– И что же это означает «большое дело»? Убить судебного пристава Щелкунова, надо полагать?
– Я думала, что он замыслил какое-то новое коммерческое предприятие… Поэтому, когда он велел мне как бы нечаянно повстречаться с судебным приставом Щелкуновым и пригласить его к себе на квартиру, я исполнила все в точности. Ведь Щелкунов и Вершинин были знакомы, и я думала, что Рудольф хочет просто в непринужденной обстановке и без посторонних глаз переговорить с господином приставом, чтобы тот посодействовал ему в рассрочке по возврату долгов его обанкротившейся комиссионерской конторы. В надежде на то, что затеваемое Вершининым новое коммерческое предприятие принесет хорошую прибыль и позволит если не сразу, то по прошествии какого-то времени закрыть все долги… – Эмилия перевела дух и продолжила: – Я встретилась с господином Щелкуновым на улице. Как бы случайно. Он пригласил меня в кондитерскую Эйнема, что на первом этаже гостиницы «Петергоф». Угостил горячим шоколадом и каштанами в сахаре. И купил баночку монпансье и коробку конфект «Ну-ка, отними» с шоколадным кремом. Владислав Сергеевич был очень мил, не хотел со мной расставаться… – бросила быстрый взгляд на судебного следователя Эмилия. – И я пригласила его к себе к семи часам… Он пришел, Рудольф тотчас выпроводил меня из квартиры. Я погуляла с час, наверное, может, чуть больше. Когда вернулась в квартиру, господина пристава в ней не было.
«А где господин Щелкунов?» – спросила я.
«Здесь», – зловеще усмехнулся Рудольф и указал на огромный дорожный сундук, затянутый ремнями.
«Это что, шутка?» – поинтересовалась я.
«Совсем нет, – мерзко хохотнул Вершинин. – Я убил этого Щелкунова. И спрятал в сундук. Завтра мы его вывезем из Москвы и выбросим неподалеку от какого-нибудь уездного городка. И ты мне в этом поможешь. Как помогла мне заманить этого пристава в нашу квартиру. Теперь ты соучастница убийства. И будешь слушаться меня еще более усердно, нежели раньше. Уяснила?»
Я была ни жива ни мертва….
«Поняла?» – переспросил Вершинин.
«Да», – ответила я.
– Потом он ушел и вернулся ночью, – после недолгого молчания продолжила Эмилия Бланк. – У него с собой была толстая пачка денег. Спрашивать, откуда деньги, я не стала, поскольку начала бояться Вершинина еще больше. Назавтра мы поехали по железной дороге в Дмитров. По приезде остановились в привокзальной гостинице, куда носильщик привез сундук с телом господина судебного пристава. Потом Рудольф ушел, а я осталась в нумере наедине с этим сундуком. Где-то через два часа вернулся Вершинин. Он с гостиничными служками вынес сундук и погрузил его на четырехместную пролетку. Рудольф сам сел на козлы, и мы поехали к выезду из города. Вершинин знал, куда ехать, и через час с небольшим мы въехали в лесок. Он достал тело господина судебного пристава из сундука и оттащил подальше от дороги. Потом мы поехали еще дальше от города, и он сбросил сундук в овраг близ дороги. Когда я спросила, почему нельзя было выбросить сундук вместе с телом, Рудольф ответил, что нельзя, и все тут. Объяснять мне он ничего не собирался, Он вообще мало что мне объяснял, а больше приказывал…
– И вы исполняли, – воспользовавшись случившейся паузой, изрек Воловцов без малейшего намека на вопрос. И получил однозначный ответ:
– Да, исполняла. Иначе бы он открутил мне голову…
Эмилия какое-то время смотрела в одну точку, потом продолжила свой рассказ:
– Сбросив сундук, мы развернулись и поехали обратно. Рудольф довез меня до гостиницы и поехал возвращать лошадь с коляской. Вернулся минут через сорок, и мы легли спать…
Вторая часть показаний Эмилии Бланк про вояж в город Дмитров и его пригороды, в отличие от первой, где она сухо рассказывала про убийство судебного пристава Щелкунова, была более похожа на правду. Воловцов это вполне точно мог определить, поскольку знал про найденный в леске близ деревни Игнатовка труп практически все, как и про сундук, брошенный в овраге. К тому же Иван Федорович печенкой чувствовал, где ему врут, а где излагают правду. Именно про таких в народе говорят, что их на мякине не проведешь и на кривой козе не объедешь. Но в показаниях Эмилии Бланк была еще и третья часть…
– Когда мы возвращались в Москву, вместе с нами в одном вагоне ехал профессор Московского университета Сиротин. Тот самый, что выиграл в новогоднюю императорскую лотерею двадцать пять тысяч рублей. Мы свели с ним знакомство, причем Вершинин велел строить ему глазки и постараться увлечь его как мужчину. Я пыталась как-то сопротивляться, однако Рудольф напомнил мне, что я соучастница убийства и мне некуда деваться. Деваться мне и правда было некуда, и я делала все, чтобы понравиться профессору. Кажется, у меня это получилось. И когда Вершинин предложил господину профессору встретиться в Москве в Нескучном саду, Сиротин согласился. Полагаю, он согласился на встречу из-за меня, поскольку было видно, что Вершинин Александру Тимофеевичу не понравился. И, не будь меня, господин Сиротин ни на какую встречу не согласился бы…
Эмилия замолчала, всем своим видом показывая Воловцову, что ей тяжело рассказывать, поскольку в ее рассказе много личного. И делится она интимным не по собственному желанию, а исключительно ради того, чтобы господин судебный следователь обладал максимально полной информацией и имел возможность принять единственно правильное решение.
Иван Федорович все ее потуги на искренность и правдивость без труда распознавал. И чем больше она врала и старалась обелить себя, тем меньше у него оставалось к ней веры. Допрос можно было заканчивать, но Эмилия продолжала рассказывать, и Александр Федорович решил дослушать.
– Я сразу поняла, что Вершинин снова замыслил что-то нехорошее. Но на этот раз я решила не плясать под его дудку и сделать все по-своему, иначе мне уже будет не выбраться из той трясины, в какую я по его воле попала. А план у Рудольфа был простой: на встречу в Нескучный сад прихожу я одна, заманиваю господина профессора в нашу новую квартиру в Марьиной роще, на Четвертой улице. А Вершинин под угрозой смерти вымогает у Сиротина деньги, после чего убивает. Ведь свидетели Рудольфу не нужны. Затем он избавляется от трупа так же, как до того избавился от тела господина судебного пристава Щелкунова. И все шито-крыто. Но я твердо решила для себя, что не допущу этого, чего бы мне это ни стоило…
Эмилия замолчала, чтобы дать судебному следователю прочувствовать всю значимость последней фразы. «Да, в находчивости и изворотливости ей не откажешь. И это всего-то в девятнадцать лет!»
Александр Федорович покивал, давая Эмилии понять, что она услышана, после чего она продолжила:
– В назначенный день и час я пришла в Нескучный сад немного раньше господина профессора. Потом пришел он, и мы стали гулять по аллеям Нескучного и разговаривать. Задавали друг другу вопросы, отвечали на них. Буквально через час мне стало казаться, что никого ближе него у меня нет. Что он мне дорог, и я не хочу и не могу его потерять… – Тут Эмилия выдержала небольшую паузу и, быстро глянув на судебного следователя, продолжила: – Я все ему рассказала про себя, и он понял, как я глубоко несчастна. И захотел мне помочь. К этому времени я уже решила, что больше не вернусь к Рудольфу, в чем Александр Тимофеевич меня решительно и безоговорочно поддержал. А еще он поддержал меня в моем решении прийти в полицию и все рассказать. И вот я здесь…
Эмилия Бланк замолчала и посмотрела Воловцову прямо в глаза. Иван Федорович прекрасно все понял: «Ординарный профессор Императорского Московского университета Сиротин явился новой жертвой Эмилии Бланк. Только теперь уже без Рудольфа Вершинина».
– Я рассказала вам все, – подчеркнув интонацией последнее слово, с чувством произнесла Эмилия. После чего заявила: – И теперь вы вольны делать со мной все что хотите…
– Мы не имеем права делать с подозреваемыми что хотим, – с не меньшим чувством отозвался на сие заявление Иван Федорович. – Мы имеем право делать с подозреваемыми то, что трактует в данном случае закон. А закон трактует следующее: возложенными на меня, как на судебного следователя по особо важным делам, полномочиями, я имею право назначить вам меру государственного принуждения. Так вот, я выношу следующее решение: избрать для вас меру пресечения, заключающуюся в аресте и помещении на время следствия в следственное отделение Бутырского тюремного замка. О чем мною немедленно будет уведомлен прокурор судебной палаты действительный статский советник господин Завадский.
– Как? – вскричала Эмилия Бланк, явно не рассчитывающая на подобное решение судебного следователя.
– А вот так, – спокойно ответил Иван Федорович и повернулся в сторону помощника пристава Колымагина: – Вы слышали, какое решение я принял?
– Так точно, – ответил полицейский.
– Приступить к исполнению, – четко произнес Воловцов и двинулся к выходу из полицейской части.
Глава 22Ревность как заболевание
Когда Эмилия не вернулась со встречи с профессором, Вершинин все понял. Если он не завыл в форточку, так только по причине того, что соседи могли услышать его вой и сообщить городовому. А внимание со стороны полиции Рудольфу Залмановичу Вершинину было нынче не с руки…
Внутри, там, где были сердце и душа, поселились ревность, боль и обида, не дающие покоя ни на минуту.
То, что Эмилия между ним и профессором выберет именно последнего, можно было не сомневаться. Встретилась с профессором в Нескучном саду, околдовало его и ушла вместе с ним, а его, Вершинина, посчитала вещью, отслужившей срок.
Немного успокоившись, он сходил на кухню и принес полуштоф водки, который выпил в два присеста. Поначалу его совсем не забрало. Он решил сходить в лавку и взять еще водки, но как только поднялся и сделал несколько шагов, его повело, и он упал на пол. Такого с ним еще никогда не бывало, чтобы он сделался настолько пьяным с одного полуштофа.
Вершинин с трудом поднялся, кое-как добрался до кровати и упал на нее как подкошенный. Мысли в голове – смутные и бессвязные – исчезли, и он забылся в пьяном сне, который невозможно нарушить ни тычками и тормоше