– Хорошо слышно, – сказал голос в трубке так громко и четко, что услышал даже Воловцов.
Успокоенный Лебедев положил трубку на рычажок и посмотрел на Воловцова:
– Что тебя привело к нам на этот раз? Опять нужно кого-то разыскать?
– А что, ты не допускаешь того, что я как друг зашел, просто повидаться? – сделав слегка обиженный вид, промолвил Иван Федорович. – Например, чайку попить с кренделями.
– Допускаю, – с легкой ухмылкой нерешительно произнес главный московский сыщик.
– Ну так вот: я действительно зашел повидаться, – честно посмотрел на Владимира Ивановича Воловцов. – А еще попросить об одной услуге, – добавил судебный следователь по особо важным делам и широко улыбнулся: – Надеюсь, не откажешь?
– Ну, если бы я мог отказать… – уже явно усмехнулся начальник московских сыщиков, ни минуты не сомневающийся в том, что приход Воловцова вызван отнюдь не желанием повидаться, – то и тогда не отказал бы тебе… Говори, хитрец, что нужно?
– Ничего особенного, – посмотрел в сторону Иван Федорович. – Человека одного разыскать. Подозреваемого в убийстве.
– И ну-ужен тебе для э-этого-о… – протянул, не закончив фразу, начальник московского сыска.
– …Василий Степанович Стефанов, – закончил фразу, начатую Лебедевым, Иван Федорович.
– Увы, – развел руками Владимир Иванович. – Стефанов в отъезде. Командирован мною по приказу вышестоящего начальства… Впрочем, куда и зачем он командирован, тебе знать необязательно.
– Печально, – уныло констатировал сей факт Воловцов.
– Это ты напрасно, – не согласился с судебным следователем по особо важным делам начальник московского сыска. – Стефанов – один из лучших московских сыскарей. А таковых у нас несколько. Кого тебе нужно разыскать?
– Есть такой коммерсант Вершинин Рудольф Залманович. Ныне находится в бегах. Это бывший директор комиссионерской конторы первого разряда «Гермес», официально объявленной несостоятельной, – четко ответил Иван Федорович.
– А где располагалась его контора? – поинтересовался Лебедев.
– На Ильинке. Там же, на Ильинке, Вершинин и проживал…
– Понятно, – изрек начальник московских сыскарей. – Полагаю, тебе нужен Николай Игнатьев.
– Из вольнонаемных? – спросил Воловцов.
– Нет. Игнатьев наш штатный сотрудник в должности чиновника особых поручений, – ответил Владимир Иванович и посмотрел на Воловцова: – Ты наверняка слышал о банде Глухаря?
– Конечно, – кивнул Иван Федорович. – Железнодорожные воры.
– Это непростые были воры, – заметил судебному следователю Лебедев. – Банда Глухаря – Василия Глушко – более восьми месяцев орудовала на линиях Московско-Казанской железной дороги. Схема была проста: вешеры[13] Глухаря во время движения поезда забирались в товарные вагоны и на перегонах выкидывали тюки и мешки с продуктами и мануфактурой, которые после собирались на подводы и вывозились в отстойники, откуда позже передавались скупщикам краденого. А те доставляли товар собственникам некоторых магазинов на Ильинке, Тверской и даже Кузнецком мосту. На обворованные вагоны же вешались поддельные пломбы. Так что нехватка товаров обнаруживалась лишь в конечном пункте назначения, далеко от Москвы, скажем, в Нижнем Новгороде, в Казани или в Сызрани. Естественно, из пункта назначения в Москву от получивших неполный груз направлялась претензия, и транспортная контора была вынуждена возмещать владельцам по страховке стоимость похищенного товара…
– И что? Банду раскрыл Игнатьев? – понял, к чему клонит глава московских сыщиков, Иван Федорович.
– Именно! – в знак согласия кивнул Лебедев. – Он вышел на одного мешка[14], что был связан с владельцами магазинов на Ильинке, и сумел расколоть его. Тот рассказал, когда и кто приносил ему ворованный товар с железной дороги. Потом выследил вора, что приносил товар скупщику. Проследил за ним. Вышел на кухеру[15] и принимал участие в задержании банды и сборе улик на Глухаря и его подельников… – Владимир Иванович немного помолчал. – Еще за Игнатьевым числится раскрытое дело по розыску убийцы девиц легкого поведения Игнатия Трофимчука. Того самого, что нанес сорок восемь ножевых ранений актрисе Императорского Нового театра Бернар-Дружининой, приняв ее за проститутку.
– Ничего не имею против господина Игнатьева, – уже без тени печали или недовольства произнес судебный следователь Воловцов. – Даже наоборот… Не мешало бы познакомиться с этим твоим сыщиком поближе.
– Нет ничего проще, – улыбнулся Владимир Иванович и, крутанув ручку магнето, снял с рычажков аппарата Эриксона телефонную трубку: – Игнатьева ко мне…
Глава 18Вояж в Дмитров
Эмилия еще спала, когда Вершинин вернулся с двумя билетами первого класса до Дмитрова. Она потянулась, поглядывая на любовника, затем скинула с себя одеяло и села, ничуть не стесняясь своей наготы. Впрочем, после жарких любовных утех и вчерашнего вечера, когда они вместе лишили жизни человека, соблазнившегося прелестями Эмилии, стеснение было бы абсолютно неуместным.
– Ты была вчера хороша. Я еще не знал тебя такой, – едва улыбнулся Вершинин, вспомнив прошедшую ночь.
– На то были причины, – вяло отреагировала Эмилия.
– Билеты купил?
– Да. Вставай, нам пора ехать, – промолвил Рудольф, в очередной раз отметив про себя, как же все-таки обольстительна эта чертовка. Затем прошел в комнату и стал двигать баул к выходу. Потом он ушел и через четверть часа с небольшим, во время которого Эмилия успела привести себя в порядок и собраться, вернулся на извозчике. Кучер вместе с ним прошел в комнату, и вдвоем они вынесли баул и погрузили его в коляску.
– На Бутырский вокзал! – приказал Вершинин. И они поехали.
На вокзале Рудольф Залманович, записав баул за собой, оставил его на грузовом дворе и, после того как его взвесили и наклеили ярлык, до самого Дмитрова более его не видел. В дороге они с Эмилией едва перемолвились парой слов и ехали, погруженные в свои мысли. О чем думал каждый из них, осталось тайной…
В Дмитрове, получив багаж и свезя его на тележке перронного носильщика до привокзальной гостиницы, Вершинин ушел, обещав Эмилии вскоре вернуться.
Эмилия осталась в гостиничном нумере опять наедине с баулом, к чему она, похоже, стала привыкать, поскольку оставалась совершенно спокойной, не испытывая никаких неудобств.
Рудольф вернулся часа через два с лишним.
– Поехали, – произнес он.
Следом за ним вошли двое гостиничных служек и вынесли баул на улицу. Там стояла большая четырехместная коляска. Служки погрузили баул в нее, и Вершинин, расплатившись с ними, сам сел на козлах.
– Ты что, сам будешь править? – с удивлением спросила Эмилия, усаживаясь в коляску.
– А ты хочешь, чтоб были свидетели того, как мы будем освобождаться от трупа? – с ядовитой улыбкой негромко поинтересовался Рудольф Вершинин и тронул поводья…
Зимой рано темнеет, так что, едва они проехали пару верст от гостиницы, день уже сменился вечером. Впрочем, Рудольфу Залмановичу и Эмилии Бланк это было на руку: в сумерках видно хуже, нежели днем, и меньше посторонних глаз.
Город как таковой кончился, хотя поди разбери, где город, а где пригород, коли и там и здесь деревянные дома да огороды. Разве что дорога ухабистее да сугробы поглубже…
Проехали еще версты две и въехали в лесок. Проехав саженей полтораста, Вершинин остановил лошадь и слез с козел. Было тихо. Откуда-то с восточной стороны тянуло дымом. Верно, за перелеском начиналась деревня.
Рудольф Залманович забрался в коляску и стал расстегивать ремни, что запирали крышку баула. Потом поднял крышку и опрокинул сундук набок. Холщовый мешок с телом выкатился из баула и шлепнулся на дорогу.
– Сиди тут, – приказал Эмилии Вершинин, хотя она и так никуда не собиралась выходить. Да и куда идти, в лес по сугробам? К чему такая надобность?
Эмилия в ответ механически кивнула, и Рудольф, схватив мешок за горловину, потащил его прочь с дороги. Саженей через пятнадцать он остановился, подтащил мешок под большой куст и стал руками и ногами забрасывать его снегом. Вернувшись, Вершинин молча посмотрел на Эмилию, беспечно поджидающую его, снова сел на козлы, но, вместо того чтобы повернуть обратно, поехал дальше.
– А куда мы едем? – езрзая на кожаном сиденье, спросила Эмилия. Путешествие ей порядком надело и хотелось обратно, в теплую гостиницу.
– Проедем немного дальше, сбросим баул и вернемся, – глухо отозвался Вершинин.
– А что, нельзя было бросить баул вместе с… телом? – безучастно спросила Эмилия.
– Значит, нельзя, – буркнул в ответ Рудольф Залманович, но почему нельзя, объяснять не пожелал, хотя можно было бы сказать, что, во-первых, большой дорожный баул легче найти. А во-вторых, если баул будет найден вместе с трупом, вполне можно прийти к заключению, что его откуда-то привезли, возможно, из Москвы. А что случилось в Москве? А в Москве пропал некто судебный пристав Щелкунов… Если же труп будет найден сам по себе, попробуй определи, кто этот гражданин и откуда он тут, в этом лесочке, взялся. Тем более ежели труп благополучно пролежит до весны. А баул, если его и найдут, вряд ли можно будет привязать к трупу. Мало ли кто мог выбросить старый сундук за ненадобностью…
Когда проехали лесок, почти сразу по правую руку от дороги потянулись глубокие овраги. У одного такого, обрывающегося прямо у дороги, Вершинин остановил лошадь.
– Вот то, что надо, – сказал он, ни к кому не обращаясь, и, подцепив ногтем ярлык и оторвав его большую часть, столкнул баул в заснеженный овраг. Затем проехал немного вперед, где дорога была пошире, развернул лошадь и поехал назад, в Дмитров.
Возле дверей гостиницы Рудольф Залманович высадил замерзшую Эмилию и поехал отдавать лошадь с коляской, взятые под залог, владельцу. Вернулся он где-то минут через сорок, быстро разделся и, плюхнувшись на кровать, почти моментально уснул. Не дождавшись привычных ласк, Эмилия еще некоторое время смотрела в потолок, затем повернулась набок, спиной к Вершинину, и закрыла глаза…