Амурная примета — страница 8 из 30

е окончания часа службы направился к Кавалерским корпусам, в одном из которых проживал в служебной квартире судебный следователь по особо важным делам и по совместительству его друг Иван Воловцов.

Радченко застал Ивана Федоровича совершенно разбитым. Воловцов был в халате, надетом поверх какой-то кофты, и в теплых штанах, поскольку его заметно бил озноб. Говорил он настолько сиплым голосом, что у слушающего его человека, в частности председателя Департамента уголовных дел Московской судебной палаты, начинали слезиться глаза. Словом, находился следователь по особо важным делам Воловцов совершенно не в форме, и Геннадий Никифорович даже поначалу пожалел, что зашел с делами к столь больному человеку. Хотя с другой стороны Радченко оправдывало то, что друзья навещать больных обязаны.

– Как ты? – спросил Геннадий Никифорович, хотя мог этого и не делать, поскольку по состоянию здоровья Ивана Федоровича все было ясно.

– Вот так, – немного виновато развел руками Воловцов. – Разбит! И не знаю, когда болезнь закончится.

– Тут Гавриков из Дмитрова вернулся… – неуверенно начал Радченко, искоса поглядывая на друга.

– И что? – просипел Иван Федорович.

– Не он это оказался, не Щелкунов, – решил не рассусоливать Геннадий Никифорович.

Однако ничуть не удивившийся и, похоже, мало расстроенный этим фактом Воловцов вдруг потребовал:

– Будь добр, рассказывай все по порядку. И начни с того, как Гавриков прибыл в Дмитров…

Радченко просьбу друга понял и продолжил:

– Ну, значит, Гавриков прибыл в Дмитров и был встречен полицейским надзирателем Коноваловым, помощником городского пристава. В полицейское управление не поехали и по просьбе Гаврикова сразу отправились в морг. Там они нашли тело, что было обнаружено мальчишками в мешке в лесочке недалеко от деревни Игнатовка…

– Неопознанное? – спросил Воловцов, чем поначалу озадачил председателя Департамента уголовных дел Московской судебной палаты.

– Конечно, неопознанное, – удивленно взглянув на Ивана Федоровича, промолвил Радченко. – Ведь за прошедшую неделю и даже более ни в Дмитрове, ни в его пригородах никто не пропадал…

– Вот! – воскликнул своим обычным голосом Воловцов. – Труп есть, а преступления нету.

– Дальше могу продолжать? – спросил Ивана Федоровича его непосредственный начальник не без язвочки в голосе.

– Продолжай, – разрешил Воловцов.

– После осмотра тела Гавриков уверенно заключил, что перед ним не труп его пропавшего друга Владислава Щелкунова…

– Он тебе сказал, по каким причинам он это определил? – задал вопрос Иван Федорович опять сиплым донельзя голосом.

– Да, – ответил председатель Департамента уголовных дел. – Рост у мертвеца меньше, чем у Щелкунова, да и нос у трупа был уж очень крючковатый…

– Так это все вполне объяснимо, – прервал Радченко Иван Федорович. – Труп неделю пролежал на морозе, – он что, должен был вырасти, что ли? Конечно, он закоченел и стал короче! А нос… Носы у трупов всегда истончаются и становятся крючковатыми, разве не так?

– Погоди, это еще не все, – решил охолонить Воловцова, кажется, запамятовавшего, что он болен, Геннадий Никифорович. – У трупа были темные и, похоже, вьющиеся волосы, в то время как у Щелкунова волосы были светлые и абсолютно прямые.

Сей факт словно прибил Ивана Воловцова. Он как-то съежился, его снова стало знобить. Радченко, с тем чтобы не дать другу впасть в отчаяние, усугубленное болезнью, спросил:

– А почему ты подумал, что найденный под Дмитровом труп может быть телом пропавшего у нас судебного пристава Щелкунова?

– А почему бы и нет? – вопросом на вопрос ответил Иван Федорович. – К тому же, ты только что сам сказал, что за прошедшую неделю и даже более, чем за неделю, ни в Дмитрове, ни в его пригородах никто не пропадал. Выходит, у них имеется труп с признаками удушения, но преступления нет. У нас напротив: имеется преступление, но трупа нет. Так почему же найденный в Дмитрове труп не может быть следствием совершенного в Москве преступления?

– Возможно, человек пропал в каком-то ином месте? Не в окрестностях Дмитрова… – неуверенно предположил Геннадий Никифорович. – И труп просто привезли из другого места и сбросили в лесок близ Игнатовки…

– Вот именно! – снова загорелся Воловцов. – Труп привезли из другого места… Так почему не из Москвы? И что, если Гавриков насчет волос попросту ошибся?

Радченко должен был признать, что предположение Ивана Воловцова не лишено логики и вполне может стать основной версией. Но это лишь в том случае, если Гавриков и правда дал маху.

– Хорошо, – заключил председатель Департамента уголовных дел Московской судебной палаты. – Поправишь здоровье и сам поедешь в Дмитров. Может, что-нибудь и накопаешь…

Глава 6Ревность – штука жуткая

Несмотря на получаемый доход от «сдачи в аренду» Эмилии завсегдатаям салона Софии Морель, дела комиссионерской конторы первого разряда «Гермес» шли изо дня в день все хуже и хуже. Конечно, можно было хотя бы некоторое время подержать контору на плаву, вкладывая в нее деньги, получаемые Вершининым от «трудоустройства» Эмилии Бланк. Однако вместо этого разумного шага Рудольф Залманович с Эмилией Адольфовной зажили на широкую ногу, что часто случается, когда деньги заработаны без особого усердия… Обеды и ужины в ресторанах, шикарные наряды себе и любовнице для «выхода в свет», разного рода красивые безделушки, до которых Эмилия была падка, – все это съедало значительную часть дохода, приносимого его любовницей и шедшего в карман Вершинина.

Первым неприятным звоночком надвигающейся напасти явилось то, что один из служащих конторы по фамилии Матевосян каким-то образом прознал или, скорее всего, почувствовал, что комиссионерская контора, где он с недавнего времени служил, дышит на ладан. Матевосян решил оставить службу в «Гермесе» и стал требовать возврата своего залога, – того самого пятисотрублевого выигрышного билета пятипроцентного займа, давно обналиченного и потраченного на личные нужды директором конторы Вершининым. Рудольф Залманович начал тянуть время, обещать и выкручиваться, что долго продолжаться, конечно, не могло… При последней личной встрече с Матевосяном Рудольф Вершинин клятвенно пообещал ему отдать залог через неделю и, разумеется, обещания не сдержал. А еще через неделю в апартаменты Вершинина на Ильинке заявился судебный пристав. Рудольфа Залмановича дома не оказалось, зато присутствовала Эмилия Адольфовна. Она возлежала на кушетке в своем будуаре, когда кто-то решительно крутанул ручку механического звонка входной двери. Эмилия поднялась и, не сочтя нужным накинуть что-либо на себя, пошла открывать дверь в легком шифоновом пеньюаре, почти совсем не скрывающем белизны обнаженного тела.

Когда она раскрыла дверь, ее взгляд встретился со взглядом еще молодого человека, которому не было и сорока лет, выше среднего роста, с римским носом и короткими светлыми волосами.

– Судебный пристав Щелкунов, – охотно представился гость, с большим удовольствием разглядывая хозяйку квартиры. И неожиданно для себя добавил: – Владислав Сергеевич.

– Эмилия Адольфовна, – сахарно улыбнулась в ответ Бланк. – Вы к Рудольфу?

– К нему, – завороженно глядя в темные глаза Эмилии, произнес пристав Щелкунов.

– А его нет дома, – щебетнула хозяйка квартиры, в свою очередь, не без интереса разглядывая судебного пристава.

– Когда же он будет, позвольте вас спросить? – более чем вежливо поинтересовался Владислав Сергеевич.

– Вечером. Если вы зайдете после шести пополудни, то наверняка его застанете, – ответила Эмилия и посмотрела на судебного пристава многообещающим взглядом.

– Хорошо. Всенепременнейше зайду…

Владислав Сергеевич был несказанно очарован хозяйкой квартиры. Мало того что она была молода и хороша собой, она еще благосклонно смотрела на него, словно обещая нечто такое, что он может получить, если, конечно, возжелает и предпримет соответствующие шаги. Как мужчина не без опыта общения с противоположным полом, Щелкунов правильно понял взгляд Эмилии и был отнюдь не против завязать с сей девицей легкомысленное знакомство, обещающее множество приятственных минут.

Вечером того же дня около семи часов вечера Владислав Сергеевич снова отправился к доходному пятиэтажному дому на Ильинке, принадлежащему подворью Троице-Сергиевой лавры. Дойдя до двери квартиры, в которой он уже побывал днем, судебный пристав вдруг неожиданно заметил, что слегка робеет. «Право, так не годится. Ну совсем как мальчишка!» Какое-то время он простоял у двери, затем решительно крутанул ручку звонка. За дверью мелко-мелко забили крохотные мелодичные колокольчики. Через непродолжительное время Щелкунов услышал звук открываемого английского замка, и перед ним снова предстала хорошенькая хозяйка квартиры. Правда, на этот раз на ее хрупких плечах присутствовал халат, но и он отнюдь не скрывал всех прелестей очаровательной Эмилии, а скорее подчеркивал их. Похоже, что бы ни было надето на ней, она все равно будет выглядеть эффектно и соблазнительно.

Очаровательная Эмилия Бланк кивнула судебному приставу как старому знакомому и отошла вбок, пропуская его в квартиру. Откуда-то из дальних комнат раздался мужской голос:

– Кто там, дорогая?

– Это к тебе, – обернулась на голос Эмилия Адольфовна и захлопнула входную дверь.

Рудольф Залманович, которому Эмилия рассказала о дневном посещении их квартиры судебным приставом, к разговору с представителем судебной власти предстал во всеоружии. Он радушно принял гостя, предложил присесть, попросил Эмилию принести бутылочку старого го-сотерна[6], что она с удовольствием сделала.

Говорили Щелкунов и Вершинин недолго, но обстоятельно. Владислав Сергеевич был вполне доброжелателен, на что, вне всякого сомнения, повлияло присутствие Эмилии Адольфовны. Рудольф Залманович со всем охотно соглашался, кивал и обещался в самое ближайшее время уладить все дела с бывшим служащим комиссионерской конторы Матевосяном.