мне не нравится, когда меня называют демоном. Тебе ясно?
Мальчишка глубоко вздохнул.
– Ясно.
– Это так, к твоему сведению.
– Ладно.
– Я – джинн.
– Ну ладно, ладно! Где купол?
– В лесу. Он сейчас находится на шестом плане. Но он скоро переместится.
– Нам трудно будет пробраться.
– Да. Именно для этого и ставится защита. Лицо мальчишки было серым от усталости, но на нем читалась все та же мрачная решимость.
– Итак, цель ясна. Эти ворота отмечают официальный вход в поместье – единственное отверстие в защитных куполах. Именно там они проверяют всех входящих. Если мы сможем пробраться за ворота, то окажемся внутри.
– Морально готовые к тому, что нас в любой момент могут скрутить и прикончить, – заметил я. – Ура.
– Вопрос в том, как нам туда пробраться…
И мальчишка надолго умолк. Он сидел, прикрыв глаза рукой, и смотрел, как солнце исчезает за лесом, а поля окутывают холодные зеленые тени. Часовые то возникали, то исчезали (мы сидели слишком далеко от них и запаха серы не чувствовали).
Затем наше внимание привлек шум, доносящийся откуда-то издалека, со стороны дороги. Примерно в миле от нас на той дороге, что уходила к горизонту, объявилась машина, смахивающая на черный спичечный коробок. Она петляла между живыми изгородями и властно сигналила на каждом повороте. Машина подъехала к перекрестку, притормозила – водитель благоразумно убедился, что навстречу никто не движется, – и свернула направо, к Хедлхэму. Когда она направилась к воротам, двое часовых стремительно метнулись к ней через темное поле, их одеяния реяли за ними, словно изорванные отрепья. Часовые добрались до живой изгороди, окаймляющей дорогу, но перескакивать не стали, а двинулись вдоль дороги следом за автомобилем, который был уже недалеко от ворот. Почти стемнело, и разглядеть что-либо удавалось с трудом. Машина остановилась перед воротами. Что-то приблизилось к ней. Часовые застыли под деревьями. Машина проехала сквозь арку и скрылась из вида. Часовые унеслись обратно в поля.
Мальчишка уселся прямо и потянулся, разминая руки.
– А вот и подсказка, – сказал он, – Теперь понятно, что нам нужно делать.
35
Местом засады был избран перекресток. Любой машине приходилось здесь притормаживать во избежание возможного столкновения. А от ворот поместья перекресток закрывала густая купа дубов и лавра. Она же предоставляла нам укрытие на время ожидания.
Соответственно, мы отправились туда ночью. Мальчишка полз вдоль края живой изгороди, окаймляющей дорогу, а я порхал впереди в облике летучей мыши. Ни один часовой не материализовался поблизости. Ни один наблюдатель не пролетел над нами. Мальчишка дополз до перекрестка и спрятался в подлеске за самым большим дубом. Я повис на ветке – на страже.
Мой хозяин спал – или пытался уснуть. Я же созерцал ночную жизнь: стремительные движения совы и какого-то мелкого грызуна, шуршание ежей в кустах, рысканье беспокойного джинна. Задолго до рассвета облака разошлись и засияли звезды. Может, Лавлейс сидит сейчас на крыше и пытается постичь, что говорят созвездия? Интересно, а что они ему говорят? Стало ощутимо холоднее. Землю покрыл искрящийся иней.
Мне вдруг пришло в голову, что мой хозяин должен здорово страдать от холода.
Примерно с час я тешился этой мыслью. Но затем мне в голову пришло еще кое-что. Он мог на самом деле замерзнуть до смерти в своем укрытии. А это уже было бы скверно: мне тогда вовеки не выбраться из проклятой жестянки. Я неохотно спланировал в кусты и осмотрел мальчишку. К моему облегчению, он все еще был жив, хотя и начал синеть. Нат закутался в куртку и забился в груду палой листвы. Листва постоянно шуршала, поскольку мальчишку била дрожь.
– Давай я тебя согрею, – шепотом предложил я.
Мальчишка мотнул головой: трудно было сказать, то ли он отказывается, то ли так сильно дрожит.
– Что, нет?
– Нет.
– Почему?
Он с трудом разомкнул намертво стиснутые зубы.
– А вдруг они заметят?
– Ты точно отказываешься не из гордости? Не потому, что брезгуешь принять помощь от мерзкого демона?[92] Ты поосторожнее с этим заморозком – так можно и отморозить себе кой-чего. Мне доводилось видать такое.
– От-тстань!
– Ну, твое дело.
И я вернулся на дерево. Некоторое время спустя небо на востоке начало светлеть. Мальчишка чихнул разок – но все остальное время упрямо хранил молчание, замкнувшись на своей добровольно избранной тяжкой доле.
С наступлением рассвета облик летучей мыши стал выглядеть недостаточно убедительным. Я спрятался в кустах и превратился в мышь-полевку. Мальчишка сидел все на том же месте; он напрочь окоченел, и у него потекло из носа. Я примостился на соседней веточке.
– Не нужен ли тебе носовой платок, о мой господин? – поинтересовался я.
Мальчишка с трудом поднял руку и вытер нос рукавом. Потом шмыгнул носом.
– Что-нибудь уже произошло?
– Ты недостаточно хорошо вытер левую ноздрю.
– На дороге!
– Нет. Еще слишком рано. Если у тебя осталось что-нибудь из еды, поешь сейчас. К тому моменту, как появится первая машина, нам надо быть наготове.
Как выяснилось, нам вовсе не обязательно было спешить. Все четыре дороги были пусты. Мальчишка доел остатки еды, потом уселся под куст, прямо на мокрую траву, и принялся следить за одной из дорог. Похоже, он все-таки простыл: его била дрожь, и он никак не мог ее унять. Я пробежался вокруг, присматриваясь, нет ли где какого подвоха, потом вернулся к мальчишке.
– Не забывай, – сказал я, – остановившийся автомобиль не должен исчезать из виду дольше чем на несколько секунд, иначе кто-нибудь из часовых может заподозрить неладное. Нам нужно проникнуть в машину сразу же, как только она окажется на перекрестке. Тебе придется двигаться быстро.
– Я буду готов.
– Я имею в виду – по-настоящему быстро.
– Я же сказал, что буду готов.
– Ладно, ладно. Но мне приходилось видать улиток, которые тебя опередили бы. А теперь ты еще и заболел – из-за того, что ночью отказался от моей помощи.
– Я не заболел.
– Извини, но как-то не верится. Слишком уж ты громко стучишь зубами.
– Со мной все в порядке. Оставь меня в покое.
– Эта твоя простуда может нас здорово подвести, когда мы проберемся в дом. Лавлейс может выследить нас по следу из соп… Тихо! Слышишь?
– Что?
– Машина! Приближается. Отлично! Она затормозит прямо здесь. Жди моего приказа.
Я поспешно пробрался сквозь высокую траву на другую сторону рощицы и пристроился на грязном крутом склоне над дорогой, за большим камнем. Шум мотора становился все громче. Я оглядел небо: наблюдателей не было видно, а деревья закрывали машину от поместья. Я изготовился к прыжку…
И поспешно спрятался обратно. Нет, не катит. Сверкающий черный лимузин. Автомобиль волшебника. Не стоит и пытаться – слишком уж рискованно. Машина пролетела мимо – только галька брызнула из-под колес да в воздухе повисло облако пыли, только взвизгнули тормоза да сверкнул капот. Я успел краем глаза заметить пассажира: какой-то незнакомый мужчина, одутловатый, губастый, с прилизанными черными волосами. Ни беса, ни какого иного охранника я не заметил, но это еще ничего не значило. Нет уж, устраивать засаду на волшебников я не собираюсь.
Я вернулся к мальчишке. Тот застыл, скорчившись под кустом.
– Не то, – сказал я, – Волшебник.
– Я не слепой! – неприязненно фыркнул он. – Я его знаю. Это Лайм, один из дружков Лавлейса. Уж не знаю, зачем он ввязался в заговор – он не особенно силен. Я однажды напустил на него несколько мелких демонов – он потом распух, словно воздушный шарик.
– Что, вправду? – Надо признать, это произвело на меня впечатление. – И что же было дальше?
Мальчишка пожал плечами.
– Они меня отлупили. А это кто едет?
Из-за поворота показался велосипед. На нем восседал приземистый полный мужчина; он вертел ногами, словно вертолет пропеллером. Над передним колесом велосипеда была прикреплена здоровенная корзинка, накрытая плотной белой тканью.
– Мясник, – сказал я.
Мальчишка снова пожал плечами.
– Может быть. Ну что, берем его?
– Ты сможешь надеть его одежду?
– Нет.
– Тогда пускай едет. Будут и другие варианты.
Раскрасневшийся, взмокший велосипедист доехал до перекрестка, притормозил на мгновение, вытер пот со лба и двинулся в сторону поместья. Мы смотрели ему вслед. Точнее, мальчишка неотрывно смотрел вслед корзине.
– Надо было его взять, – тоскливо протянул он, – Очень есть хочется.
Прошло некоторое время, и мясник-велосипедист поехал обратно. Он крутил педали и насвистывал. Корзинка его опустела, а вот бумажник, несомненно, потяжелел. Мясника сопровождал один из часовых, двигавшийся огромными неравномерными скачками вдоль живой изгороди; в солнечном свете тело и изорванное одеяние часового казались полупрозрачными.
Мясник уехал прочь. Мальчишка с трудом подавил позыв чихнуть. Часовой исчез. Я взобрался на верхушку колючего куста и огляделся. Небо было ясное. Зимнее солнце пригревало не по сезону жарко. Дороги были пусты.
За следующий час перекресток миновали еще две машины. Первая – фургон торговца цветами. Его вела неряшливого вида женщина с сигаретой в зубах. Я уже готов был ринуться на нее – и тут заметил боковым зрением троих часовых в обличье дроздов, лениво проплывавших над рощицей. Они бы точно все засекли. Я спрятался и пропустил женщину.
Дрозды улетели. Но следующий проезжий тоже нам не подошел. Это опять была машина волшебника – дорогой автомобиль с открытым верхом, да и ехал он со стороны поместья. Лицо водителя было почти полностью скрыто шляпой и защитными очками. Я успел разглядеть лишь рыжеватую бородку, короткую и аккуратно подстриженную, – и он уже унесся прочь.
– Кто это был? – поинтересовался я. – Еще один соучастник?
– Первый раз вижу. Возможно, это тот самый, который приехал вчера вечером.
– Кто бы он ни был, он в поместье не задержался.
Мальчишка в расстройстве ударил кулаком по земле.
– Если мы не проберемся внутрь в самое ближайшее время, начнут прибывать остальные гости! А нам еще нужно успеть выяснить, что тут происходит. Ах, если бы только я был могущественнее!
– Извечный крик души всех волшебников, – утомленно заметил я. – Потерпи.
Он посмотрел на меня зверем и огрызнулся:
– Чтобы терпеть, нужно время! А у нас его нет!
Но на самом деле мы поймали свой шанс всего лишь двадцать минут спустя.
Снова послышался шум подъезжающей машины. Снова я пробрался на другой край рощицы и выглянул из-за гребня насыпи. И мгновенно понял, что наше время пришло. Это был фургон бакалейщика, высокий, прямоугольный, свежевымытый, с аккуратными черными крыльями. На борту у него красовалась горделивая надпись: «Скволлс и сын, бакалея из Кройдона, вкусная еда для всех».
К моему великому облегчению, похоже было, что в кабине восседают сами Скволлс и сын. Вел машину лысый мужчина постарше, а рядом с ним сидел бодрый юнец в зеленой кепке. Оба были полны энергии и явно принарядились ради великого дня; лысина старшего блестела, будто отполированная.
Мышь, притаившаяся за камушком, начала разминать мышцы.
Фургон подъехал поближе; из-под капота неслось подвывание и дребезжание мотора. Я взглянул в небо. Ни дроздов, ни прочей пакости. Все чисто.
Фургон подъехал к роще, и деревья заслонили его от ворот Хедлхэма.
Скволлс и сын опустили стекла, чтобы подышать свежим воздухом. Сын напевал себе под нос что-то веселенькое.
Когда они уже наполовину миновали рощу, сын услышал где-то сбоку негромкий шорох. Он посмотрел направо.
И увидел, что прямо на него по воздуху в позе атакующего каратиста несется полевая мышь.
Мышь влетела прямиком в открытое окно. Ни Скволлс, ни сын не успели даже пальцем пошевельнуть. В кабине завертелся неизъяснимый водоворот, да так, что она закачалась из стороны в сторону. Фургон слегка отклонился и подъехал к земляной насыпи у края дороги, где и притормозил. Мотор чихнул и заглох.
На мгновение воцарилась тишина. Потом дверца со стороны пассажирского места отворилась. Из кабины выпрыгнул мужчина, до чрезвычайности похожий на Скволлса, нырнул обратно и вытащил недвижные тела Скволлса и сына. Сын лишился большей части одежды.
Перетащить эту парочку через дорогу, на насыпь и в глубь рощи было делом нескольких секунд. Я спрятал их в зарослях ежевики и вернулся к фургону[93].
Тут-то и началось самое неприятное. Джинны и автомобили просто не совмещаются между собой. Очень уж противно чувствовать себя заключенным в жестяной колпак и окруженным со всех сторон вонью бензина, машинного масла, искусственной кожи, людей и их изделий. Невольно начинаешь думать, какая же это слабая и ничтожная тварь – человек, раз он для путешествий на дальние расстояния нуждается в таких жалких приспособлениях.
А кроме того, я просто не умею водить машину[94].
И тем не менее я снова завел мотор и как-то умудрился вырулить от обочины обратно на середину дороги. А потом – и к перекрестку. На все это ушло не более минуты, но я, честно признаться, уже начал психовать: какой-нибудь глазастый часовой мог задуматься, отчего это фургон так долго не показывается из-за деревьев. На перекрестке я притормозил, быстро огляделся по сторонам и наклонился к окну.
– Быстро сюда!
Кусты лихорадочно зашуршали, и вот мальчишка рванул дверь на себя и ввалился в кабину, пыхтя, словно загнанный слон. Дверь захлопнулась. Секунду спустя мы уже покатили дальше и свернули на дорогу, ведущую к Хедлхэм-Холлу.
– Это ты? – спросил мальчишка, уставившись на меня.
– Кто же еще? Переодевайся, и поживее. Часовые вот-вот доберутся до нас.
Мальчишка забарахтался на сиденье, сдирая свою куртку и стараясь дотянуться до одежды Скволлса-младшего – рубашки, брюк и зеленой куртки. Каких-нибудь пять минут назад все это было чистеньким и аккуратным; теперь же вся одежда была напрочь измята.
– Быстрее! Они приближаются!
И действительно, через поле с обеих сторон, подскакивая, неслись часовые. Черные отрепья реяли на ветру. Мальчишка возился с рубашкой.
– Здесь пуговицы тугие! Я не могу их расстегнуть!
– Надевай через голову!
Часовой, который слева, приближался быстрее. Я видел его глаза – два черных овала с горящими в глубине крохотными огоньками. Я попытался прибавить скорость, но нажал не на ту педаль; фургон задрожал и чуть не остановился. Мальчишка как раз в этот момент просовывал голову в воротник рубашки и влетел носом в приборную доску.
– Эй! Ты что, нарочно?!
Я отыскал нужную педаль. Мы снова поехали быстрее.
– Скорее натягивай куртку, или нам конец. И кепку.
– А брюки?
– Забудь про брюки. Времени нет.
Мальчишка управился с курткой и как раз успел натянуть кепку на взъерошенные волосы, когда часовые нагнали нас. Они остались по ту сторону изгороди, но их блестящие глаза были прикованы к нам.
– Не забывай – нам не положено их видеть, – сказал я. – Смотри вперед.
– Я и смотрю.
Тут его посетила очередная мысль.
– А они не догадаются, кто ты такой?
– Они недостаточно сильны для этого.
Я от души надеялся, что это правда. Мне показалось, что это гули[95], но в наше время ни в чем нельзя быть уверенным[96].
Некоторое время мы ехали в сторону гряды деревьев и оба смотрели строго вперед. Часовые по-прежнему сопровождали машину.
Затем мальчишка снова заговорил.
– А что мне делать с брюками?
– Ничего. Обойдешься тем, что уже есть. Мы вот-вот подъедем к воротам. Во всяком случае, твоя верхняя половина выглядит достаточно прилично.
– Но…
– Расправь куртку и разгладь все складки, которые найдешь. Итак, я – Скволлс, а ты – мой сын. Мы везем в Хедлхэм-Холл всякие продукты ко дню конференции. Кстати, хорошо, что вспомнил – нам бы лучше выяснить, что же мы на самом деле везем. Глянь, а?
– Но…
– Не беспокойся, в том, чтобы посмотреть назад, ничего подозрительного нет.
В задней стенке кабины, посередке, красовался люк. Я указал на него.
– Давай, глянь скоренько. Я бы сам посмотрел, но я за рулем.
– Ну ладно.
Мальчишка встал коленками на сиденье, открыл люк и сунул голову вовнутрь.
– Тут темно… и целая куча всего…
– Достать что-нибудь можешь?
Я взглянул на мальчишку и едва не выпустил руль из рук. Фургон лихорадочно вильнул к обочине; я едва успел его выровнять.
– Штаны! Сядь немедленно! Где твои штаны?
Мальчишка сел. Картина слева от меня заметно улучшилась.
– Свои я снял. А ты мне сказал, чтобы я не надевал новые.
– Я не понял, что ты выбросил те! Сейчас же оденься!
– Но часовые увидят…
– Часовые и так уже все увидели, уж поверь мне на слово. Надевай, и все.
Он снова проехался ботинками по приборной доске. Я сокрушенно покачал своей лысой головой.
– Нам остается лишь надеяться, что гули мало что смыслят в человеческой одежде. Возможно, их ничуть не удивит, что тебе взбрело в голову переодеваться прямо сейчас. Но охранники у ворот будут куда проницательнее – можешь в этом не сомневаться.
Мы находились уже у самой границы поместья. Теперь впереди весь обзор закрывали деревья. Дорога неспешно обогнула их, и почти сразу после этого показалась огромная арка. Построенная из массивных глыб желтого песчаника, она с напыщенной солидностью поднималась из придорожных кустов, подобно тысячам других арок, разбросанных по всему миру[97]. Полагаю, теперь уже никто и не помнит, какой мелкий дворянчик заплатил за эту арку и с чего ему вдруг приспичило ее возвести. Лица кариатид, поддерживающих свод, давно стерлись, равно как и надписи на арке. А плющ, обвивающий ее, упорно трудился над тем, чтобы разрушить саму каменную кладку.
Над аркой возвышался красный купол, накрывая заодно и часть леса. Единственный проход шел через арку.
Сопровождавшие нас часовые выжидающе уставились вперед.
Я остановил фургон в нескольких метрах от арки, но не стал выключать двигатель. Мотор тихо урчал. Мы сидели в кабине и ждали.
В основании арки отворилась деревянная дверь, оттуда вышел человек. Мальчишку передернуло. Я взглянул на него. Он и до того-то был бледным, а теперь вовсе побелел как мел. А глаза сделались круглыми, словно блюдца.
– В чем дело? – прошипел я.
– Это он… тот самый, которого я видел в зеркале. Тот, который забрал Амулет.
Ни отвечать, ни придумывать что-либо времени не было. Убийца размашистым шагом приближался к фургону, чуть улыбаясь на ходу.
36
Итак, это был он – тот самый человек, который украл Амулет Самарканда и исчез без следа, тот самый, который перерезал горло хранителю Амулета и оставил его валяться в луже крови. Наемник Лавлейса.
Он был здоровенный – для человека, конечно, – на голову выше среднего обывателя и шире в плечах. На нем были длинная темная куртка и белые брюки восточного фасона, заправленные в ботинки с высокими голенищами. Угольно-черная борода, широкий нос, пронзительные голубые глаза под густыми бровями. Для своих габаритов он двигался на редкость грациозно, небрежно помахивая одной рукой и заткнув большой палец другой за пояс.
Наемник обошел капот и подошел к кабине с моей стороны, ни на миг не сводя с нас взгляда. Подойдя поближе, он махнул рукой. Я заметил краем глаза, как сопровождавшие нас гули умчались обратно в поля.
Я высунулся в окно и весело поздоровался с ним, надеясь, что мне достаточно правдоподобно удается воспроизвести лондонский выговор.
– Доброе утро! Эрнест Скволлс и сын, доставка бакалейных товаров.
Мужчина остановился и несколько мгновений молча созерцал нас.
– Скволлс и сын…
Голос у него оказался низким и тягучим; голубые глаза будто видели меня насквозь. Честно признать, это смущало. Мальчишка невольно сглотнул. Я молча понадеялся, что он не впадет в панику.
– Скволлс и сын… Да, вас ждут.
– Да, начальник.
– Что вы везете?
– Бакалею, начальник.
– А именно?
– Э… – Я понятия не имел, что сказать, – Самую разную, начальник. Не желаете ли взглянуть?
– Мне хватит списка.
Проклятье!
– Ну, как хотите. У нас там коробки, консервные банки – множество консервных банок, сэр, – пакеты, бутылки…
Наемник сощурился.
– Как-то это чересчур расплывчато.
Тут рядом со мной послышался чей-то высокий голос – это Натаниэль высунулся у меня из-за спины.
– Он не составлял список, сэр. Это делал я. Мы везем балтийскую икру, яйца ржанки, свежую спаржу, вяленую салями по-болонски, сирийские оливки, черешковую ваниль из Центральной Америки, свежайшие макароны, желе с язычками жаворонка, гигантские улитки, замаринованные в раковинах, свежемолотый черный перец и каменную соль, уиррелские устрицы, страусиное мясо…
Наемник вскинул руку.
– Довольно! Вот теперь мне действительно хочется на это взглянуть.
– Да, начальник.
Я мрачно выбрался из кабины и поплелся к заду фургона. Приспичило же этому мальчишке демонстрировать свое богатое воображение! О том, что произойдет, когда наемник обнаружит в фургоне совсем другие товары, я старался не думать. Но тут уже ничего нельзя было поделать. Наемник бесстрастно нависал надо мной. Я открыл заднюю дверь.
Наемник несколько секунд изучал содержимое фургона.
– Отлично. Можете ехать дальше.
Сам себе не веря, я оглядел груз. На глаза мне попался деревянный ящик с бутылочками. Сирийские оливки. Из-за ящика выглядывали небольшая коробка Жаворонковых язычков, пакеты с макаронами… Я захлопнул дверь и вернулся в кабину.
– Куда ехать-то, начальник?
Наемник положил руку на край моего открытого окна. Тыльную сторону руки пересекали тонкие белые шрамы.
– Впереди будет развилка. Вам – направо, к черному ходу. Там вас кто-нибудь встретит. Занесете ваши товары и езжайте обратно. Да, и должен вас предупредить: вы вступили во владения великого волшебника. Если дорожите жизнью, не вздумайте забираться куда не полагается. Кара будет скорой и ужасной.
– Да, начальник.
Наемник кивнул, отступил на шаг и жестом велел нам проезжать. Я включил зажигание, и мы медленно въехали под арку. А потом – под защитные купола; мою сущность пробрала дрожь. Потом мы оказались внутри и поехали между деревьями, по усыпанной песком извилистой дороге.
Я взглянул на мальчишку. Лицо его было невозмутимо, но по виску ползла капля пота.
– Откуда ты все это узнал? – спросил я. – Ты же смотрел назад не больше пары секунд.
Мальчишка слабо улыбнулся.
– Меня кое-чему учили. Я быстро читаю и хорошо запоминаю. Ну, а о нем ты что думаешь?
– Об этом наемнике Лавлейса? Любопытный тип. Он – не джинн и даже, скорее всего, не волшебник. От него не разит тухлятиной, как от вас[98]. Но мы знаем, что он сумел завладеть Амулетом, а значит, он обладает некой силой… И от него просто-таки исходит ощущение уверенности в собственных силах. Ты обратил внимание, как его слушаются гули?
Мальчишка наморщил лоб.
– Если он не демон и не волшебник, какой силой он может обладать?
– Не занимайся самообманом, – мрачно сказал я. – Есть и другие силы.
Мне вспомнилась та девчонка из Сопротивления и ее приятели.
От дальнейших вопросов меня избавила дорога: она повернула и вынырнула из-под деревьев. И перед нами предстал Хедлхэм-Холл. Мальчишка тихо ахнул.
На меня усадьба особого впечатления не произвела. После того как поучаствуешь в возведении нескольких самых величественных зданий мира и сумеешь дать архитекторам несколько полезных советов[99], уже не станешь восхищенно присвистывать при виде второразрядного викторианского поместья, стилизованного под готику. Ну, вы наверняка знаете такие постройки: куча всяких завитушек, украшений и башенок[100].
Здание окружала широкая лужайка; по ней разгуливали павлины и кенгуру[101].
Посреди лужайки стояли два полосатых шатра, а по террасе уже сновали слуги, разнося подносы с бутылками и бокалами. Перед домом возвышался массивный древний тис; рядом с ним, под его раскидистыми ветвями, дорога раздваивалась. Левое ответвление изящно изгибалось перед фасадом, а правое скромно сворачивало за дом. Мы поехали к черному ходу, как и было велено.
Мой хозяин все еще продолжал жадно пожирать взглядом открывшуюся ему картину.
– Забудь свои трогательные грезы, – сказал ему я. – Если ты хочешь дожить до их исполнения, нам сперва нужно пережить сегодняшний день. Итак, мы проникли внутрь. Теперь нам нужно сформулировать наш план. Что мы собираемся делать?
Мальчишка мгновенно подобрался.
– Исходя из того, что сказал нам Лавлейс, – сказал он, – можно предположить, что он намеревается каким-то образом нанести удар по министрам. Но каким именно, нам неизвестно. Произойдет это сразу же, как только гости прибудут – пока они расслаблены и беспечны. И Амулет жизненно важен для плана Лавлейса, каков бы ни был этот план.
– Да. Согласен, – Я побарабанил пальцами по рулю, – Ну а как насчет нашего плана?
– У нас две задачи: отыскать Амулет и вычислить, что за ловушку готовит Лавлейс. Вероятно, Амулет он будет держать при себе, чтобы при любом повороте событий быть уверенным в собственной безопасности. Нам полезно будет знать, где Амулет, но незачем отбирать его у Лавлейса, пока не прибудут все приглашенные. Нужно показать министрам истинное лицо Лавлейса. Доказать, что он предатель. Если при этом мы еще и сможем разоблачить заготовленную им ловушку – тем лучше. Мы получим все требуемые доказательства.
– Тебя послушать – так все это проще простого, – Я подумал про Факварла, Джабора и всех прочих рабов, которых Лавлейс наверняка держит под рукой, и вздохнул. – Ладно, первым делом нам нужно отделаться от фургона и этой маскировки.
Дорога внезапно закончилась круглой, усыпанной гравием площадкой у задней части дома. На площадке уже стоял фургон цветочницы. Неподалеку виднелись несколько открытых белых дверей; на крыльце стоял человек в темной ливрее. Он жестом велел нам подъехать к краю площадки и остановиться.
– Ладно, – сказал мальчишка, – Разгружаем фургон и хватаемся за первую же подвернувшуюся возможность. Жди моих приказаний.
– А разве я когда-нибудь поступал иначе?
Я едва не въехал в декоративный кустарник, но каким-то чудом сумел остановить фургон. Лакей подошел к нам.
– Мистер Скволлс?
– Я, начальник. А это… мой сын.
– Вы опаздываете. Повару нужны ваши товары. Пожалуйста, побыстрее отнесите их на кухню.
– Конечно, начальник.
Мою сущность пробрало неприятное ощущение, и волоски на загривке встали дыбом. Повар… Нет, не может быть. Он, конечно же, где-нибудь в другом месте. Я открыл дверь фургона.
– А ну пошевеливайся, сынок, а не то я тебе наподдам!
Я с мрачным злорадством под завязку нагрузил мальчишку сирийскими оливками и гигантскими улитками и отправил тащить все это. И он пошел, пошатываясь под тяжестью – совсем как Симпкин в магазине у Пинна[102]. Я же выбрал небольшую упаковку Жаворонковых язычков и двинулся следом за мальчишкой – через дверь, по прохладному коридору с белеными стенами. Множество слуг самого разного вида, пола и габаритов так и сновали вокруг, словно перепуганные зайцы. Повсюду стояли галдеж и гвалт. Пахло свежевыпеченным хлебом и жареным мясом; запах доносился из широкой арки, ведущей на кухню. Я заглянул туда. Десятки поварят в белых халатах резали, терли, поливали жиром, промывали… Что-то жарилось прямо в очаге, на вертеле. На столах громоздились груды овощей; рядом приготовленные к выпечке булочки начинялись фруктами в желе. Работа так и кипела. Дирижировал всем этим толстый шеф-повар. В данный момент он как раз орал на мальчишку в голубой униформе. Рукава повара были закатаны. И одна рука у него была перебинтована.
Я на миг заглянул на седьмой план.
И тут же нырнул обратно. Все мои сомнения мгновенно улетучились Я слишком хорошо знал эти щупальца.
Мой хозяин вошел на кухню, сложил свою грозящую рассыпаться ношу на ближайший стол и собрался выйти, ничего не разузнав. Когда он шагнул за дверь, я сунул ему в руки упаковку с Жаворонковыми язычками.
– Отнеси и это, – прошипел я, – Я не могу туда войти.
– Почему?
– Делай, что тебе говорят!
Ему хватило ума подчиниться, и притом быстро, ибо в коридоре вновь появился слуга в темной ливрее и принялся внимательно наблюдать за нами. Мы двинулись обратно к машине, за новой порцией товаров.
– Здешний шеф-повар, – прошептал я, извлекая из дальней части фургона коробку с паштетом из вепря, – это джинн Факварл. Не спрашивай меня, за что он так любит эту личину, – я понятия не имею. Но мне нельзя соваться на кухню. Он сразу же меня узнает.
Мальчишка сощурился.
– Откуда мне знать, что ты не врешь?
– Просто поверь мне на этот раз, и все. Ты не прихватишь еще один пакет со страусиным мясом? Ох! Пожалуй, не прихватишь.
Мальчишка несколько раз сбегал туда-обратно, и за это время мы с лихорадочной скоростью сочинили план кампании. Но прежде чем прийти к согласию, изрядно погрызлись. Он хотел, чтобы мы оба прошмыгнули через кухню и отправились исследовать дом, но мне отчаянно не хотелось проходить неподалеку от Факварла. Я предлагал разгрузить фургон, бросить его где-нибудь в лесу и тайком пробраться обратно, и тогда уже и приниматься за расследование. Но мальчишку это предложение категорически не устраивало.
– Тебе-то хорошо! – сказал он, – Ты можешь перелететь через эту лужайку хоть облачком, хоть ветерком! А я не могу! Я и половины пути не одолею, как они меня схватят! Нет, раз уж я попал в дом, я намерен этим воспользоваться и пробраться подальше.
– Но ты – мальчишка-бакалейщик. Как ты объяснишь свое присутствие, если тебя заметят?
Мальчишка неприятно ухмыльнулся.
– Не беспокойся. Я не намерен долго оставаться бакалейщиком.
– Ну, как бы там ни было, а для меня слишком рискованно проходить через кухню, – сказал я. – Мне и так, можно сказать, повезло. Обычно Факварл чует меня за милю. Нет уж. Я лучше найду другой способ проникнуть внутрь.
– Мне это не нравится, – сказал мальчишка. – Как нам тогда встретиться?
– Я тебя найду. Просто постарайся, чтобы тебя за это время не сцапали.
Он пожал плечами. Если он и был перепуган до потери соображения, то хорошо это скрывал. Я всучил ему последние коробки с яйцами ржанки и посмотрел, как он вразвалку идет к дому. Затем я захлопнул дверь фургона, оставил ключи на водительском сиденье и задумался над текущим положением вещей. Собственную идею – бросить фургон где-нибудь в лесу – я быстро отверг; там он куда скорее привлечет внимание, чем здесь, на стоянке. В конце концов, вон фургон цветочницы никого не волнует.
В этом доме было слишком много окон. За любым из них мог притаиться наблюдатель. Я зашагал к дверям, как будто собирался зайти внутрь, и по пути проверял прилегающие планы. Вдали, над деревьями пронесся патруль – прямо под внутренним куполом. Отлично – они ничего не заметили. Сам дом на вид был чист.
Я шагнул за порог, скрывшись от посторонних взглядов, и сменил облик. Мистер Скволлс превратился в ящерку. Ящерка упала на землю, выскочила на улицу и полезла по стене на второй этаж. Моя бежевая шкурка идеально сливалась с камнем. Мельчайшие ворсинки на лапках обеспечили мне великолепное сцепление с поверхностью стены. Вращающиеся глаза обшаривали окружающее пространство. Если подумать, это был идеальный выбор облика. И я проворно взбирался наверх, размышляя, что будет делать мой хозяин с его куда более нескладной и обременительной маскировкой.