Скоро придет зима, подумал Павка. Петр станет жить на берегу, в своей халупе. Он будет лишь не надолго наведываться на корабль. Корабли с первыми же морозами выйдут на середину реки и вмерзнут в лед, — похожие на большие и странные жилища: из узких труб всегда будет валить дым, на грозных башнях будет мирно сушиться белье, а матросы протопчут с берега к кораблям по белому снегу желтые тропинки.
И в зимнюю кампанию корабли останутся крепостями, вооруженными скользящими, стреляющими во все стороны пушками, но крепости эти станут неподвижны...
До зимы еще далеко, сейчас только сентябрь.
Павка посмотрел вдаль.
Река чудесно отливала синевой в солнечном свете, и на самой середине ее лежал остров, окруженный пеной прибоя и золотым кольцом прибрежного песка. На пожелтевшей, выцветшей за лето сопке посреди острова чернел рыбачий шалаш. Это был знаменитый таинственный остров пиратов, на котором так любили бывать все портовые ребята.
Слева, в нескольких верстах от портовых мастерских, висел над рекой ажурный железнодорожный мост, и по нему бежал длинный-предлинный поезд. Небо за мостом было словно прикрыто лохматою серою шапкою — это дымили фабричные трубы города Приамурска. Приамурск был не чета маленькому военному поселку — базе Амурской военной флотилии. Приамурск был расположен в восемнадцати верстах от базы. Он лежал на нескольких сопках, на половину деревянный, на половину каменный. Его широкие улицы тянулись на многие версты, то опускаясь глубоко вниз, в пади, то взбираясь высоко на сопки.
Павка часто бывал в Приамурске с братом-матросом. А еще чаще Павка встречался с лютыми врагами портовых ребят — городскими мальчишками. Портовые ребята называли себя «портовиками», а городских именовали «городовиками». При встречах они всегда отчаянно дрались: многие уходили с поля битвы с синяками, с подбитым глазом или носом, с разорванными рубахами и штанами.
Направо, за излучиной широкого Амура, начиналась тайга, густая, непроходимая, темная, без конца, без края. Павка не раз бывал в тайге с друзьями. Они забирались в такие дебри, куда солнечный свет почти не проникал. На головы им сыпались колючие иглы, сухие листья и крепкие орехи. Ребята пробирались все дальше и дальше и иногда забирались в такие места, откуда и выбраться, казалось, совсем невозможно.
Раза два они заходили даже до большого бездонного болота — «Чортова болота». «Чортово болото» с виду было совсем не страшное, на нем росла изумрудного цвета трава, цвели какие-то невиданные белые и желтые цветы, которые очень хотелось сорвать. Но если ступишь за ними неосторожно, шагнешь лишний шаг — никто тебе ничем не поможет. Засосет тебя в один миг, и не останется ничего, ничего...
Павка приложил руку к глазам и поглядел еще раз на остров. Вдруг он нахмурился. На острове кто-то копошился. Какая-то шлюпка пристала к желтой песчаной отмели. Из шлюпки выскочили какие-то люди — отсюда они казались игрушечными фигурками — и стали вытаскивать шлюпку на берег.
— На нашем острове? Городовики? Опять?
Павка терпеть не мог городских мальчишек. Еще бы!
У портовиков отцы и братья — настоящие матросы и плавают на настоящих боевых кораблях, а у городских отцы — рыбники, колбасники и лабазники. Предводитель городовиков хвастливо называет себя «Сюркуфом, грозой морей», — а ведь это попросту Исайка Ионкин, сын толстого кабатчика Ионкина. Тоже Сюркуф нашелся! И вот теперь эти сухопутные крысы осмелились высадиться на острове пиратов. Ну нет, городовикам это так не пройдет!
Не разбирая дороги, Павка побежал с сопки к реке. Камни прыгали у него из-под ног и катились с грохотом. Острые ветки багульника хлестали мальчика по лицу. Толстый пень сунулся под ноги и больно ударил по коленке. Павка сбежал к корабельной пристани, повернул влево, перелез через забор, побежал над самой рекой, спотыкаясь о кочки, и наконец добрался до сторожки баканщика, возле которой ждали его друзья-портовики, храбрые амурские пираты, — многие из них в отцовских старых бушлатах и огромных отцовских заплатанных штиблетах.
— Где баркас? — спросил Павка.
Его лучший друг Нос-Курнос показал на ветхий баркас, на котором наверняка рыбалили еще деды. Краска с баркаса давно сползла и облупилась, а на носу его было написано облезлым золотом: «Ласточка».
— Вперед! В поход! — крикнул Павка.
— В поход! — подхватил Рыжик, быстроглазый, с облупившимся носом.
Ребята наперегонки побежали к баркасу.
«Ласточка» с трудом отвалила от берега.
Павка стоял на корме по-матросски, широко расставив ноги. Черный бушлат был небрежно накинут на плечи.
— Правая греби, левая табань! — крикнул Павка звонким голосом, и гребцы хором ответили: «Есть, капитан!» Баркас, переваливаясь с борта на борт, вышел на середину реки.
— Флаг до места! — скомандовал Павка, и на мачту взвился флаг неопределенного цвета, потрепанный, взлохмаченный, не раз побывавший в отчаянных схватках. Шершавой, загорелой рукой Павка схватил висевшую у него на груди серебряную дудку и поднес дудку к губам. Щеки его надулись, словно два пузыря. Дудка залилась соловьем.
— В оба глядеть! — крикнул Павка.
— Есть в оба глядеть! — ответили гребцы.
Мальчики гребли изо всей силы. Ветер рвал парус, сделанный из потертого матросского одеяла.
Павка чувствовал себя настоящим командиром большого корабля, настоящим капитаном.
— Городовики на острове! — сказал Павка. — Держись, ребята, не поддавайся!
Гребцы приналегли на весла, и неуклюжий баркас рванулся вперед, как подстегнутый кнутом старый конь.
Вдали на острове закопошились черные фигурки. Они столкнули на воду красивую голубую шлюпку, вскочили в нее и отчалили от берега. «Сюркуф, гроза морей», в таком же черном картузе, какие носили все лавочники города, в гороховом пиджаке и в серых штанах, отчаянно кричал, подгоняя своих пиратов. Пираты старались изо всех сил, их шлюпка уходила от Павкиного баркаса.
Павка оглядел своих гребцов. Они гребли не переставая. Им некогда было вытереть вспотевшие лица. Баркас был тяжелый, неповоротливый, а шлюпка городских легко скользила по речной глади.
Павка ясно видел теперь лицо Исайки, его рыбьи белые глаза и шрам через всю правую щеку, полученный в одной из жестоких схваток. Исайка смеялся над портовиками.
С пиратской голубой шлюпки показали конец веревки, что значило: предлагаем взять на буксир. Павка знал, что на море нет более жестокой обиды. Пираты за такую обиду расплачивались кровью.
Павка не выдержал и закричал:
— Все равно догоним!
— Пару нехватит! — донеслось с пиратской шлюпки.
— Всех до одного перетопим! — закричал Павка.
— Корыто развалится! — донеслось издалека.
— Руки-ноги повыдергаем, головы оторвем! — в сердцах крикнул Павка.
Он видел, что тяжелому, неуклюжему баркасу, хоть и зовется он «Ласточкой», не угнаться за легкой на ходу шлюпкой.
— Ау! — еле-еле донеслось до портовиков. Шлюпка была совсем далеко.
— Левая греби, правая табань! — скомандовал Павка, и баркас медленно развернулся носом к острову.
Шлюпка городских совсем скрылась из виду, когда портовики подгребли к острову.
Баркас ткнулся тупым носом в песок.
— Трап спустить! — скомандовал Павка, хотя никакого трапа не было на баркасе. Это значило, что портовики могут сходить на берег. Они стали прыгать в воду. Баркас накренился и зачерпнул воды.
— Легче, легче, вы! — крикнул Павка, чуть не свалившись в реку.
И в эту минуту он увидел на дне своего баркаса в ногах у гребцов белокурую девчонку. Это было так неожиданно, что Павка подумал, не заснул ли он. Но нет! Самая настоящая живая девчонка, мокрая с ног до головы, сидела в шлюпке и таращила на Павку синие круглые глаза! Глашка! Она!!
— Ты как сюда попала? — сердито закричал Павка.
— Она, наверное, в ящике для канатов спряталась, — объяснил Нос-Курнос. — Ишь ты, как ее водой окатило.
— Ну и приставала же ты! — выругался Павка. — Никак от тебя не отвязаться.
Глаша легко спрыгнула на песок. Она подождала, пока мальчики вытащили на берег баркас, и подошла к Павке.
— Ну чего тебе надо? — спросил Павка девочку.
— Я тоже хочу стать пиратом, — сказала Глаша. — Мне одной скучно.
— Ты — пиратом? — расхохотался Павка. — Девчонки пиратами не бывают. Тебе — сидеть дома и форменки стирать. Ну чего уставилась? Мешаешь! Убирайся! — И, отвернувшись от Глашки, он приказал:
— Вычерпывай воду из баркаса.
Мальчики стали вычерпывать ковшиком воду.
— Глашку оставить на острове, — сказал Павка.
— Есть Глашку оставить на острове, — ответил Нос-Курнос, исполнявший обязанности помощника капитана.
— Ты еще поговори, — сказала Глаша. — Попробуй оставить — ухо откушу.
— Разве это девчонка? Это чорт! — пробурчал Нос-Курнос, отходя подальше от Глаши.
Павка решил не разговаривать с Глашей.
Он подошел к мальчикам, продолжавшим вычерпывать воду из баркаса, и приказал одному из них посторожить «Ласточку».
— Пошли в шалаш, — сказал Павка остальным, и они пошли.
Мальчики взбирались по откосу на четвереньках, пробиваясь через колючие кусты. Наконец они добрались до вершины. Павка раздвинул кусты и выглянул. Солнце заливало светом полянку и стоявший тут рыбачий шалаш. Шалаш считался пиратской штаб-квартирой. Вокруг шалаша было множество ям: это мальчики искали таинственные клады. Павка первым подошел к шалашу и поднял рогожу, закрывавшую вход. Вдруг он что-то пробормотал и отступил на несколько шагов. Из шалаша вылез коротконогий солдат в желтом мундире.
В руках у солдата была винтовка с широким штыком, блеснувшим на солнце. Солдат сказал мальчикам:
— Ваша уходи-уходи.
Мальчики переглянулись. Они ничего не понимали. Как мог очутиться на их острове этот странный солдат? Они стояли, переступая с ноги на ногу. Тогда солдат взял винтовку наперевес.
— Ваша уходи-уходи, — повторил он.
— А ну, ребята, айда все к баркасу! — сказал Павка тихо.