Анабиоз. Марш мародеров — страница 19 из 50

— Момент! — татарин радуется возможности проявить себя.

Он вообще не любит бездействия. Скрючившись в три погибели, Хал разворачивается и несколько раз бьет локтем в синеватое стекло.

— Беспонтово! Оно бронебойное что ли, блин?

— Откуда тут бронебойные стекла? — резонно удивляется Ник. — Надо ногой попробовать. Эн, подержи меня.

Цепляясь пальцами за узкие выступы металлической рамы, Ник поднимается на ноги — Эн хватается за его штанину — и со всей силы, на какую только способен, наносит удар тяжелым резиновым сапогом в стекло.

С тем же успехом можно пинать кирпичную стену.

— На совесть строили, — досадует Ник.

— Ага. — Хал достает из-за пазухи свой кухонный нож, смотрится в широкое нержавеющее лезвие, как в зеркало и начинает ковырять резинку уплотнителя стеклопакета.

— Бесполезно, — машет рукой Ник. — Так мы внутрь не попадем. Пошли по карнизу до конца. Вон до того полукруглого выступа, там вроде тоже окна, только другие, повыше.

— А может, просто подождем? — предлагает Эн. — Они погавкают и уйдут. И всё, эксо-эксо, Кэнди.

— Когда, ночью? Мы к тому времени окоченеем тут. Простудимся.

— Кашлять будем, блин, — смеется Хал.

— Зря веселишься, — осаждает его Ник. — Сами же знаете — болеть сейчас нельзя. Врачей нет, лекарств тоже нет. Сдохнем — и вся недолга.

Проползая по карнизу к центральной части фасада здания, они совсем уже отчаиваются, но тут судьба делает им царский подарок: Хал натыкается на приоткрытое окно. Он первым и вваливается внутрь одного из помещений Центра. Собачий лай на улице сразу стихает — умные псы понимают, что всё, двуногие окончательно ускользнули от них.

Комната, в которую попадают друзья — обычный офис. Столы, стулья на колесиках, просевший шкаф с папками, пыльные компьютеры, календарь с улыбающейся Аленой Тим, чемпионкой страны по художественной гимнастике, на стене.

— Июль 2016 года, — смахнув пыль и паутину, читает Ник и грустно произносит: — Знать бы, какой год сейчас…

Эн, застыв у большого монитора, рисует пальцем на пыльном экране сердечки и звездочки.

— Айда инде[22], пошли! — приоткрыв дверь в коридор, зовет Хал. — А то вдруг они стадик окружат.

— Значит, чтобы сделать луки, нам нужно…

— Палки кривые, ветки там, гнучие такие. — Хал делает руками волнообразные движения.

— Нет, — с неудовольствием посмотрев на парня, качает головой Ник. — Нужен капроновый шнур. Не очень толстый, миллиметра три. Такой бывает в хозяйственных магазинах. Хал, где тут есть хозтовары?

— Здесь вообще нету. На Зорге есть, это Горки.

— Далеко?

— Не очень.

— Ник, а оперение? — подает голос Эн.

— Обойдемся, нам на дальние дистанции не стрелять. Стрелы будут простые, колышки. Ну, десяток можно сделать, конечно, по уму. Там, в офисе, где календарь был, я папки видел пластиковые. Из обложек нарежем.

— Шнур, папки, — ворчит Хал. — А луки-то из чего делать?

— Из веток, ты правильно сказал. — Ник повторяет руками движения, которые делал татарин. — Орешник подойдет, но на худой конец и клен сгодиться. Луки будем делать ассиметричные, как у японских самураев — они мощнее. Ветки мы найдем, это ерунда. Главное — шнур для тетивы. У таких самоделок тетива — самая главная вещь.

— Я б еще копье сделал. — Хал достает свой нож, вертит в руках. — Примотать веревкой к палке — и хабах!

— Сделаем, сделаем, если нужно будет, — кивает Ник. — Веди давай на это свое Зорге.

Очередной поход по мертвому городу поначалу не сулит никаких неожиданностей. Дождь стихает, выглядывает солнце. Мокрые листья, трава, лужи на дорогах — все блестит, отовсюду, слепя глаза, прыгают солнечные зайчики.

— Хорошо как. — Эн с наслаждением вдыхает чистый после дождя воздух, напоенный лесными ароматами. — Как будто всё, как раньше, как будто и не было ничего.

— Было. — Хал мрачно указывает на очередной закопченный дом, панельную пятиэтажку, выглядывающую из-за деревьев. — Тут Старые Горки, район такой, блин. У меня тут телка… бикса… девушка жила. Вон в том доме, который черный.

Эн тоже мрачнеет, и всю дорогу до улицы Рихарда Зорге молчит.

С Танковой улицы друзья сворачивают на улицу Братьев Касимовых, обходят, продравшись через мокрую рощу американского клена, развалины длинной многоэтажки. Она не просто сгорела, как многие другие — судя по всему, тут произошел сильный взрыв. От большого жилого дома осталась лишь часть стены с оконными проемами, торчащая из заросшей шиповником груды обломков наподобие обглоданной кости.

Хал, руководствуясь ему одному ведомыми приметами, ведет Ника и Эн дворами, по внутриквартальным проездам, периодически отпуская короткие комментарии:

— В том доме пацан знакомый жил, Генка Трубач. Он траву курил, в трубку забивал специальную, блин. Вот тут у нас махач был с горкинскими. Там колледж, дискотеки делали. Мне башку монтажкой разбили, козлы.

— Долго еще? — не выдерживает этого экскурса в богатую событиями, но довольно однообразную жизнь Хала Ник.

— Почти пришли. Сейчас мимо ларьков пройдем — и налево.

Ларьки, вернее, то, что от них осталось — красные каркасы и груды битого стекла вперемешку с мусором, — друзья проходят в гробовой тишине. Свернув с улицы во дворы, они видят на стене хорошо сохранившейся кирпичной девятиэтажки знакомый символ — круг и буквы: АК.

— Здесь люди есть, — принюхавшись, сообщает Хал. — Дымом пахнет, блин. И вон, смотрите!

Он указывает на длинные глинистые валы, нанесенные дождевыми ручьями поперек дороги. Мягкая глина хранит глубокие отпечатки человеческих ног, в которых стоят мутные лужицы. Друзья подходят, останавливаются.

— Трое в обуви шли. И двое босиком, — говорит Ник.

— С фига ли они босые-то? — удивляется Хал и тут же сам отвечает на свой вопрос: — Разули, наверное. О, зырьте, а тут один босой упал! Похоже на вмятину от тела!

Оплывшая вмятина в глине действительно напоминает по форме человеческое тело.

— Причем от женского. И голого, — подает голос Эн.

— А отпечатков рук не видно, блин. — Хал вертит головой. — Чё она, пьяная, что ли, была — мордой в грязь падать?

— Связанная, — тихо говорит Ник. — Здесь трое мужчин провели двух босых женщин. Одна из женщин была без одежды и со связанными руками.

Эн испугано ойкает.

— Кремлевские, — убежденно произносит Хал и зло матерится.

— Если что — сразу бежим, — предупреждает друзей Ник. — Нам с этими аковцами пересекаться ни к чему.

Однако его опасения оказываются напрасными — до самого магазина путникам не встречается ни единой живой души. А вот в самом магазине, называвшимся, судя по сохранившимся на фронтоне буквам «Мастер на все руки», их ждет сюрприз: он оказывается обитаем. Большие витринные окна забиты досками, кусками мебели, завешаны полотнищами автомобильных тентов. Вместо двери проход загораживает железный шкаф. Вкусно пахнет мясом: то ли разогретой тушенкой, то ли супом. Внутри — тихо. Ник поднимается по замусоренным ступенькам и стучит по металлической поверхности костяшкам пальцев.

— Тук-тук! Кто в теремочке живет?

— Чего надо? — сердито отвечает из глубины магазина недовольный мужской голос.

— Шнур капроновый, гвоздей, лески, топор бы еще хорошо и пассатижи, — не смущаясь, перечисляет Ник.

В магазине хохочут, причем ясно слышно, что обитателей «Мастера на все руки» явно больше, чем один.

Доносится шарканье шагов, грохочет отодвигаемый шкаф и на пороге возникает мужик лет тридцати пяти, небритый, опухший, с налитыми кровью глазами. От него несет застарелым потом и псиной. Одет он, тем не менее, в чистый спортивный костюм, на ногах — резиновые шлепанцы. В руках житель и, видимо, хозяин магазина сжимает кусок водопроводной трубы с навинченной на него массивной переходной муфтой. Таким оружием при желании можно размозжить голову любому незваному гостю.

Ник отступает на несколько шагов. Хал и Эн придвигаются к нему. Рука татарина исчезает под курткой, сжимает рукоять ножа.

Некоторое время на крыльце стоит тишина — мужик разглядывает пришельцев, с трудом ворочая выпученными глазами.

— Откуда? — интересуется он наконец, дохнув многодневным перегаром.

— Из Цирка, — отвечает Хал и опускается на корточки.

— Под кем сидите?

— Под Асланом. А ты?

— Тоже. Кремлевская крыша, — со вздохом отвечает мужик и принимает точно такую же позу, что и Хал. — Что дать можете?

Ник облегченно выдыхает — вроде пронесло, драки не будет, начинается разумное толковище.

— А чё надо? — спрашивает Хал.

— Девку. — Мужик тычет дрожащим грязным пальцем в Эн. — На час. Нас трое, все путем будет. За это получите шнур — два мотка, ведро гвоздей, лески катушку и топор. Водка нужна? У нас есть. Три бутылки дам, но это будет полтора часа. Идет?

Эн возмущенно набирает в грудь воздуха, готовясь выпалить что-то очень гневное и злое, но Ник, уверенный, что Хал сейчас даст достойный отпор хозяину магазина, обнимает ее за плечи и шепчет в розовое ушко, украшенное серебряной сережкой-звездочкой:

— Молчи!

— Давно бухаете? — словно и не слыша предложения мужика, лениво осведомляется Хал.

— Неделю, — мычит мужик. — Ё-ё, надо завязывать. Ну, что, вы согласны? Если нет — валите к бебеной маме, я спать хочу!

Эн открывает рот, чтобы послать похмельного сластолюбца по уже озвученному адресу, но ее опережает Хал. Спокойно кивнув, он говорит:

— Согласны. Пошли внутрь, товар покажешь.

И не дожидаясь ответа, поднимается. Мужик хмыкает и тоже встает.

— Ну, пошли.

— Я никуда не пойду! — выкрикивает Эн. — Эксо-эксо, Кэнди.

Ник хмурится. Он ничего не понимает, так же, как и Эн. Самое время высказать Халу претензии по поводу его умении вести переговоры, но тут татарин оглядывается и хитро подмигивает своим спутникам — мол, все будет нормально.

В торговом зале магазина царит полумрак. Разгромленные прилавки сдвинуты в дальний угол, а прямо напротив входа друзья видят чугунную печку-буржуйку, на которой аппетитно побулькивает в большом дюралевом котле-тагане какое-то мясное варево. За печкой, у дальней стены, громоздятся ящики и мешки.