Васька понял, зачем Бердышов вез в верховья реки большой груз спирта, муки и круп.
— Я боялся, что тропу забыл.
Иван копал в старой яме песок, промывал его в лотке, который привез с собой, и показывал Ваське золото — маленькие, тусклые, но тяжелые желтые знаки.[20]
— Вот будем живы-здоровы, приедешь на это место, поглядишь, что тут будет! Я это золото давно знаю. Еще мой дядя лет двадцать тому назад первый в здешних местах это золото нашел. Возьми-ка лоток да поплещись сам.
Васька погреб песок лопаткой, потащил лоток к ручью и, сидя на корточках, пускал в него струю, как это делал дядя Ваня.
Савоська разбил палатку. Затрещал костер, дым пополз по чаще, сливаясь с бледно-зелеными висячими мхами на деревьях. Что-то варилось, вкусно попахивало.
Ваське надоело мыть. Иван и Савоська ходили вокруг, копали, обсуждали, где и как ставить на будущий год амбар, где брать лес, где будут землянки и барак, как делать разрез, где и как лучше промывать золото.
Люди должны были успеть прибыть в этом году и начать рубку леса и пробную промывку. Весной явится сюда сам Иван, а потом придет целая партия народа, и начнется промывка.
Иван еще должен был съездить в город, сделать заявку, «справить бумаги».
Бердышов и Савоська взяли топоры и стали делать зарубки на деревьях.
— Теперь это место мое! — сказал Иван.
Васька уже знал таежные законы. Отец на Додьге тоже зарубки делал.
Иван сделал много зарубок, гораздо больше, чем отец.
— Зачем ты так много затесываешь, дядя Ваня? — спросил мальчик. — Чтобы видно было?
— Как же! Я тут все показал, где амбар строить, где барак, где бить шурфы. Колодцы, пески подымать и мыть из песков золотишко. Я этим топором разрисовал тут все, целую контору развел, как инженер. Люди зайдут, им сразу будет видно. А зимой я сюда нагряну, погляжу, как они: спят ли, золото моют ли в потемках, готовят ли лес. Лес ошкурят, высушат, построят дома хорошие.
— Для рабочих?
— Нет, кобылка сама себе сладит землянки. Строить надо амбары, контору. А уж потом и барак. Тут есть золото всюду, тут целый город можно построить. Нынче явятся сюда люди — у них будут продукты. Да еще запас оставил я у Юкану. Пусть лежит на всякий случай.
— А если кто это место займет?
— А никто не займет! Никто! Раз я сделал зарубки, это крепче документа… Тогда мы с Савоськой заедем и тому, кто займет, по пуле в оба глаза. Да того быть не может, еще не бывало. Теперь зарубки сделаны — секрета нет; можешь приехать, отцу рассказать.
— А дядя Родион спросит?
— Пусть спрашивает. Скажи и ему. Не ворованное!
Иван все больше поражал Ваську. У него, оказывается, были какие-то люди, он распоряжался, приказывал. Ездил в город. Он действительно был как царь лесов, Горюна…
Глава двадцать пятая
Из-за мыса, лязгая шестами, поднимались чужие люди.
— Вон Синдан едет, — сказал Савоська.
Стояло позднее лето. Бердышов с Юкану, с Васькой Диггаром и всеми своими спутниками держал теперь путь вниз по Горюну, на Амур.
Накануне им встретились гольды, ехавшие снизу.
— Синдан тебя везде ищет, — говорили они Ивану. — Хочет тебе поклониться.
Пока Иван путешествовал по озерам, Синдан был в Кондоне, ждал, но не дождался и уехал вниз, на устье Горюна, за товаром, который пригнали для него на большой халке из Сан-Сина. Халка в Горюн не входила. Товары перегружали и везли вверх «на шестах».
На лодках Синдана взмахивают шестами двадцать работников. Издали видно, как время от времени приказчик Ван понукает их, грозя палкой. Лодки быстро поднимаются по реке.
— Синдан катит! Ух, он быстро ездит, как на курьерских!
— Синдан едет! Синдан едет! — забеспокоились гольды.
— Синдан едет — дерется палкой!
Завидя палатку, Синдан велел остановиться. Лодки его одна за другой упирались в пески. Сняв соломенную шляпу, к Бердышову подошел широкоплечий человек с большим неприятным смеющимся лицом и с тяжелыми злыми глазами, сильное и хищное выражение которых он старался скрыть широкой улыбкой. Он был высок и сутулился, словно носил на спине тяжелую ношу: видимо, старался казаться пониже. Он поклонился, а взор его оставался жестким и колючим.
— Здорово, Синдан!
— Здорово…
— Ну, ты от меня поклон получал? Вот Юкану все тебя хвалит! А я не верю!
Юкану молчал.
— Как вы тут вместе торговали моим товаром?..
Юкану вздрогнул.
Синдан оскалил зубы и замотал головой, как бы показывая, что не понимает.
Иван то же самое сказал по-гольдски. Синдан кланялся, просил принять подарки и звал к себе в гости.
Иван сел на корточки и закурил.
— Здоровые кулачищи у тебя! Силы в тебе, как в хорошем быке, — сказал Бердышов.
Синдан улыбался и кланялся.
— Ловко ты притворяешься, — строго сказал Бердышов. — Ты когда Ыйдена бил, так же улыбался? Шибко вежливый! Ну, что делать будем? Тебе надо ехать вниз, — махнул он рукой.
Торговец насторожился.
— С ним сейчас ничего не сделаешь, — обращаясь к Илюшке, сказал Иван. — Попробуй ударь его, а он ляжет ничком, как перед хунхузами. А лежачего как бить?.. Что, общество составил? Компания есть? Ты не прикидывайся, я знаю: ты по-русски все понимаешь, Юкану пугал?
Синдан кланялся.
— Ты зачем девчонку отобрал и ездил на ней в нартах, как на собаке? Ты как думаешь, можно пугать людей, что русские Амур продают? Ты тут исправником от маньчжур быть собрался. Думаешь, можно пугать людей, что донесешь нойонам и что, мол, те придут и казнят?
Синдан понял, что совершил ужасную ошибку, поверив зимой Гао, что Бердышов бродяга и ничтожество и скоро разорится.
— Кто сказал тебе, Юкану, что русские Амур продают? Говорил он так? Подтверди!
— Было! — крикнул Юкану, собрав все силы.
— Теперь ты ни на одном языке ничего не понимаешь? — продолжал Бердышов, обращаясь к Синдану. — Ну, так вот, слушай! Ты больше на Горюн не ходи. Ты сам против нойонов, бежал от них, а людей хочешь запугать ими. Кровью велишь им клясться, чтобы с тобой были заодно. Так поворачивайся и уезжай на Амур. Там тебе выгодней торговать. Тебе больше торговать на Горюне нельзя.
— Как так? — блеснул глазами Синдан. — Моя есть бумага, можно торгуй.
— Такой бумаги нет, чтобы детей в нарты запрягать. Ты с Горюна уходи.
Долгие дни Синдан в беспокойстве ожидал Ивана. Он подозревал, что Бердышов, путешествуя по стойбищам, рушит всю его торговлю, что он хитрит, когда говорит о дружбе и приятельстве. Ярость давно клокотала в душе Синдана, но он таил ее и надеялся, что все обойдется.
Иван рушил его торговлю тем, что привез муки, привез хорошие ружья, каких никогда не продавал Синдан. У Ивана все было лучше. Гольды отворачивались от Синдана, смеялись над его торговлей, не хотели покупать. И вот в довершение всего Иван гонит его с Горюна, где за семь лет он разбогател. Он готов был на все, лишь бы не ссориться со страшным Ванькой Тигром. Но сейчас, слыша такую ужасную новость и видя близко его лицо, Синдан задрожал от злобы.
— Ты, может, думаешь, я шучу? Нет, я и палку нашел, которой ты наказывал людей.
Иван вытащил из-под полога длинную палку с иероглифами, которую Синдан узнал сразу: на ней была печать общества.
— Я хотел и Юкану повесить за то, что он продался тебе, но пожалел старика. Вот, гляди, твоя палка!.. Кто у Суокина убил сына этой палкой?
Синдан приподнялся, глаза его засверкали, согнутое тело как бы приготовилось к прыжку.
— Вот когда ты стал самим собой, теперь я тебя узнаю. Здорово, паря!
Гримаса злобы и жестокости исказила грубое лицо Синдана. Глаза его забегали.
— Так признаешь свою палку? Вот на ней написано: «Бить до костей», грамотный я по вашему. А говорят, у всякой палки два конца.
Иван размахнулся и ударил Синдана кулаком в зубы.
Нож сверкнул в руке Синдана. Он зверем кинулся на Ивана. Бердышов нанес ему удар кулаком в грудь. И тут же палкой с иероглифами еще раз по голове, да так, что треснула палка. Торговец покатился по траве, но тут же вскочил, мотая головой: видно, оглушенный. Обезумев, он снова бросился вперед. Новый удар встретил его. Синдан взмахнул руками, оступился, подмытый песок обвалился, и торгаш слетел с обрыва в реку.
Иван выхватил револьвер.
Между тем Савоська, глядя на лодки с товаром, живо сообразил, что можно в один миг разорить Синдана. Он подбежал к берегу и с силой оттолкнул груженую лодку. Подскочил Илья и стал помогать ему рьяно. Огромные плоскодонные лодки одна за другой закачались на бурной реке. Их быстро потащило вниз, поворачивая к берегу то кормой, то носом. Лодки, убыстряя ход, понеслись к перекату.
Приказчик с криками забегал по берегу. Передняя лодка ударилась о камни. Другую тащило по мелководью, било о гребни подводных скал. С разбегу она ударялась о коряги. Нос лодки погружался в воду, и волна захлестнула товары. Могучее течение покатило по всему перекату мешки с мукой и крупой. Мешки рвались, и белые пятна расползались по голубой воде. Третья лодка громыхала по перекату.
Синдан поднялся и, тупо озираясь по сторонам, стоял под берегом по колено в воде.
— Другой раз никогда на меня не бросайся! А теперь иди лови лодки и ступай с Горюна навсегда. Эта речка моя!
— Суд надо, — прохрипел Синдан.
— Ты и по-русски говорить сразу научился! Зачем мне суд? Вот тебе суд, — показал он револьвер. — Я сам могу с тобой управиться… Смотри: если хоть одного моего должника тронешь пальцем, я тебя разрежу на тысячу кусков, как сказано в вашем же уставе. А палку возьму себе. Кто войдет к торговцам в общество, — сказал Иван, обращаясь к гольдам, — того сразу повешу. Я теперь тут хозяин.
— С твоим уставом я не согласен! — озираясь на Ивана, говорил Юкану поверженному торгашу.
— Что ты с ним вежливо разговариваешь? Плюнь на него! — подскочил Савоська.
Гольды выловили на перекате одну из лодок, подвели ее к берегу поодаль от стана. Синдан пошел туда, ни слова не говоря, быстро сел в лодку и проворно отъехал.