Бородатый человек обернулся и посмотрел на Павку.
— Павка? — удивленно спросил он. — Ты как сюда попал?
Это был Петр. В тайге у него отросла золотистая борода.
— А мы с Косоротом профессора привезли, — сказал Павка, здороваясь с братом.
— Что Анна? — быстро спросил Петр.
— Чего ей сделается? Живет, — отвечал Павка.
Старик сидел на лавке в своей лисьей шубе, бобровой шапке и запотевших очках.
Петр подошел к профессору и спросил:
— Может, чайку выпьете, товарищ профессор?
Старик не успел ответить. Вошел Косорот и сказал:
— Прошу, папаша. Плох Васька.
— Какой я вам папаша? — вдруг рассердился профессор. — Меня зовут Никодим Иванович!
Он сбросил шубу на лавку и пошел за Косоротом.
В землянку вошло двое партизан. Они потирали замерзшие руки. Партизаны сели на лавку, поставив возле себя винтовки.
— Ну, садись, — сказал Петр Павке. — Гостем будешь.
Павка сел.
— Чаю хочешь?
— Хочу, — сказал Павка.
Петр подошел к самовару и налил Павке стакан горячего чаю. Потом достал несколько кусков сахару и положил на стол перед Павкой.
«Чай пьют, — огорченно подумал Павка, — из стаканов, с сахаром».
Сюркуф всегда пил ром из серебряной чарки.
Партизаны, прислонившись к стене, дремали. Петр прислушался. Павка тоже прислушался, но ничего не было слышно.
«Наверное, старик уже режет Ваську, — подумал он. — Почему же Васька не кричит?» Он взглянул на Петра. Петр с тревогой смотрел на дверь.
«За Ваську боится, — подумал Павка. — Любит Ваську».
Дверь растворилась, и вошел профессор. За ним появился Косорот. Профессор был нахмурен и озабочен. Он прокипятил инструменты и тщательно вымыл руки. Потом достал из ящика чистый халат, надел.
— Завяжите, молодой человек, — попросил он Павку. Павка завязал рукава халата тесемочками. Тогда профессор сказал Косороту:
— Вымойте руки. Горячей водой вымойте. С мылом. Поможете мне оперировать больного.
«Оперировать? — не понял Павка. — Что это такое?»
Очевидно, и Косорот не понял, потому что старик добавил:
— Ну, подержите ему голову. Понятно?
Косорот, нахмурясь и опустив нижнюю губу, стал сосредоточенно мыть руки. Профессор спросил:
— Кто его так отделал?
— Господа японцы, папаш... виноват, Никодим Иванович. На засаду напоролся.
— Гм. Идемте. Никого не пускать, — сказал профессор. Он оглядел землянку и проворчал:
— В грязи живете. Не выметено. Бескультурье.
Косорот пропустил старика вперед и сказал Петру и партизанам:
— Никого не пускать. Никодим Иванович операцию будет делать.
Он помолчал и добавил:
— Пол подмести.
Косорот запер за собой дверь. Один партизан оставил винтовку, взял веник и стал подметать пол.
Павка прислушивался, но ничего не было слышно. Потом кто-то застонал.
— Режет, — сказал партизан Петру.
Павка опять прислушался и ничего не услышал.
Петр смотрел на дверь, не отрываясь.
— Анна вчера нам пышки принесла. Вкусные, с вареньем, — сказал Павка. Петр его не слышал. Павка вздохнул. Вдруг он услышал дребезжащий, недовольный старческий голос, кричавший:
— Как вы его держите? Вы ему голову оторвете! Больных держать не умеете, а еще командир отряда!
Партизаны привстали с лавки. Настала тишина, потом снова застонал раненый Шагай.
Кто-то постучал снаружи. Партизан помоложе подошел к двери и спросил:
— Чего нужно?
— Косорота, — ответили снаружи.
— Косорота нельзя. Занят он. Ваське Шагаю хирургию делает, — сказал партизан. Послышались удаляющиеся шаги.
Павка вспомнил, что на корешке одной из книг в комнате профессора он прочитал: «Хирургия». «Значит, там написано, как резать», подумал он.
Прошло еще пятнадцать минут, двадцать. Павке надоело прислушиваться. Его клонило ко сну. Петр, казалось, дремал, сидя на табурете. Голова его опустилась к столу.
Вдруг Павка вздрогнул. Косорот стоял посреди землянки и кричал:
— Костя! Ваня! Тащите в розвальни по мешку сахару и рису. Из тех, что вчера у японцев взяли.
Партизаны, спотыкаясь, кинулись из землянки. Павка увидел Никодима Ивановича, мывшего у рукомойника руки. Петр подавал профессору полотенце.
Профессор сказал:
— Насчет риса и сахара вы меня извините. Не возьму.
Косорот спросил:
— Чем же отблагодарить нам тебя, товарищ профессор?
Никогда еще Павка не слышал, чтобы Косорот говорил таким голосом.
— Благодарить не надо, — сказал Никодим Иванович. — А больного привезете ко мне, в госпиталь. Устраивайтесь, как хотите. Скажите, что охотник. Поранило в тайге на охоте. Понятно? Чужой фамилией назовете. И сами не вздумайте приезжать! — сердито закричал он на Косорота.
— До свидания.
Он протянул Косороту свою сухую, желтую руку.
Косорот вынул из кармана деревянный портсигар. Это был тот самый портсигар, вырезанный ножиком, который Павка так часто видел.
— Возьмите... Никодим Иванович, на память, — сказал Косорот смущенным голосом.
Профессор удивленно, из-под очков, посмотрел на Косорота. Он подержал портсигар в руках, не зная, что с ним делать. Потом медленно опустил его в карман.
— Благодарю, — сказал он Косороту.
Вот так же всегда поступал Сюркуф! Он всегда раздавал подарки. «Но ведь у Сюркуфа было много золота и денег, — подумал Павка, — а у Косорота этот портсигар — величайшая драгоценность. И он отдает самое ценное, что у него есть».
— Павка, садись с профессором, езжай домой, — приказал Петр.
Значит, надо уезжать? И нельзя остаться в тайге? Павка чуть не разревелся. Он только-только хотел попроситься жить с Петром в отряде. И вот все рушится!
— Я с тобой останусь, — сказал он брату, глядя себе под ноги.
— Садись с профессором, говорят, езжай домой! — крикнул сердито Петр на Павку.
Павка знал, что Петр не потерпит возражений. Скрепя сердце он простился с братом:
— Ну, прощай, что ли...
— Анне передай, что скоро свидимся, — сказал Петр.
Павка сел в розвальни.
Косорот бережно укладывал в сани ящик с инструментами.
— Смотри не болтай, — сказал он Павке.
— Не маленький, — ответил Павка.
— И вас я попрошу... — обратился Косорот к профессору, тоже уже сидевшему в санях. Профессор кивнул головой.
— Глашку не обижать, — напомнил Косорот Павке.
— Уж не обижу, — пробурчал Павка.
— Костя! — крикнул Косорот партизану, ходившему с кнутом вокруг лошади. — Доставишь товарища профессора.
Костя вскочил в сани, хлестнул лошадь. Они свернули в чащу, и через минуту все осталось позади.
Еще затемно Никодим Иванович и Павка были в городе.
— Заедем ко мне, — сказал Никодим Иванович Павке.
Варя была дома и ждала профессора. На столе шумел самовар. В столовой уютно горела лампа под абажуром. Варя очень удивилась, увидев Павку.
Костя попрощался и уехал. Никодим Иванович вынул портсигар и положил на стол. Он долго смотрел на полученный в тайге подарок. Если бы не портсигар, ночное приключение показалось бы, пожалуй, и Никодиму Ивановичу и Павке захватывающим и чудесным сном.
Когда Павка, выспавшись у профессора на кухне, пришел, наконец, домой, в розовый домик, Глаша кинулась к нему.
— Где ты пропадал? — спросила она.
— Не твое дело, — ответил Павка. Он дал слово Косороту и твердо решил не болтать. Остапа не было дома. Павка сел к окну и стал читать книжку, подаренную профессором, — «80 000 верст под водой». Он так увлекся приключениями профессора Аронакса, попавшего на подводную лодку, что забыл обо всем». Глаша готовила обед. Она несколько раз окликала Павку, но он только сердито отмахивался. С капитаном Немо — таинственным властителем морских глубин — разве мог сравняться Сюркуф? Очнулся Павка только тогда, когда в палисаднике застучал Остап своей деревяжкой и крикнул:
— Команде обедать! Бачки, ложки готовь! К чарке становись!
Веселый, улыбающийся, он вытирал платком пушистые усы. Он сел на лавку, положил на стол свои большие, волосатые руки.
— А на дворе весной пахнет! — сказал он. — Где ты пропадал, Павка?
— У Вариного профессора. Он мне книгу подарил, — гордо сказал Павка. — Восемьдесят тысяч верст под водой. Интересно до чего — страсть!
— В воскресенье пойдешь на базар, — сказал Остап. — Поможешь Митроше.
Павка обрадовался: наверное, какое-нибудь новое поручение. До чего интересная стала у него жизнь! Если бы Глашка знала, что он в тайге был, вот позавидовала бы! А она ничего-ничего не знает.
Ему не терпелось подразнить Глашку. «Вот я ей сейчас скажу, что был в тайге», думал он, глядя на девочку. Но он удерживался изо всех сил. Ведь Косорот приказал молчать.
Вечером, после ужина, все легли спать. Остап захрапел на своей койке. Павка долго лежал молча. Потом он позвал Глашу:
— Глашка, а Глашка! Ты спишь?
— Ну, сплю, — ответила Глаша. — Чего тебе?
— А я Косорота видел.
— Врешь! Где? — спросила Глаша.
— В тайге.
— А ну тебя!
— Вот, ей-богу, видел, — таинственно заговорил Павка, — он велел, чтоб ты меня во всем слушалась.
— Вот и врешь.
— Ей-ей, не вру. Они в землянках живут возле Чортова болота. Чортово болото знаешь?
— Знаю. Я туда по грибы ходила с девчатами. Далеко-о...
— Вот там и стоят.
— А я-то думала, что где-нибудь совсем далеко...
Они помолчала.
— А ты правда братишку видел? — спросила Глаша.
— Вот чтоб я провалился, если вру.
— Что же ты раньше не сказал?
— А он мне велел никому не говорить. Ты тоже молчи.
— А кому мне рассказывать?
Они снова помолчали.
— А я в воскресенье с Митрошей на базар пойду, — сказал Павка.
— Зачем?
— Значит, дело есть. Спи.
Они заснули.
К воскресенью в воздухе запахло весной. Лед на Амуре посинел и потрескался. Солнечный свет причудливо преломлялся в огромных ледяных торосах.