[24] Синопа – колония Милета, основанная, согласно греческой традиции, в VIII в., была самым значительным греческим городом северного побережья Малой Азии. Обладая единственной на этом побережье вполне надежной и притом двойной гаванью и выгодным местоположением (из Синопы сравнительно нетрудно было пересечь Черное море и достичь прямым путем Крыма); этот морской путь был освоен греческими мореходами еще в первой половине IV в., она сосредоточила в своих руках значительную часть морской торговли на Черном море. С целью наиболее эффективной эксплуатации местного причерноморского населения и природных богатств его областей она основала ряд колоний на Черноморском побережье (Котиора, Керасунт, Трапезунт) и, как видно из «Анабасиса» (см. текст, V, V, 10), находилась с ними в необычных для античных метрополий и колоний отношениях. Тогда как греческие колонии обычно сохраняли со своей метрополией лишь религиозную связь и были в остальном совершенно самостоятельны, Синопа получала от своих колоний ежегодную дань, посылала туда своих наместников, за что и охраняла эти сравнительно слабые города от нападений извне.
[25] Вождь пафлагонцев. Так как в войске Кира находился отряд из 1000 пафлагонских всадников (см. текст, I, VIII, 5), то, по-видимому, Корила был на стороне претендента на престол и, как видно из дальнейшего изложения Ксенофонта (см. текст, V, VI, 8), не выполнял повелений Артаксеркса.
[26] Общераспространенное значение этого термина – наместник, или военный комиссар, направляемый Спартой в греческие города для общего за ними надзора и охраны ее интересов. Однако Ксенофонт неоднократно употребляет этот термин для обозначения управителей или наместников, назначаемых и другими городами (например, Афинами или Фивами, см.: Греческая история, IV, 8, 8; VII, 1, 43). Поэтому в данном месте текста несомненно имеется в виду управитель, назначенный Синопой в Котиору. Упоминаемые в дальнейшем изложении гармосты являются подлинными спартанскими наместниками.
[27] Гераклея Понтийская – один из крупных греческих городов южного Причерноморья, находившийся в Ахерузийском заливе на месте современного города Эрегли. Колония Мегары Гераклея, в свою очередь, основала на северном берегу Черного моря колонию Херсонес (близ Севастополя) и на западном берегу – Каллатий.
[28] Золотая монета города Кизика, равная 1,5 дарика.
[29] Это было в 416 г., во время Пелопоннесской войны (см.: Фукидид, VIII, 8, 39, 61, 62, 80).
[30] Народность в Колхиде.
[31] См. текст, V, VII, 13–17. Агораном – смотритель рынка.
[32] Борей – северный ветер; Нот – южный ветер.
[33] Личность посла считалась у греков священной и неприкосновенной.
[34] У эллинов послы, отправлявшиеся для переговоров к врагам, снабжались отличительным знаком – коротким, обвитым изображениями двух змей жезлом. Бог Гермес – посланник богов – всегда изображался с подобным жезлом (карикеем).
[35] Согласно верованиям древних греков, преступления и проступки, нарушающие божеские и человеческие законы, оскверняли совершившего их человека, который вследствие этого становился «нечистым» и неспособным общаться с богами и «чистыми» людьми. Для того чтобы освободиться от скверны, ему прежде всего надлежало «очиститься». Обряды очищения были весьма разнообразны. Одним из распространенных обрядов, помимо омовения, было жертвоприношение с последующим окроплением лиц, подлежащих очищению, кровью жертвы.
[36] Искаженное место в рукописи.
[37] Начальник гребцов давал сигнал к началу и концу гребли и наблюдал за ее темпом, находясь на носу корабля.
[38] У греков голосование происходило при помощи камешков или глиняных черепков, опускаемых в урны.
Книга VI
Глава I
(1) С этих пор во время своего пребывания в этих местах одна часть эллинов жила рынком, а другая совершала набеги в Пафлагонию. А пафлагонцы, в свою очередь, очень часто нападали на отдельных бродивших вдали от стана солдат и пытались по ночам беспокоить солдат, живущих в отдалении от лагеря. (2) Поэтому отношения между эллинами и пафлагонцами стали крайне враждебными. А Корила, который тогда был главой пафлагонцев, направил к эллинам послов с конями и прекрасными одеждами, и те заявили, что Корила готов не нападать на эллинов, с тем чтобы и эллины не нападали на пафлагонцев. (3) Стратеги ответили, что об этом они будут совещаться с войском, и тем временем приняли послов как своих гостей, пригласив также и других лиц, по их мнению, наиболее этого достойных.
(4) Принеся в жертву захваченных у неприятеля волов и другой скот, они задали роскошный пир, возлежали на походных клинах[1] и пили из роговых чаш, какие были в употреблении в той стране. (5) После возлияния и пения пэана первыми выступили фракийцы и стали плясать с оружием в руках под звуки флейт, причем они высоко и легко подпрыгивали и махали при этом кинжалами. В конце концов один из них поразил другого, и всем показалось, что тот убит: он упал с большим искусством. Пафлагонцы подняли крик. (6) Победитель снял оружие с побежденного и удалился, распевая «ситалку» [2], а другие фракийцы вынесли павшего замертво; на самом же деле он нисколько не пострадал. (7) После этого выступили энианы и магнеты[3] и стали плясать так называемый карпейский вооруженный танец[4]. (8) Танец этот заключается в том, что один из пляшущих кладет около себя оружие и затем начинает сеять и пахать, все время оглядываясь, будто он чего-то опасается. А между тем подкрадывается разбойник. Заметив его, первый хватается за оружие, идет ему навстречу и сражается с ним из-за волов. Они исполняли это в такт под звуки флейты. В конце концов разбойник связал пахаря и увел его вместе с волами; иногда же пахарь связывает разбойника, и в таком случае он впрягает последнего вместе с волами и погоняет его, связав ему руки на спине. (9) Затем выступил мисиец с плетеным щитом в каждой руке и стал плясать, то изображая битву с двумя противниками, то действуя обоими щитами против одного врага; он кружился и прыгал со щитами в руках, и зрелище это было очень красиво. (10) Под конец он плясал персидский танец, ударяя щитами друг о друга, приседая и вновь поднимаясь[5], и все это он выполнял в такт под звуки флейты. (11) После него выступили мантинейцы и другие аркадяне в прекрасном вооружении. Они шествовали в такт военного марша под звуки флейты, пели пэан и танцевали, как это делается на священных просодах[6]. Зрители-пафлагонцы очень удивлялись тому, что все эти танцы исполняются с оружием в руках. (12) Тогда мисиец, заметив их удивление, с согласия одного аркадянина, у которого была танцовщица, привел ее, одев как можно лучше и дав ей легкий щит. Она прекрасно протанцевала танец «пиррихий» [7]. (13) Тут раздались громкие рукоплескания, и пафлагонцы спросили, уж не сражаются ли у эллинов вместе с мужчинами и женщины. Эллины ответили, что вот эти самые женщины и пригнали царя из лагеря. Так закончилась эта ночь.
(14) На следующий день стратеги привели послов к войску, и солдаты постановили не причинять друг другу зла. Затем послы удалились. А эллины, видя, что судов как будто достаточно, взошли на корабли и плыли в течение целого дня и одной ночи при попутном ветре, имея Пафлагонию по левую руку. (15) На следующий день они прибыли в Синопу и бросили якорь в Армене Синопской. Синопцы живут в стране пафлагонцев, а сами они милетские колонисты. Они послали эллинам подарки в знак гостеприимства: 3000 медимнов ячменя и 1500 керамий вина[8].
(16) Сюда же прибыл и Хирисоф с триэрами. Солдаты предполагали, что он привезет им что-нибудь с собой, но он ничего не привез, а только объявил, что наварх Анаксибий и другие хвалят их и Анаксибий обещает им плату, когда они покинут Понт. (17) В Армене солдаты пробыли пять дней.
Так как они знали, что Эллада теперь близка, то им больше чем когда бы то ни было захотелось вернуться домой не с пустыми руками. (18) И потому они пришли к мысли выбрать одного вождя, полагая, что единый вождь сумеет с лучшими результатами управлять войском и в дневных, и в ночных боях, чем это возможно при наличии многовластья; при таких условиях скорее можно соблюсти тайну, если в этом встретится необходимость; а если понадобится действовать быстро, то вождь не станет медлить из-за совещании с другими начальниками и выполняться будет приказ одного лица. А в прежнее время стратеги всегда действовали по решению, принятому большинством голосов.
(19) Рассудив таким образом, они обратились к Ксенофонту. Лохаги пришли к нему, изложили мнение войска, и каждый из них выказывал ему свое расположение и убеждал принять власть. (20) А Ксенофонт, с одной стороны, был не прочь принять командование, полагая, что тем самым он добьется большего почета среди друзей, имя его получит больше блеска в его родном городе и, может быть, ему удастся принести какую-нибудь пользу войску. (21) Подобные соображения побуждали его стремиться к единоличной власти. Но, с другой стороны, когда он размышлял о будущем, таящем в себе неизвестность, и о проистекающей отсюда опасности потерять уже заслуженную славу, он начинал колебаться.
(22) Оставаясь, таким образом, в нерешительности, он счел за лучшее снестись с богами. Приведя к алтарю двух жертвенных животных, он принес жертву Зевсу-царю, который еще в Дельфах был указан ему в качестве руководителя. Он считал, что тот сон, который он видел, когда начал принимать участие в совместных заботах о войске, был послан ему этим богом, (23) и затем он вспомнил, как при его выезде из Эфеса с целью представиться Киру по правую руку от него закричал орел[9] – орел, сидевший на месте, – по поводу чего сопровождавший его прорицатель сказал, что это великое, а не простое знамение, так как оно предсказывает славу, но в то же время и тяжелые труды: ведь птицы чаще всего нападают на орла, когда тот сидит; в то же время это знамение не обещает богатства, так как орел по большей части находит себе пищу на лету.