20 Фиванцы также были в страхе:140 их пугала необходимость воевать один на один с лакедемонянами. Чтобы не попасть в такое положение, они прибегли к следующей хитрости: феспийского гармоста Сфодрия они убедили — как подозревали, путем подкупа — вторгнуться в Аттику, дабы тем побудить афинян открыть военные действия против лакедемонян. Вняв их просьбам, Сфодрий сделал вид, будто хочет захватить Пирей, который не имел городских ворот141 и был открыт для нападения. Он велел воинам поужинать ранее обыкновенного и повел их из Феспий, утверждая, что до наступления дня они прибудут в Пирей. Рассвет застал 21 войско во Фрии142. Сфодрий не принял никаких мер для того, чтобы не быть замеченным, но, наоборот, уклоняясь от пути, захватывал скот и грабил дома. Некоторые из встретившихся с войском ночью бежали в город и сообщили афинянам, что к ним приближается очень большое войско. Все афиняне — гоплиты и всадники — быстро вооружились и охраняли город от нападения. В это время в Афинах как раз 22 находились лакедемонские послы Этимокл, Аристолох и Окилл; они остановились у лакедемонского проксена143, Каллия. По получении указанного известия они были арестованы и заключены под стражу по подозрению в соучастии. Они были крайне поражены случившимся и говорили в свое оправдание, что не могли же они быть такими глупцами, чтобы находиться в городе, зная о том, что Пирей должен быть сейчас же захвачен, и отдать себя в руки афинянам, да притом же еще остановиться у проксена, где их легче всего найти. Скоро, говорили они, афинянам станет ясно также и то, 23 что нападение было совершено без ведома Лакедемонского государства; афиняне, заявляли они, без всякого сомнения скоро узнают о казни Сфодрия по приговору лакедемонян. Афиняне признали, что они не были посвящены в замысел 24 Сфодрия, и выпустили их из заключения. Эфоры вызвали Сфодрия в Лакедемон и привлекли к суду по обвинению в преступлении, караемом смертной казнью. Из страха Сфодрий не явился на суд, однако же был оправдан заочно. Многие лакедемоняне считали этот процесс самым несправедливым из всех, которые велись в Лакедемоне. Случилось же так по следующей причине.
У Сфодрия был сын Клеоним, только что вышедший из 25 детского возраста, самый красивый и самый выдающийся из всех своих сверстников. К нему пылал страстью сын Агесилая, Архидам. Приверженцы Клеомброта, к партии которых принадлежал и Сфодрий, стояли за его оправдание, но они боялись Агесилая и его приверженцев, а также и нейтральной партии, по мнению которых Сфодрий совершил ужасное преступление. При таких обстоятельствах Сфодрий ска-26 зал Клеониму: «Сын мой, от тебя зависит спасение твоего отца: для этого ты должен попросить Архидама, чтобы он склонил Агесилая быть снисходительным ко мне на суде».
Услышав об этом, Клеоним решился пойти к Архидаму и 27 умолял его быть спасителем отца. Увидя, что Клеоним рыдает, Архидам подошел к нему и заплакал также, но, узнав, о чем он просит, ответил: «Клеоним, да будет тебе известно, что я не решаюсь даже взглянуть прямо в лицо моему отцу; когда же я желаю добиться чего-нибудь в государственных делах, я скорее решусь попросить кого угодно другого, нежели отца. Но раз просишь ты, то будь уверен, что я приложу 28 все усилия и сделаю это для тебя». После этого разговора
Архидам пошел из общей столовой домой и лег спать, а на следующее утро он, встав, стал поджидать выхода отца, чтобы тот не мог уйти незаметно от него. Увидев, что отец встал, он переждал, пока тот переговорит со всеми гражданами, имевшими до него дело, а также и с иностранцами; он даже уступил очередь всем слугам, пришедшим с разными нуждами. Наконец Агесилай, пройдя до Еврота и вернувшись назад, вошел к себе в дом, и Архидам ушел ни с чем, не решившись подойти к отцу. То же произошло и на следующий день. Агесилай догадывался, с какой целью сын бродил во-29 круг него; однако же он не задавал ему никаких вопросов и ждал, что будет дальше. Архидам же, само собой разумеется, страстно жаждал свидания с Клеонимом, но он не решался встретиться с ним, не поговорив с отцом о том, о чем тот просил его. Приверженцы Сфодрия, видя, что Архидам перестал посещать Клеонима, тогда как прежде он бывал у него очень часто, были в большом страхе, думая, что Агесилай сурово отказал сыну. Наконец Архидам решился, подошел к отцу и сказал ему: «Отец, Клеоним обратился ко мне с прось-30 бой, чтобы я просил тебя спасти его отца. Умоляю тебя об этом, если только это возможно». Агесилай ответил на это: «В твоих устах такая просьба простительна; однако как бы государство могло простить меня, если бы я признал невинным человека, который ради собственного обогащения действовал во вред отечеству, — этого я не могу себе представить». Пораженный справедливостью этих слов Архидам в тот раз не прибавил более ни слова к своей просьбе и удалил-31 ся. Но некоторое время спустя он — по собственному замыслу или по наущению других — снова подошел к отцу и сказал ему: «Я знаю, что, если бы Сфодрий был невинен, ты бы оправдал его и без моей просьбы. Ныне же, когда он кое в чем прегрешил, прости его ради меня». Отец ответил: «Если это не ляжет пятном на мою честь — я сделаю это». Услышав это, сын удалился, потеряв всякую надежду на успех своего ходатайства. Кто-то из друзей Сфодрия в разговоре с Эти-32 моклом144 заметил: «Я знаю, что все вы, сторонники Агесилая, будете голосовать за казнь Сфодрия»145. Этимокл ответил на это: «Клянусь Зевсом, это не так, мы будем поступать так же, как сам Агесилай, а он в разговорах со всеми всегда держится того мнения, что считать Сфодрия не совершившим преступления нельзя; однако же тяжело предать смертной казни человека, который держал себя как настоящий спартиат и в детстве, и в отрочестве, и в юности; именно в таких воинах нуждается Спарта». Этот разговор был передан Клеониму. Последний, обрадовавшись, немедленно отпра-33 вился к Архидаму и сказал: «Нам уже известно, что ты принял участие в нашей судьбе. Будь же уверен, Архидам, что мы приложили все старания, чтобы тебе никогда не пришлось стыдиться нашей дружбы». Он не солгал: в течение всей своей жизни он делал все, что считается доблестным в Спарте; в битве при Левктре он, находясь перед царем, сражался рядом с полемархом Диноном: трижды его сбивали с ног, и он опять подымался, пока не погиб первым из граждан, окруженный со всех сторон неприятелем. Этим он причинил ужасное горе Архидаму, но сдержал свое обещание и не посрамил их дружбы, а наоборот возвеличил ее. Таким способом Сфодрию удалось добиться оправдания.
Между тем друзья беотийцев в Афинах воспользовались 34 этим и указывали афинянам, что лакедемоняне не только не наказали Сфодрия за его злоумышление против Афин, но еще и похвалили. Тогда афиняне снабдили Пирей городскими воротами, стали строить корабли и оказывали беотийцам ревностную поддержку146. Лакедемоняне в ответ на это объ-35 явили поход на фиванцев и, считая, что Агесилай более предусмотрительный полководец, нежели Клеомброт, просили его принять на себя начальствование в походе. Он ответил, что никогда не станет противоречить желанию всех граждан, и стал готовиться к отправлению. Агесилай понимал, что 36 если не удастся заранее занять высоты Киферона, то не легко будет вторгнуться в Фиванскую область. Уж до этого он, узнав, что клиторийцы и орхоменцы147 во враждебных отношениях между собой и содержат на случай взаимной войны наемные войска, заключил с ними соглашение, что в случае 37 нужды эти наемные войска присоединятся к его войску. После того как диабатерии148 дали хорошие предзнаменования, он выступил149 и по пути в Тегею отправил вперед гонцов к начальнику клиторийских наемников; Агесилай выдал им вперед жалованье за месяц и приказал заранее занять высоты Киферона. Орхоменцам он приказал прекратить военные действия на все время похода: по постановлению союзников, если один из союзных городов нападет на другой в то время, как его войско находится в заграничном походе, союзному войску надлежит первым делом обрушиться на этот город.
38 Перевалив через Киферон, он устроил базу в Феспиях150 и оттуда нападал на Фиванскую область. Вся равнина, где находились наиболее ценные участки земли, оказалась обнесенной вокруг рвом и частоколом. Агесилай переносил лагерь с одного места на другое, выступал с войском тотчас после завтрака и опустошал ту часть страны, которая лежала между ним и рвом с частоколом. Как только показывался Агесилай, внутри заграждения появлялись и противники, готовые к 39 обороне. Когда однажды Агесилай с войском уже возвращался в лагерь, фиванские всадники, до тех пор никем не замеченные, внезапно выступили из специально проделанных выходов в ограде и напали на пелтас гов, возвращающихся и готовящихся к ужину, и на всадников, частью еще не успевших сесть на коней, частью уже садившихся. Фиванские всадники перебили при этом очень много пелтастов, а из всадников — спартиатов Клея и Эпикидида, одного периэка — Евдика и кое-кого из фиванских изгнанников, еще не 40 успевших сесть на коней. Тогда Агесилай, повернув фронт, пришел им на помощь с гоплитами: конница выступила против вражеских всадников; ее сопровождали бегом гоплиты десяти младших призывных возрастов. Фиванские всадники при этом производили такое впечатление, как будто бы они в полдень подвыпили: правда, они стойко выдерживали натиск до тех пор, пока не выпустили всех дротиков, однако же ни один из них не попал в цель. После этого они повернули тыл, потеряв при отступлении двенадцать человек, несмотря на то что они находились на значительном расстоя-41 нии от противника. Агесилай, заметив, что и враг, как и он сам, всегда выступает после завтрака, совершив жертвоприношение, выступил на рассвете с величайшей быстротой и, пользуясь отсутствием врага, проник внутрь ограды151. После этого он вырубил и выжег всю загороженную местность вплоть до города152. Затем он снова вернулся в Феспийскую область и обнес город стеной. Здесь он оставил гармостом Фебида, а сам снова перевалил через горы и прибыл в Мегары, где распустил союзные отряды, а сам с войском возвратился на родину.